Воевода

Через три дня состоялось коронование Димитрия, проходившее по его волеизъявлению без излишней помпезности. Правда, путь от дворца до Успенского собора, где ждали его патриарх и высшее духовенство, был устлан красным сукном, поверх которого шла дорожка из золотой парчи. После торжественного чтения молитв Игнатий совершил священное миропомазание и вручил Димитрию взятые из казны скипетр и золотое яблоко-державу. Затем высшие сановники государства, в том числе и сам патриарх, чередою прошли перед царём, смиренно целуя его руку, помазанную святым елеем. Отсюда под дождём золотых монет, которые пригоршнями бросали в него идущие по бокам Мстиславский и Воротынский, молодой царь отправился в Архангельский собор, где облобызал надгробия всех великих князей. Остановившись у могил Ивана Грозного и Фёдора Иоанновича, произнёс пышную речь, поклявшись вести дела по заповедям предков и согласуясь с волей боярства. Здесь из рук архиепископа Арсения он получил заветную шапку Владимира Мономаха.

Затем во дворце был дан пышный пир для всех, кто пришёл поздравить царя. А наутро, после богослужения в церкви, Димитрий уже зачитывал в Грановитой палате новые указы. Боярскую думу он, по примеру европейских дворов, преобразовал в Государственный совет. В него вошли патриарх, который отныне постоянно должен был сидеть по правую руку государя, рядом с ним — четыре митрополита, семь архиепископов и три епископа. Митрополитом Ростовским и Ярославским по настоянию царя стал вернувшийся из ссылки Филарет Романов. Получил боярскую шапку из рук царя и единственный оставшийся в живых из остальных братьев Романовых — Иван.

...Вернулась в Москву вместе с семьёй Филарета вдова Александра Романова, некогда возлюбленная Маржере. Поселившись в старом подворье, она скоро дала о себе знать бравому капитану через Настьку Черниговку. Теперь им не нужно было бояться грозного мужа, и Жак, нашедший, что перенесённые страдания сделали «Елену Прекрасную» ещё краше, часто уходил на службу во дворец прямо из её высокого терема...

«Начальные» бояре, Мстиславский, Воротынский, Голицыны, Трубецкие, Шереметевы, Куракины, затаили крепкую обиду на государя, что посадил он на боярские лавки рядом с ними, а иногда и выше, выскочек Нагих. Мало того что Михаила с сизым носом носил самый высокий титул конюшего, так рядом расположились ещё один дядя царя — Григорий, а также двоюродные братья, сыновья покойного Александра — Андрей, Михайло и Афанасий.

Почётный чин великого оружничего получил из рук государевых бывший опричник Богдан Бельский, а Васька Масальский, вознаграждённый за свои злодеяния, стал великим дворецким.

Бок о бок с родовитыми расположились те, кто первыми признали законного царевича. По иронии судьбы с Иваном Романовым соседствовал Михайла Салтыков, который когда-то по приказу Годунова тащил его в Сыскную избу. За свою верность получил чин великого кравчего [71] Борис Лыков-Оболенский, Богдашка Сутупов, похитивший в своё время для царевича казну Годунова, стал печатником и великим секретарём, а Таврило Пушкин-Бобрищев, первым возвестивший на Красной площади манифест Димитрия, — великим сокольничим.

Вернулся из небытия попавший в опалу ещё в царствование Фёдора дьяк Василий Щелкалов, чтобы вести дипломатические дела вместе с Афанасием Власьевым, получившим в награду за измену Борису польское звание надворного подскарбия.

Проявил молодой царь великодушие в отношении тех, кто некогда поднимал оружие против него. Был извлечён из тюрьмы, чтобы занять место в совете, князь Андрей Телятевский. Воеводой в Новгород Великий был послан князь Катырев-Ростовский. Здесь же неожиданно для всех оказался и Михайло Сабуров. Кому же могло прийти в голову, что царевич приблизил его в память о своей бабушке Соломонии Сабуровой. Вернул он поместья и остальным Сабуровым. Даже лютые недруги Годуновы получили из рук царя воеводства в Тюмень, Устюг и Свиящик.

