Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей

Я с трудом сдерживал волнение. Неужели тело Ролло не успело сгореть и кто-то может его обнаружить?

— Проделки сатаны, сын мой, — как можно равнодушнее сказал я. — А может, молодежь балуется? Да, во времена Великого Ролло никто не мог себе позволить подобных шуток.

— Твоя правда, святой отец. Скоро Пола возвращается из Юмиэгеса. Дай-то Бог, чтобы все было хорошо.

— Иди с миром, сын мой, и ни о чем не беспокойся.

Вскоре ко мне пришел Вильгельм, который только что вернулся из Юмиэгеса. Он показал мне послание от Риулфа.

«Мы, нормандцы из Котентина, и другие младшие хёвдинги, в будущем станем сами править собой. Повелевайте землей к востоку от Рислы и оставайтесь там. А на западе от Рислы тебе и твоим людям искать нечего».

Вильгельм был сильно встревожен и даже не заметил, что я болен и на лбу у меня выступил холодный пот.

— Если Риулф добьется своего, мы вернемся к тому, с чего мой отец начинал. И конец всем нашим мечтам о единой и сильной Нормандии.

Меня томила мысль о горящей лодке, которую прибило к берегу. Похоже, Вильгельм ничего не знал, иначе давно сказал бы мне. Я понимал, что тело Ролло должно было сильно обгореть и опознать его никак невозможно. Я заставил себя успокоиться и заняться более важным делом.

— Дай Риулфу уклончивый ответ, — посоветовал я Вильгельму, — мол, мы готовы с ним поговорить. Тогда у нас появится время, чтобы все взвесить и принять правильное решение.

— Я не могу позволить нормандцам сражаться против нормандцев. Я скорее готов отказаться от власти, лишь бы не начинать междоусобную войну.

Я испугался, что именно сейчас Вильгельм окончательно выберет для себя участь монаха, и постарался отвлечь его. Мы начали готовить послание Риулфу. Ответ Вильгельма получился умным, осторожным и в то же время смелым. Он писал, что готов отказаться от последней рубашки ради мира, но землю, которую требует Риулф, он не отдаст. Однако, добавлял Вильгельм, он с благодарностью примет все советы Риулфа и приглашает его участвовать в управлении государством.

Письмо Риулф понял как проявление слабости: если Вильгельм не хочет воевать, значит, боится. Отсюда следовало, что он, Риулф, имеет больше прав на звание главного хёвдинга и если будет настойчив, то получит долину Сены и без войны. Вильгельму даже в голову не приходило, что, получив его ответ, Риулф, вооруженный до зубов, с большим войском осмелится переправиться через Сену. Но тот именно так и поступил. Пола, опасаясь самого худшего, взяла Герлог и Николь, которая со дня на день должна была родить, и уехала в Фекамп. Оттуда в случае необходимости можно было легко переправиться в Англию и переждать там тяжелые времена.

Не хочется вспоминать об этом скорбном эпизоде из истории моей страны, но его невозможно обойти стороной. К сожалению, у Риулфа появилось много сторонников. Ему не нравилось, что Вильгельм легко находит общий язык с французами, он не переставал повторять, что молодой хёвдинг продался врагам, и земля, когда-то завоеванная викингами, может вновь оказаться в руках французского короля. Впрочем, может быть, Риулфа просто мучила жажда власти. На последнее послание Вильгельма он ответил: «Ты не сможешь отдать французам страну, которая тебе не принадлежит». Гонец добавил, что Риулф намерен не только изгнать Вильгельма из Нормандии, но и собирается его казнить.

Вильгельм понял (а мы знали давно): мира ждать не приходится. Я был рядом с Вильгельмом, когда он с небольшим отрядом выехал из Руана. С нами отправился Бернар Датский, который совершенно искренне пытался помочь Вильгельму. И не его вина, что многие ярлы взбунтовались. Мы заняли позицию на горе Лемонтауксмолодес, откуда хорошо был виден военный лагерь Риулфа. И именно отсюда сподручнее всего было бы напасть на противника. Я вспомнил другую гору — Леуг. Что же ждет нас теперь? У Риулфа больше воинов, они лучше вооружены. Вильгельм взглянул на Бернара.

