Черный караван

— «Бисмилла рахмани рахим! Во имя аллаха милостивого, милосердного!» — Казий сделал небольшую паузу и, как бы стараясь убедиться, доходит ли его голос до толпы, огляделся. Затем продолжил: — «Именем создателя вселенной, опоры всей Бухары, его высочества пресветлого эмира…»

Казий только было совсем разошелся, когда поблизости, задрав хвост, вдруг заревел чей-то осел. Вся площадь наполнилась оглушительным, грубым ревом. Хозяин осла подбежал и набросил халат ему на морду, стараясь заставить животное замолчать. Двое сербазов принялись стегать плетьми и осла, и его хозяина. Я еле удержался от смеха. В обычное время удачно исполненная ария осла, конечно, весьма развеселила бы толпу. Но сейчас не было видно ни одного улыбающегося лица. Люди, тяжело дыша, не отрывали глаз от казия.

Казий откашлялся и только было снова открыл рот, как высокий юноша, стоявший под виселицей, громко выкрикнул:

— Не трудись, казий! Лучше ишака не прокричишь!

— Мархаба! — выкрикнул кто-то из толпы.

Худощавый военный кинулся с несколькими сербазами в ту сторону, откуда послышался выкрик. А начальник стражи подбежал вплотную к юноше, ударил его по лицу и грязно выругался. Юноша захохотал. Стражник пришел в бешенство, снова ударил юношу. Начал пинать его ногой. И тогда тот вдруг что есть силы закричал:

— Братья! Знаете вы, кто такой эмир? Взбесившийся ишак! Хищник, пьющий кровь народа…

Начальник стражи набросился на него, стараясь заткнуть ему рог. Сербазы поспешили на помощь начальнику. Разорвали на юноше рубаху, лоскутьями заткнули рот и набросили на шею черную веревку. Толпа загудела, послышались гневные выкрики. Кази-калян махнул рукой. Веревку потянули вверх, длинное тело юноши постепенно начало отделяться от земли. В этот момент брошенная чьей-то рукой граната с грохотом разорвалась, не долетев до балкона.

Мы опрометью кинулись в комнаты…

От кушбеги я вернулся только к концу дня, измученный, с одним желанием — отдохнуть, хотя бы часок полежать в постели. И был неприятно поражен, увидев у самых своих дверей доктора Андрея Ивановича. Он ждал меня. С ним была та самая светловолосая девушка, которую мы видели в Карши в компании с князем Дубровинским.

Делать было нечего — я пригласил доктора войти в дом. Лицо его было мрачно, видно было, что он очень встревожен.

— Здравствуйте, дорогой доктор. Чем могу служить? — спросил я.

Недобро глядя на меня, он сердито спросил:

— Куда вы упрятали князя?

— Какого князя? — Я высоко поднял брови, изобразив на своем лице удивление. — Это что еще за князь?

— Так вы не знаете?

— Знакомый барон у меня есть… Один лорд даже… Но князь… Нет, князя среди моих знакомых нет.

— Есть! — Доктор почти закричал на меня. — Князь Дубровинский… Он все мне рассказал. Вплоть до того, как вы послали его к правителю Герата. Не пробуйте увернуться!

Деваться действительно было некуда. Все же я постарался сохранить спокойствие и невозмутимость.

— Допустим, доктор, что все сказанное вами — правда. Допустим, князь Дубровинский существует… И я его знаю… Но скажите, какое вам дело до него?

— Мне? — Доктор, сердито протирая очки, уставился на меня как ястреб. — Я сейчас вам покажу, какое мне дело до него…

Он приоткрыл дверь и властно позвал:

— Надя! Иди сюда…

Светловолосая девушка смущенно вошла в комнату и, потупясь, стала в углу. Указывая на нее, Андрей Иванович все так же гневно проговорил:

— Князь обещал жениться на этой девушке.

— Ха-ха-ха! — нарочито громко рассмеялся я. — Отлично! Тогда надо поскорее справить свадьбу. Не забудьте пригласить и нас!

Мой язвительный смех окончательно вывел доктора из равновесия. Его тонкое, худое лицо изменилось, прорезались глубокие морщины на лбу. Он весь напрягся. Я почувствовал, что он готов кинуться на меня с кулаками, и, жестом указывая на дверь, сказал:

— Разговор окончен, дорогой доктор. Если вы пе возражаете, я хотел бы немного отдохнуть.