Простёрлись царские милости и на главных бояр. Фёдор Мстиславский, столь успешно выполнивший миссию с царицей, получил в награду старое Борисово подворье, которым недолго владел до этого князь Василий Голицын. Царь разрешил престарелому Фёдору жениться, более того, сосватал за него двоюродную сестру Марфы Нагой. Обширные поместья получил и Воротынский.

Уверившись окончательно в крепости своего престола, Димитрий пошёл на шаг крайне опрометчивый, с точки зрения его секретаря Яна Бучинского: вернул в Москву и посадил в совет братьев Шуйских.

Напрасно возражал Богдан Бельский, предрекая царю новый заговор Шуйских. Димитрий, легко привыкший к льстивому нашёптыванию начальных бояр, не захотел больше слушать дерзкого опричника и услал его вторым воеводой к Катыреву-Ростовскому в Новгород Великий. Так он нажил себе ещё одного врага. А чтобы окончательно сломить Василия Шуйского своим великодушием, Димитрий милостиво разрешил ему жениться на пятнадцатилетней княжне Буйносовой, являвшейся дальней родственницей Нагим, поставив лишь одно условие — свадьба Шуйского должна состояться через месяц после его царской женитьбы на прекрасной Марине Мнишек.

Горячо желая завоевать народную любовь, Димитрий повелел глашатаям объявить по всей Москве, что по средам и субботам он будет лично принимать челобитные от каждого просителя. Сначала люди шли робко, и окружённый дьяками Димитрий явно скучал. Но вот сквозь строй телохранителей к нему прорвалась пожилая женщина в сбитом платке и простёрлась ниц возле его щегольских сафьяновых сапожек.

   — Спаси нас, царь-батюшка, от лихих людей.

   — На кого челом бьёшь, не реви, говори толком! — ласково успокоил её Димитрий.

   — На ляха твоего, Липского...

Царь нахмурился: он не любил, когда жаловались на его верных жолнеров.

   — И чем же он перед тобой провинился?

   — Пьяный ворвался в дом, хотел ссильничать мою младшую, а когда она вырвалась, начал рубить своим палашом всё, что под руку попало! Не веришь мне, у народа спроси!

   — Верно, верно, лютуют паны! — загомонили в толпе.

Димитрий чувствовал, что на него с вопросом и надеждой смотрят сотни глаз.

   — Эй, пристав, приведите сюда Липского, выслушаем его.

   — Он так не пойдёт! — пробасил один из приставов. — Поляки только своих командиров слушаются...

   — Привести силой, — начал злиться Димитрий.

Через какое-то время Липский появился в дворцовых воротах. Отпихивая локтями пытавшихся взять его под руки приставов, шатающейся походкой он направился прямо к крыльцу. Шляхтич попытался отдать поклон государю, но, едва не потеряв равновесия, судорожно распрямился и воскликнул заплетающимся языком:

   — Пошто звал меня, цезарь? Оторвал от срочного дела... — Он подмигнул Димитрию и смачно икнул.

   — Люди жалуются на твои безобразия, Липский, — строго сказал Димитрий.

   — Люди? Какие люди? Вот эта чернь? И ты ещё, государь, с ними имеешь терпение разговаривать? Это же быдло, чернь! Тьфу на них! — Смачный плевок опять лишил пьяницу равновесия.

   — Покушался на честь девушки, имущество рубил, — продолжал тем же суровым голосом царь.

Шляхтич с удивлением воззрился на него:

   — Что с тобой, Димитрий? Когда мы паненок в Путивле да в Туле щупали, ты был не против. Говорил: «Давайте, ребята, веселитесь!»

   — Это Москва, а не Путивль, — оборвал его царь.

   — Правильно! И я что говорю своим ребятам: в Москве баб больше, так что не зевайте!

Он оглушительно захохотал, вызвав гневный ропот толпы.

   — Я запрещаю здесь вам самочинствовать! — крикнул Димитрий грозно.

Лицо Липского, только что расплывшееся в пьяной улыбке, стало злым. Ощерив зубы, он процедил:

   — То-то мне ребята говорили, будто Димитрий наш сильно изменился. Как корону надел, так своих уже не признает! Забыл, забыл ты, ваша милость, как мы с тебя соболью шубку-то сдирали!

Димитрий в ярости вскочил:

   — Подвергнуть этого пьяницу торговой казни! Провести по всем улицам и на каждой площади бить кнутом, чтоб другим неповадно было безобразничать!