— Если мы сейчас начнем битву, то погубим множество добрых нормандцев ни за что ни про что, — проговорил он печально. — Не лучше ли попросить помощи у моего дяди из Сен-Ли, у брата моей матери? Я мог бы оставаться у него до тех пор, пока он не соберет для нас подкрепление, если, конечно, сумеет.

Бернар ударил себя кулаком в грудь.

— Мы не сможем последовать за тобой. Французы нам не помощники. Между нами — пропасть. Вспомни, сколько мы убили их людей, а они — наших. Но и нормандскую землю мы отказываемся защищать. Ты не можешь больше быть нашим хёвдингом. Ты боишься смерти! Ты спасовал!

Я увидел, как густо покраснел Вильгельм и как гневно он посмотрел на Бернара. В напряженной тишине отчетливо слышалось его разгоряченное, шумное дыхание.

«Гедеон!» — передо мною вдруг многоцветной радугой сверкнуло имя славного библейского героя. Он разгромил полчища язычников с маленьким отрядом, в котором оставил только уверенных в победе и смелых.

— Гедеон… — тихо произнес я.

Вильгельм сразу понял меня. Он встал на большой камень и горячо, запальчиво, страстно и очень громко, чтобы слышали все, заговорил:

— Бернар думает, что я боюсь смерти и не хочу сражаться. Это не так. Я зову за собой тех, кто убежден: сегодня нас ждет победа! Следуйте за мной. А тот, кто не верит, пусть с Богом идет домой.

Он спрыгнул с камня и стал ждать. «Вот это игра!» — подумал я. На горе собралось около тысячи воинов. Из них желание сражаться высказало не больше трехсот. Остальные тихо ушли. Сам я был еще слишком слаб после лихорадки и не мог участвовать в бою. Но я все видел. То, что произошло, трудно назвать настоящей битвой. Риулф знал, как мало у нас бойцов. К тому же, ему успели доложить, что большая часть отряда покинула Вильгельма и отправилась обратно в Руан. Он не ожидал атаки.

Триста человек во главе с Вильгельмом, как смерч, ворвались во вражеский лагерь. Я видел, как они одного за другим поражали воинов Риулфа, как запылали палатки и как многие, чтобы спастись, бросались в реку. Но ни одного человека, который бы выходил из реки на другой берег, я не видел. Поле битвы дымилось. Я спустился с горы, чтобы посмотреть поближе, каков результат сражения. Картина открылась страшная: земля была усеяна мертвыми телами. Где же остальные? Ведь не все убиты? Вильгельму доложили, что в лесу много раненых воинов Риулфа.

— Принесите их сюда, и пусть Бернар пошлет людей в город за веревками. Всех надо связать!

Риулфа среди пленных не было.

— Как же этот дьявол ускользнул?

— Может быть, он утонул в Сене?

Позже мы узнали: Риулф с несколькими своими людьми, потеряв гордость и честь, бежал с поля битвы, спрятался в лесу, а потом добрался до Котентина. Там он увидел такое, чего наверняка никогда не сможет забыть. Многие из его воинов уцелели в сражении под Руаном, но у каждого не было руки или ноги. Уму непостижимо, как они смогли добраться домой.

На этот раз Вильгельм не удовлетворился победой. Как библейский Гедеон, он решил жестоко наказать бунтовщиков и приказал отрубить каждому пленному руку или ногу. Ни стоны, ни мольбы — ничто не могло смягчить его сердце. Я подошел к Вильгельму после того, как последний пленный, зажав оставшейся рукой кровоточащую рану, в конвульсиях покатился к реке. Я хочу спросить вас: вы видели когда-нибудь рыдающего победителя? Я видел. Отвернувшись от меня, Вильгельм сказал:

— Как ты думаешь, после этого дня сможет кто-нибудь бросить мне обвинение, будто я монах или что у меня слабое сердце, как у женщины?

И я ответил:

— Народ наш будет ценить своего Гедеона столь же высоко, сколь сильно будут страшиться его наши враги.

Он обвел глазами поле, залитое кровью тех, кому по его приказанию отрубили руку или ногу.

— Ты помнишь, Давид не мог построить храм Господний, потому что руки у него были в крови?

— Между прочим, без царя Давида и без его в боях окровавленных рук вообще не было бы никакого мира, и вообще никто не имел бы возможности строить Божьи храмы, — ответил я в гневе. — Так что прими победу, которую Бог послал тебе, даже если что-то мешает тебе поблагодарить Его за это.