Воевода

Чтобы окончательно развеять все сомнения, Димитрий хотел было приказать, чтобы выбросили из Угличского собора останки мальчика, якобы поповского сына. Но Марфа, которая вроде бы действительно полюбила молодого царя как сына, вдруг превратилась в лютую тигрицу.

   — Только осмелься! — шипела она, выставив вперёд руки, — Ославлю так, что покатится твоя головушка!

Димитрий понял, что совершил непростительную ошибку, начал каяться, внешне они помирились, но Марфа больше никогда не была с ним сердечна. И опять слухи о самозванце поползли по столице...

   — Шуйский мутит воду! — жарко убеждал Димитрия Басманов.

—Доказательства есть?

   — Чует моё сердце, что корень зла в этой гадине!

Царь покачал головой:

   — Не верю! После того как я простил его и снова приблизил, он — верный столп нашему трону!

...В Польшу собирали царских послов. Дьяк Афанасий Власьев принимал по описи многочисленные подарки, предназначенные для будущей царицы.

Городу Кракову, а точнее, его воеводе, Николаю Зебржидовскому, предназначался подарок со значением — необычайно красивый персидский ковёр, на котором было изображено сражение. Знатным шляхтичам посылались дорогое вооружение и конское снаряжение.

Воеводе сендомирскому Юрию Мнишеку дьяк вёз сто тысяч рублей. Однако это вовсе не означало, что Димитрий вдруг собрался сдерживать те обещания, что столь щедро надавал в Польше. Эти деньги предназначались для найма жолнеров, которые должны были войти в состав будущего войска царя. И вскоре в Москву прибыл первый отряд шляхтичей, которым командовал Матвей Домарацкий. С. приездом жолнеров вновь возобновились воинские учения.

Царь слал всё новые нетерпеливые письма Юрию Мнишеку и Афанасию Власьеву, торопя приезд невесты. Отнюдь не только пылкая любовь к Марине, но трезвый политический расчёт руководил Димитрием. Он надеялся, что этот брак сблизит его с родовитой польской шляхтой, которая с восторгом преподнесёт ему польскую корону.

В ответных письмах Мнишек призывал царя к терпению — рокошь ещё не набрала необходимой силы. Намекнул будущий тесть и о необходимости блюсти целомудрие. До самборского замка дошли слухи о дочери Годунова, которая, по словам Мнишека, была чересчур прекрасна, чтобы не вызвать подозрений. Через несколько дней горько рыдающую Ксению, получившую вместе с монашеской рясой новое имя — Ольга, отправили в Кирилловский монастырь, расположенный на Севере, почти в пятистах вёрстах от Москвы.

Наконец шляхтич Липинский привёз от Власьева весть об обряде обручения Марины, о пылкой речи Льва Сапега, горячо поддержавшего этот союз, о роскошном пире, где король оказал высокую честь царскому послу, усадив Власьева вместе с Мариной рядом с собой, по правую руку. Подробно следовал перечень подарков, преподнесённых обручённой. Такого великолепия не видывали и польские королевы: сапфировый крест, жемчужный корабль, плывущий по серебряным волнам, золотой бык, внутри набитый алмазами, и чудо из чудес — золотой слон, на спине которого были установлены затейливые часы с фигурками людей, танцующими под мелодичную музыку флейт. Липинский рассказал и о том, о чём не было написано в письме: когда начались многочисленные тосты, дьяку пришлось изрядно попотеть: при каждом упоминании имени царя он с немалым грохотом раболепно падал ниц.

Димитрий очень развеселился и велел поблагодарить дьяка за удачно выполненную миссию. Письмо с изъявлениями царской милости повёз его личный секретарь Ян Бучинский. Вёз он также двести тысяч червонцев Юрию Мнишеку для снаряжения торжественного поезда царской невесты. Имел личный секретарь императора, однако, и тайное поручение — встретиться с вождём рокошан Николаем Зебржидовским, чтобы условиться о совместных действиях.

Вернулся Бучинский в Москву через месяц с тревожными новостями. Жак де Маржере, от которого у Димитрия давно уже не было никаких тайн, присутствовал при рассказе секретаря.

   — Мне не хотелось бы расстраивать тебя, государь, особенно когда ты готовишься к радостному событию — свадьбе, но мой долг предупредить — здесь зреет заговор.

   — Надо было ехать в Краков, чтобы узнать, что делается в Москве, — деланно рассмеялся Димитрий. — Впрочем, думаю, что жало нам удалось вырвать. Ты помнишь Шарафетдинова? Ну, того, что Фёдора Годунова... отправил на тот свет?