Усилием воли он сдержал себя. Тяжело дыша, с ненавистью посмотрел мне в лицо.

— До сих пор я не желал смерти ни одному человеку. Только лечил, старался оказывать помощь. Но сегодня убедился, что даже врач не всегда должен проявлять жалость. Нет, попадаются, как видно, и такие экземпляры, которых жалеть незачем! — яростно проговорил он и, взяв за руку свою спутницу, вышел.

Меня точно кипятком ошпарили. Как я ни старался успокоиться, это не удавалось. Мы ведь тоже искали князя. В Карши он исчез, словно сквозь землю провалился. Исчез перед самым нашим отъездом сюда. Или почувствовал, что мы раскинули вокруг него сети, или же добился своего от этой светловолосой девушки и затем поспешил скрыться.

20

Я обещал в девять вечера быть у Айрапетяна. «Цвет русского общества» собирался на этот раз у пего. Очень хотелось избежать этого визита. Для меня идти сейчас в гости было сущей пыткой. Голова гудела, во всем теле чувствовалась какая-то болезненная истома. Решил выпить рюмку-другую коньяку и прилечь. Но едва принесли коньяк и я налил себе первую рюмку, как, весь запыхавшись, словно спасаясь от погони, прибежал полковник Арсланбеков. Вытащил из кармана какой-то листок и, бросив его на стол, воскликнул:

— Вот, господин полковник, самая последняя новость!

Я взял листок и быстро пробежал его. И без того натянутые нервы как огнем обожгло. Еще раз перечитал заглавную строку, написанную красными буквами: «Воспоминания русского офицера…» Этим русским офицером оказался князь Дубровинский! Воспоминания — рассказ обо всем, что произошло за время его странствий между Мешхедом и Бухарой. Все было изложено подробно, в резких выражениях.

Я бросил листок на стол:

— Где вы взяли это?

Полковник ответил, жадно косясь на коньяк:

— Доставили из Новой Бухары. Сегодня ночью это распространят и здесь.

— Сам князь там?

— Не думаю… Большевики, наверно, уже переправили его в Ташкент. Им такие люди, как князь, позарез нужны.

— Может быть, он еще в Новой Бухаре?

— Не знаю… Можно проверить.

— Сейчас же нужно послать туда человека. Предателя непременно разыскать и сделать так, чтобы он никогда больше не мог раскрыть рот. Капитан Кирсанов здесь?

— Да.

— Нужно послать его.

Настроение у меня испортилось окончательно. Листовка выпущена для того, чтобы разоблачить в основных чертах нашу политику в Туркестане. Написана опытной рукой, мастерски. И откуда, скажите на милость, взялся этот князь на мою голову?

Ясно, что эта бумажонка вызовет много неприятных разговоров. Такая уж у нас, разведчиков, участь: если удача, никто не спросит: «Как тебе это удалось?» Но стоит потерпеть неудачу — готовь перо и бумагу: грозные запросы посыплются градом!

Я рассказал Арсланбекову о приходе доктора.

Он ответил спокойно:

— Доктор — ерунда… Пошлю ему парочку этих листовок, он и замолчит. Есть дело поважнее: кази-калян направил эмиру послание о русских беженцах в Бухаре. Старается доказать, что во всех волнениях, происходящих в стране, повинны якобы русские эмигранты, что они продают населению оружие, — одним словом, что приток русских в Бухару угрожает исламу. Подумаешь, угроза! Какой-то поручик Рогожин продал одному из купцов полтора десятка винтовок, его арестовали, и он сидит сейчас в тюрьме. Кази-калян предлагает переправить русских эмигрантов через Хиву на Урал. Кушбеги будто бы поддержал его. Вот это имеет для нас большое значение. Сейчас Бухара стала убежищем для сил, борющихся против большевизма. Если мы лишимся этой возможности, тогда нам станет гораздо труднее.

— Откуда вы узнали обо всем этом?

— Рассказал один из тех, кто готовил послание эмиру.

Арсланбеков, не переводя дыхания, добавил:

— Конечно, и среди беженцев существуют такие, которые поддерживают волнения. Где, вы думаете, преступники достали гранату, взорвавшуюся на Регистане? Ясное дело, у какого-нибудь беглого офицера.