Русские святыни

Глава 7

КРАСОТА

Как известно, "место религии в Японии в значительной мере занято культом красоты". [284] Академик В. М. Алексеев пишет в своих воспоминаниях о Китае: "Нет такого китайца, который не любил бы свой театр", [285] а поэтому когда он спрашивал китайского возчика: "Что поешь?" — улыбается и частенько называет какую-нибудь оперу. Это потрясает: я что-то никогда не слышал, чтобы наш русский мужичок пел арию Ивана Сусанина…". [286] Сравнения с Востоком показывают, что по части восприятия искусства и его значения для нас мы можем не оказаться, как пели когда-то, впереди планеты всей. Однако в современном евро- и даже американоцентристском мире приходится отсчет вести от западного восприятия мира.

Художественное восприятие мира для западного человека явно не принадлежит к числу первоочередных мотивов жизни. Можно сказать и так: Запад скорее Рим, нежели Греция и Византия. Так, в западно-католическом богослужении, как известно, нет икон, и уже это уменьшает возможности укрепления и усиления художественной стороны мировосприятия. Западно-католическое богослужение идет на непонятном для большинства латинском языке, и, следовательно, художественно-словесный и художественно-литературный ряды воздействия на прихожанина сотни и тысячи лет были исключены как форма эстетического воздействия и воспитания. У основателя официальной идеологии и философии католической церкви Фомы Аквинского в "Сумме теологии" в ликах бытия Божьего нет прекрасного, а есть единое, благое, истинное. Фома Аквинский полагает, что "красота тождественна с благом", но видит их различия в понятии: "Красота прибавляет к благу некую соотнесенность с познавательной способностью, и потому благом следует называть то, что просто удовлетворяет желание, а о красоте говорить там, где и самое восприятие предмета доставляет удовольствие".

Как видим, прекрасное у Фомы стоит не на первом месте в ряду высших ценностей, и, кроме того, связано и не разведено с познавательной способностью и удовольствием, а коли так, то эта позиция не исключает формалистического рационализма или рационалистического формализма и утилитаризма. Стоит вспомнить, что в доказательствах бытия Божьего по Фоме господствует формальный рационализм и полностью отсутствует эстетическое основание. Неотомисты лишь последние сто лет были вынуждены заговорить о красоте как важнейшем проявлении Божьего бытия.

Как выше упоминалось, в русле этого же мировоззрения стоит и тот факт, что лишь в XIV веке в Европе зафиксирован человек, для которого восприятие прекрасного стало реальным мотивом деятельности. Это Петрарка, который взошел на гору только для того, чтобы полюбоваться прекрасным видом.

И стоит вспомнить, что протестантские церкви усугубили это западное восприятие, рационализировав молитвенные дома и богослужения. Каждый, кто бывал в молитвенных домах сект западного происхождения, отмечал отсутствие икон, украшений, росписи на стенах, упрощенную архитектуру и т. д., и т. п., что резко обедняло художественную сторону жизни верующих. Позитивизм, прагматизм, утилитаризм, сциентизм, буржуазный рационализм и сегодня основательно сужают сферу прекрасного в жизни западного человека.

Писатель Дж. Оруэлл в своем очерке об англичанах неоднократно подчеркивает в качестве их основной черты "глухоту к прекрасному": "Обсуждая жилищную проблему Англии, средний человек даже и не берет в голову эстетический ее аспект. Не существует никакого мало-мальски широкого интереса к искусствам, не считая разве что музыки". [287] По его мнению, в Англии господствует почти "всеобщая глухота к эстетическим ценностям". [288]

Нас, русских, это может удивлять, и мы можем предположить, что Дж. Оруэлл слишком строго судит своих соплеменников. Однако его мнение поддерживает и Ч. П. Сноу в своих воспоминаниях о Л. М. Леонове, сравнивая западное и русское отношение к искусству. Л. М. Леонов рассказал о застолье у Сталина, на котором присутствовал А. М. Горький и еще несколько человек. Речь шла о литературе. Ч. П. Сноу пишет: "В леоновском рассказе, часто думал я с тех пор, кое-что необычно и непонятно. Для американского президента или британского премьер-министра было бы необычно, если не сказать большего, тратить время на то, что по сути было литературным обедом. Одно из множества любопытных обстоятельств, имеющих отношение к Сталину: он был куда более образован в литературном смысле, чем любой из современных ему государственных деятелей. В сравнении с ним Ллойд Джордж и Черчилль на диво плохо начитанные люди. Как, впрочем, и Рузвельт. Черчилль в унынии старости впервые в жизни раскрыл книги Джейн Остин и Троллопа. Сталин же — а в этом плане и все следовавшие за ним советские лидеры до сегодняшнего дня — изучал классическую литературу еще школьником. Западникам трудно представить, что, общаясь с советскими политиками и учеными, они попадают в общество, лучше образованное в литературном (но не в зрелищном) смысле, чем их собственное". [289] И далее Ч. П. Сноу добавляет: "Театральные вкусы Сталина были еще основательней". [290] "Сталин возложил на себя обязанности Верховного Литературного Критика". [291] "Подозреваю, он чувствовал, как никто на Западе чувствовать не способен, волшебную силу художественной литературы" (курсив мой. — Н. Б.). [292]

К сказанному стоит добавить, что преувеличений в этих словах нет. Ведь Черчилль числится и сегодня на Западе не только политиком, но и мастером литературы, автором целого ряда сочинений, получил Нобелевскую премию по литературе. И все же так и он "чувствовать не способен". Добавим, что Сталин был верховным оценщиком (и весьма профессиональным) не только литературы и театра, но и кино, музыки, скульптуры, архитектуры, изобразительного искусства, поэзии и даже карикатуры. Об этом сегодня существует масса свидетельств людей, которым можно доверять. Речь идет не о восхвалении Сталина. Этим в еще большей степени отличались и Ленин, и Плеханов. И это свойство не одних правящих большевиков.

Вспомним русских императоров, их отношение к музыке и картинам, архитектуре и скульптуре, театру, балету, литературе. Екатерина II, Николай I, Александр II могут быть описаны по отношению к искусству как «Сталины» своего времени. Например, Николай I и его отношения с Пушкиным и Жуковским, Гоголем и Глинкой, или Александр II и его отношения с А. К. Толстым и Н. Г. Чернышевским. Если Сталин добивается постановки "Дней Турбиных" М. А. Булгакова, то Николай I — «Ревизора» Гоголя. Вне такого отношения к искусству нет русской жизни, и правители старались этому соответствовать. Суть именно в этом. Если же у них не хватало собственных способностей и образования, то их старались «загримировать» под требуемое соответствие «трона» и русской жизни, примерно так, как это проделали с Л. И. Брежневым и его литературными сочинениями или с Ельциным и его опусами.

Дж. Оруэлл и Ч. П. Сноу правы — на Западе отношение к искусству отлично от нашего. Если приходится слышать от руководителя политического отдела британского посольства, т. е. от британской элиты, слова о том, что он Диккенса не читал, то у каждого русского, как и у автора этих строк, не может не возникнуть недоумения. А затем размышление приводит к выводу, что у них образование хуже, а не знают и не образовывают в этой части потому, что эта часть — искусство, отношение к прекрасному — не кажется им чем-то значительным и важным.