Углич. Роман-хроника (СИ)

- Не помысли о красоте женской и не возводи на нее очей своих, да не погибнешь от нее. Беги от красоты женской невозвратно, яко Ной от потопа… Не гляди на жену многохотну и на девицу красноличную; отврати лицо свое от жены чужой прекрасной…

В семьях зажиточных и знатных людей замужние женщины и, в особенности, девушки вели строго затворнический образ жизни и с разрешения главы семьи могли выезжать из дома только в церковь или к самым близким родным. Если богатой женщине случалось в торжественный праздник отправиться в церковь, то в зимнее время она выезжала в крытых санях, а летом - в колымаге, закрытой со всех сторон, кроме боковых дверок со слюдяными окнами, задернутыми занавесками, из-за которых можно было видеть каждого на улице, оставаясь незамеченной.

Андрейка не раз видел, как вдовая царица Мария или ее боярыни выезжали из углицкого дворца всегда цугом на двух лошадях, обычно белой масти. Каждую лошадь вел за поводья конюх; на хомуте лошади, идущей в оглоблях, в виде украшения висело несколько соболей. Цуговая лошадь имела нарядную сбрую - красную, бархатную или ременную.

Сидя в повозке, госпожа пользовалась иногда одной из холопок в качестве скамейки для своих ног. При выезде женщины из дома за поведением ее следили десятки пар глаз всяких прислужниц, сопровождавших госпожу и готовых обо всем передать мужу.

Для женских покоев отводилась задняя часть дома, куда имелся вход со двора по лестнице, но ключ от этого входа находился в руках хозяина. Другой ход вел через помещение, занимаемое главой семьи, кой один имел доступ на женскую половину. Примыкающий к женским покоям двор огораживался высоким тыном, где женщины и девушки могли прогуливаться, оставаясь укрытыми от посторонних глаз.

Всем строем домашней жизни, в соответствии с церковными назиданиями, жене внушалась полная покорность мужу. Той же цели служили и советы, который давал «Домострой»¹⁰⁴; если муж видит, что у жены «непорядливо» и она не слушает и не делает того, чему муж учит ее, то следует непослушную жену «вежливенько плетью постегать», но «наедине» - так, «чтобы люди того не ведали и не слыхали».

То же происходило и в царских семьях. Повенчав царя с молодой женой, владыка тут же в церкви, обращаясь с поучением к супружеской чете, назидательно внушал «жене у мужа быти в послушестве, а ради некия ее вины, мужу поучити ее слегка жезлом, поелику муж жене яко глава».

Однако, советы «Домостроя» мужьям были более гуманны, чем те грубые нравы, кои наблюдались на Руси в действительности. Часто случалось, что муж за ничтожную вину таскал несчастную жену за волосы или, связав ее веревками, сек плетью или розгами до крови; бывало и так, что некоторые мужья хватались за палку.

Широко распространенные русские пословицы, как, например, «Не верь коню в поле, а жене на воле», «Кого люблю, того и бью» и другие, указывают на подневольную зависимость жены от мужа в условиях старинного быта. Муж имел полную возможность довести побоями нелюбимую жену до того, что у нее единственным средством спасения оставался уход в монастырь, после чего муж имел право на заключение нового брака.

Родители, отдавая свою дочь в замужество, иногда брали от зятя письменное обязательство не бить своей жены, но это средство не всегда достигало цели. Случалось, что некоторые женщины, не находя нигде защиты от жестокости мужа, в отчаянии решались на крайнюю меру - отравляли мужа, не останавливаясь перед тем, что за такое преступление жен закапывали живыми в землю по горло и в таком виде, лишив их пищи и питья, оставляли умирать мучительной смертью. Несколько стражей, стоявших около приговоренной, никому не разрешали дать ей что-нибудь из еды или питья; позволялось только кидать около нее в яму деньги на покупку гроба и свечей, кои зажигали перед иконами в храме за упокой души.

По словам одного иноземца, он был очевидцем того, как на закопанную в землю подобную преступницу набросились голодные бродячие собаки и начали ее терзать, к ужасу присутствовавших, не смевших ее защитить. Несчастная женщина с воплями отбивалась от собак зубами, как могла, но, наконец, потеряла силы и через некоторое время умерла.

В редких случаях такая казнь заменялась вечным заточением или разрешением вступить в монастырь под особо строгий надзор.