Бучинский молча кивнул.

   — Так внезапно бросился на меня с ножом! Не знал, что я постоянно ношу кольчугу под ферязью. А мой верный Жак тут же проткнул его шпагой. Чтобы не было лишних разговоров, труп сунули под лёд. Жаль, конечно, что у полковника столь твёрдая рука. Мы не успели узнать, кто его нанял. Может, ты узнал в Кракове?

   — К сожалению, мне мало что удалось узнать.

   — Так, может, и заговора нет?

   — Нет, есть! — твёрдо сказал Бучинский.

   — Рассказывай всё, что узнал.

   — Когда я приехал в Самбор, меня, признаться, удивило, что Мнишек явно не спешит со сборами. То ему помешала свадьба короля, то русские платья для коронации Марины не готовы. Потом, когда я тайно повстречался с Зебржидовским, всё это стало понятно. Самый мощный твой союзник, Лев Сапега, который, не стесняясь присутствия короля, на обручении Марины громогласно назвал тебя царём, переметнулся в стан Сигизмунда.

Димитрий, вспомнив давний разговор, посмотрел на Маржере:

   — Видать, какую-то выгоду почуял!

   — Почуял Сапега другое, — возразил Бучинский. — Когда Зебржидовский приехал к нему для объяснений, гетман ему сказал, что в рокоши участвовать не будет, потому как ему доподлинно известно, что дни твоего царствования сочтены.

   — Вот как? — криво ухмыльнулся Димитрий. — Какая же гадалка ему нагадала?

   — Имени гетман не открыл. Сказал только, что был у него тайный гонец из Москвы, от бояр. Хотел было к королю попасть, да у того медовый месяц с Констанцией, племянницей кесаря, никаких дел не ведает. Вот он и пришёл к Сапеге.

   — Зачем?

   — Чтобы понять, зачем король дал русским такого негодного правителя — в православии некрепок, постов не соблюдает, распутничает...

Димитрий, придя в ярость, забегал по комнате, пиная шныряющих под ногами собак.

   — Ох, доберусь я до этих умников! Пёсья кровь!

   — И просят нижайше те бояре короля, — невозмутимо продолжил Бучинский, — чтобы не поддерживал он тебя в случае твоего свержения...

   — Вот им, — сделал непристойный жест Димитрий.

   — А чтобы короля задобрить, просят заговорщики его согласия, чтобы на престол возвести сына королевского Владислава.

   — Этого щенка? Он же католик! — Приступ ярости царя сменился смешливостью. — Ну, мудрецы толстопузые! Дознаться бы, кто это осмелился такое удумать!

   — Я думаю, что это интриги Шуйского! — твёрдо сказал Бучинский.

   — Думаешь или знаешь? — испытующе глянул царь.

   — Думаю. Ведь я предупреждал, не возвращай его ко двору!

Димитрий отмахнулся со смехом:

   — Что вы с Басмановым этого старого дурня боитесь? Согбенный, глаза слезятся, улыбка постная. Кто его послушает? Уж скорее способен на такое Васька Голицын. Вижу, таит он на меня обиду с тех пор, как я Нагого, а не его сделал конюшим, первым лицом в государстве!

   — Он же первый прибежал к тебе под Кромами! — напомнил Маржере.

   — Вот-вот. Запомни, мой верный Жак, кто раз изменит, изменит и второй. Молод, воин знатный. За таким могут пойти. Впрочем, я и его не боюсь. Петька Басманов, если что, измену за версту почует. Да и ты, Жак, со своими гвардейцами целой армии стоишь. Пусть только сунутся! И покровителю ихнему, Сигизмунду, мы кровь испортим. Как Зебржидовский, не передумал?

   — Рвётся в бой.

   — Ну и отлично. Мы с ним и без Сапеги обойдёмся...

На совете Димитрий держался по-прежнему. Был весел, приветлив, не упуская случая посмеяться над кем-нибудь. По-прежнему удивлял бояр-тугодумов неожиданностью своих решений. Когда он принимал делегацию терских казаков, все были уверены, что никому из посланцев голытьбы не выйти живым из Кремля. Ещё бы! Голодранцы в присутствии царя завели неслыханные по дерзости речи. Они уверяли, будто у них на Тереке объявился племянник Димитрия, сын его старшего брата Фёдора, царевич Пётр. И сказку складно складывали: деи, царица Ирина родила в 1592 году мальчика Петра, хитроумный Годунов подменил его девочкой Феодосиею, которая вскорости померла. Мальчику удалось чудом спастись, бежать на Терек, откуда он шлёт своему дяде привет и пожелание служить ему верой и правдой!