Воевода

Дюжие стрельцы с остервенением содрали с Липского верхнюю одежду и, обнажив его по пояс, под жалобные стенания поляка потащили с подворья. Толпа с торжествующими воплями двинулась следом. Возле крыльца, кроме охраны и дьяков, никого не осталось. Димитрий поспешно вернулся во дворец. Был он расстроен случившимся — из-за какого-то одного дурака можно поссориться со всеми поляками.

Мрачные предчувствия его не обманули. Не прошло и часа, как в его опочивальню буквально вбежал Пётр Басманов:

   — Бунт в Москве начинается!

   — Что такое?

   — Поляки отбили Липского у приставов и бросились с саблями на москвичей.

   — Что же делать, у нас и стрельцов нет?

   — Мы бердышами затолкали поляков, благо среди них трезвых не было, в посольское подворье. Но успокоить не удалось. Орут из-за стен, что всех москвичей перережут!

   — Выкатить к подворью пушки! — командовал Димитрий. — Я думаю, это остудит их пыл.

Поздно вечером во дворец явились польские офицеры для переговоров.

   — Неужели ты, государь, допустишь, — сказал с пафосом герой битвы у Добрыничей Станислав Борша, — чтобы пролилась кровь твоих верных союзников?

   — Я не хочу этого! — живо возразил Димитрий. — Ты знаешь, я умею быть благодарным. И одарил вас всех сверх всякой меры. Но к чему это привело? От золота с ума посходили! Каждый вместо одного по десять слуг себе завёл. Пьянствуете, развратничаете! Обижаете москвичей. Как будто в завоёванном городе находитесь! Служить, как принято у нас, не желаете, от поместий отказываетесь. Вам подавай только звонкую монету...

   — Когда тебе было тяжело, ты любил нас такими, какие мы есть! — заносчиво произнёс Борша. — А теперь условия ставишь? Мы — свободные рыцари, и наши шпаги охотно купит любой монарх!

   — В таком случае я вас не задерживаю, — бросил Димитрий. — Получайте в казне жалованье за полгода и отправляйтесь по домам.

Такого отпора шляхтичи не ожидали. Борша переглянулся с остальными ротмистрами:

   — Не боишься, государь, что твой трон без опоры останется? Твои князья только и ждут случая, чтобы нож тебе в спину воткнуть.

   — Бог не выдаст, свинья не съест! — сверкнул глазами Димитрий. — Народ меня любит и не позволит покуситься на государя.

Ротмистры удалились, громко ропща на царскую неблагодарность. Басманов, присутствовавший при переговорах, спросил:

   — А что с казаками будем делать? Тоже ведут себя как завоеватели.

   — Тоже дать жалованье и отпустить на низ. Пусть только Андрей Корела со своей станицей останется. Он славный воин и нам ещё пригодится.

   — Если не сопьётся, — буркнул Басманов. — Деньги, что ты ему в награду дал, прогуливает с утра до вечера. За ним вся московская голытьба из кабака в кабак шляется.

   — Сопьётся так сопьётся, — вздохнул Димитрий. — Я ему не поп. Пусть живёт как знает.

   — Однако поляки правду говорили, — заметил Басманов. — Бояр наших, как они уйдут, пуще прежнего остерегаться надо.

   — Что ж, на своих уже не надеешься? — усмехнулся Димитрий.

   — Воины они не плохие, — ответил Басманов. — Да вот только поднимут ли руку против своих, русских?

   — Маржере здесь? — вместо ответа спросил Димитрий.

   — Здесь, за дверями.

   — Зови, будем вместе думать, как лучше покой государев охранять.

По знаку Басманова в дверях склонился бравый капитан:

   — Слушаю, мон сир.

   — Жак, не надоело тебе в капитанах ходить?

   — Для меня главное — служение государю, а не чины.

   — Однако достойная награда не помешает, как думаешь?

Маржере пожал плечами, не зная, куда клонит молодой царь.

   — Назначаю тебя, Маржере, полковником всей моей стражи. Будешь по-прежнему командовать своими пешими стрелками... Как они по-вашему называются?

   — Драбанты.