Впрочем, жены чаще отплачивали мужьям за свои обиды тайной изменой, которая, несмотря на строгий, ревнивый надзор мужа, все-таки иногда случалась. Даже к женам, ведущий затворнический образ жизни, ухитрялись проникать под видом богомолок или гадалок «потворённые» бабы, кои вносили искушение и соблазн в семью.

В лучшем положении оказывалась женщина, когда она оставалась вдовой, полной госпожой в доме, во главе своей семьи. Вдовы пользовались уважением, и оскорбить ее, по церковным воззрениям, считалось великим грехом.

Строго требуя от жен соблюдения супружеской верности, мужья нарушали ее довольно часто и смотрели на это снисходительно. Бояре нередко, кроме законной жены, имели несколько наложниц, а некоторые заводили целый гарем.

Что касается воспитания детей, то в зажиточных семьях оно возлагалось на кормилиц, нянек и дядек. Сами матери не всегда даже имели возможность оказать какое-либо влияние на детей - всё зависело от отца. В «Домострое» представлялись весьма суровые меры воспитания: не давай воли сыну с юности его; «если жезлом бьешь его, то не умрет, но здоровее будет, любя же сына своего учащай ему раны» и тогда впоследствии порадуешься на него, и он будет покоить старость твою.

Когда рождалась в семье дочь, то принято было каждый год откладывать в особый сундучок полотно, материю, сукна, одежду, украшения и предметы домашнего обихода, накапливая, таким образом, будущее приданое. Суровый метод обращения не смягчался и по отношению к дочерям, и родители придерживались правила, что необходимо наказывать девиц чаще, чтобы они не утратили своего девства, и помнить народную пословицу: «Девица в терему, что запретный плод в раю»…

Так и не довелось Андрейке встретиться с Полинкой. А тут и вовсе парень пригорюнился: девушку забрал к себе в дом городовой приказчик Русин Раков. Опередил-таки, приказный крючок! А всё - из-за отца.

Андрейка, изведав, что девушка осталась круглой сиротой, надумал навестить ее и обо всем ей рассказать. Но тут поступил приказ от отца:

- Бери, Андрюха, подмастерьев и отправляйся в Старое городище¹⁰⁵. Глянь на глину, что у Грехова ручья. Когда-то бывал там глина. Поезжай на телеге, с корытами и бадьями.

До Грехова ручья семь верст. Глина и впрямь оказалась для лепки превосходная. Возили ее в темный сарай четыре дня. А когда Андрейка явился к избе Полинки, то на крыльце его встретила древняя старуха и, шамкая беззубым ртом, молвила:

- Полинку приказчик Раков к себе забрал.

Андрюшка совсем сник. Теперь девушку и вовсе не достать. Городовой приказчик строг, слуг своих в крепкой узде держит, особенно Полинку. Пуще глаз своих златошвейку бережет. Знать, доход от нее получает немалый, коль дворец ее изделья нарасхват забирает.

Слух прошел, что Полинку надумала переменить к себе сама царица Мария (в Угличе, несмотря на то, что Нагая находилась в опале и была лишена всякой государственной власти, звали жену покойного государя Грозного не иначе, как «царица-матушка»), но златошвейка каким-то чудом осталась в светлицу приказчика.

Народ дивился: какой-то приказчик не захотел уступить самой матушке царице! Да стоит ей своим сафьяновым башмачком топнуть - и Полинка в ее дворце.

Дивился и Андрейка Шарапов: ведь царица - мать наследника государева трона, царевича Дмитрия. В Угличе всяк ведает: нынешний царь не только скудоумен, но и хил здоровьем, чу, еле ноги волочет, в любой час недуг его может свалить. Вот тогда-то и помчат спешные гонцы в Углич! Царевича Дмитрия - на трон! Ох, как возгордиться Углич! И только ли один удел Нагих? Вся Русь возрадуется. Народ невзлюбил Бориса Годунова. Худой      он боярин, коль лучших людей государства погубил. Всем людом был почитаем Никита Романов Захарьев-Юрьев, дядя первой и всеми любимой царицы Анастасии, попечитель Федора. И что в итоге? Отравил Годунов уважаемого боярина. А что он сделал со знаменитым полководцем Иваном Петровичем Шуйским? Приказал своим подручным удавить славного воеводу. Та же участь постигла и третьего попечителя Федора, тихого и набожного Ивана Федоровича Мстиславского.