   — Вот-вот, будешь командовать своими драбантами и сопровождать повсюду. А во дворце должны нести охрану по очереди две сотни алебардщиков. Есть ли у тебя на примете пара надёжных молодцов?

   — Есть, — не колеблясь ответил Маржере.

   — Тоже французы?

   — Нет, один англичанин — Майкл Кнаустон, а второй шотландец — Альберт Дантон.

   — Англичане — нам друзья, — согласился Димитрий. — А шотландцы?

   — Шотландцы славятся своей верностью. Многие французские короли имели гвардию из шотландцев.

Ссылка на французских королей убедила царя, и он обратился к Басманову:

   — Надо одеть моих стражников примерно! Чтоб все завидовали даже самому виду телохранителей императора. Видели, как он ласкает тех, кто ему предан!

Из казны не пожалели выдать самые лучшие ткани. Полковник и его драбанты были одеты в красные бархатные плащи и такие же куртки и штаны, одежда алебардщиков была сшита из добротного фиолетового сукна с отделкой из синего и зелёного бархата. Рукояти алебард были украшены серебряной нитью.

Празднично одетые телохранители сопровождали царя всюду — и при входе в храм, и в Грановитой палате, и во время его частых увеселительных поездок. Получив долгожданную корону, Димитрий не жалел ни времени, ни денег на развлечения.

Но недолго пришлось государю пребывать в безоблачном настроении. Димитрию не терпелось получить подтверждение своего императорского титула от других государей. Однако Сигизмунд в своих посланиях по-прежнему называл его лишь великим князем. Не спешили признать за ним императорские права и Габсбурги. Наконец Андрей Левицкий тайно сообщил ему о том, что пришло письмо от Павла Пятого.

   — Он благословляет тебя, — шептал иезуит. — С радостью видит в тебе оплот всего христианства...

   — Подожди, — нетерпеливо перебил его Димитрий. — Как он ко мне обращается?

Иезуит стал было уклончиво говорить, что утверждение царских титулов — это мирское дело, Церкви не касается, но Димитрий снова прервал:

   — Как ко мне обращается его святейшество?

   — Как и прежний духовный владыка — «экс нобилис».

   — «Экс нобилис». Благородный, — с горечью перевёл Димитрий. — Только и всего? И это после моего обещания встать во главе всего христианства против мусульман?

Левицкий, смиренно опустив глаза, повторил:

   — Это не дело папы римского...

   — Неправда! — с силой ударил кулаком по подлокотнику кресла Димитрий. — Одно его слово, и все короли признают меня императором.

Он критически окинул взглядом иезуита, носившего теперь, когда поляков стало при дворе мало, монашескую рясу, чтобы не бросаться в глаза.

   — Поедешь с моим наказом в Рим. Делай что хочешь, но ты должен, слышишь, должен привезти мне буллу на императорский титул. Озолочу!

«Наставление, данное для памяти отцу Андрею Левицкому, члену братства Иисуса, для святейшего владыки Государя Павла V, первосвященника.

   1. Прежде всего он объявит Его Святейшеству о нашем намерении предпринять войну против турок и ради этого заключить союзы с некоторыми христианскими государями. Он будет просить, чтобы властью Его Святейшества было оказано давление на светлейшего Императора Римского, дабы он не слагал легко оружия и не забывал о турецкой войне, а, напротив, заключил с нами против турок союз или лигу.

   2. Да способствует Его Святейшество заключению подобного же союза и священного единения со святейшим Королём и Королевством Польским.

   3. Он будет просить Его Святейшество, чтобы, приняв во внимание намерения наши и светлейшего Императора Римского относительно сей угодной Богу войны, Его Святейшество сообщил о них Сейму Королевства Польского, где будут и наши официальные послы...

   4. Он укажет Его Святейшеству, что для этой цели мы решили отправить в возможно скором времени Нашего посла к светлейшему Императору Римскому. Он должен просить, чтобы у Его Святейшества было также какое-нибудь лицо при Императоре для ведения переговоров от лица Его Святейшества по тому же делу. Если же лицо это прибудет раньше нашего посла, пусть оно его дожидается.