Блаженство по Августину (СИ)

Побоище под высокой южной стеной цирка не закончилось в один момент или присест. По-другому не вышло, если к нему не замедлили подключиться взбудораженные состязаниями зрители, каким-то уму непостижимым образом прослышавшие о дополнительном развлечении, где можно и на других порядочно посмотреть да и самим покрасоваться вместе со всей удалью и физической формой. В результате разводили и разделяли вне себя распалившихся борцов и бойцов две центурии городских стражей порядка в полном вооружении.

К счастью, зачинщиком массовой драки и цирковых беспорядков Эпистемон никак не мог объявить и обвинить Аврелия. Потому что рукопашные схватки между «синими» и «зелеными» у стен цирка есть старая добрая картагская традиция, отчасти дозволительная по окончании конных ристаний, если горячее панкратическое дельце ограниченно случается в пределах территории ипподромных, — выразимся по-гречески, — подсобных служб и не выплескивается безлимитно, беспорядочно, безобразно на улицы города, обходясь без случайных жертв и беспричинных увечий посторонних квиритов, куриалов, пришлых варваров или рабов-сервов.

Об этом казусе Аврелию намедни достопочтенный доктор Виндикиан подробно и детально толковал, обоснованно предлагая обратиться за справедливостью к суду магистратов. Вот-вот грянут выборные комиции декурионов, а вдогон, не за горами после декабрьских сатурналий и Рождества Христова в январские календы наступит новый консульский год. В том и в другом политическом случае апологическое дело Аврелия Августина без сомнений выигрышное, если на его стороне множество достойных доверия, докторальных свидетелей и очевидцев.

Действительно, многие могли видеть, как ритор Аврелий Августин и сенатор Фабий Атебан степенно беседовали, пешком возвращаясь из цирка. Оба явно не принимали какого-либо участия в кулачном толковище «сине-зеленого сброда», а за лошадиными ристаниями наблюдали исключительно в силу общественной обязанности, осуждая, порицая несдержанность и неумеренность проявления стадных и хищных простонародных чувств, какие нередко вызывают языческие зрелища в театре, в ристалище… Несомненно, судили они о том, по-христиански с любовью к ближним своим, согласно просили Всевышнего простить толпе язычников ее неразумие и безрассудность, заслуживающие поучительного и огорчительного сожаления.

Аврелий охотно соглашался с навещавшим его во время болезни декурионом Фабием и доктором Виндикианом, в один голос советовавших ему попробовать силы на судебном поприще. Сначала стоит защитить свои честь и достоинство, вернуть денежное благорасположение квесторов, а там, глядишь, и профессионально заняться апологической практикой, традиционно приносящей в римском доминате чины, славу и богатства.

Не перечил Аврелий и Монике, настойчиво предложившей для сокращения расходов переместить риторскую школу в новообустроенное крыло их особняка в Нижнем городе. Если уж не хватает в достатке средств, чтобы поддерживать ученую гордость, достойно размещаясь поблизости от форума, то довольствуйся малым и будь доволен тем, что имеешь. К чему нас и священные апостольские книги, мол, призывают, настоятельно рекомендуют.

Со всеми добросердечными советчиками Аврелий в ноябре благодушно и слабодушно соглашался. Пускай ему с легким сердцем не составило бы изрядного труда риторически возразить на каждую, из поставленных ими проблем и этиологий, он ни с кем не пререкался, никому не противоречил, не прекословил. Зачем, скажите на милость, болезненному человеку понапрасну тратить слабые духовные силы, умственные усилия и ораторское искусство на ближних или дальних? Пускай жизнеустроительство идет случайным чередом, плывет, куда ему вздумается без кормила и ветрила. Наверное, в самом деле правы христианские проповедники, утверждающие, будто блаженны нищие духом, как бы их есть царствие небесное. Либо на все и вся в подлунном мире имеется воля Божья.

Без молитвы и обращения к Всевышнему с просьбой даровать крепость духа и физические силы философ и ритор Аврелий Августин в то сумеречное ноябрьское утро как-то скептически обошелся. Все же таки он выбрался из-под одеяла, покинул нагретое уютное ложе, заставил себя умыться, одеться… Однако потом опять расслабленно улегся, укрыл ноги потеплее и принялся размышлять, чем таким ему следует сегодня, здесь и сейчас заняться. Может статься, не сходя с места…

С минуты на каплю соберутся ученики. Можно их, конечно же, всех, недоумков тупоголовых, разогнать по домам под удобнейшим и универсальным предлогом тяжкой хвори учителя. Или же сегодняшние занятия прекрасно сможет провести Небридий, получив соответствующие учительские и дружеские указания.

Хоть таким способом, но деньги все-таки надо зарабатывать. Не то последние толковые ученики разбегутся. И без того Аврелий кое-кого из обучаемых уже недосчитался. Одним не захотелось, честно говоря, иногда без толку таскаться в далекий Нижний город. Другие же, точнее, их родители, предусмотрительно решили отказаться от услуг профессора, обвиненного в неблаговидном образе жизни, и посему, — им, глупцам, очевидно, — якобы утратившего благоволение городских властей.

Оно, видимо, и к лучшему, если самые толковые, а также старательные, добросовестные и преданные аколиты и акусматики остались… Никуда не делись, обормоты пытливые. Вон скоро будут в сборе, припрутся всей cинaгoгoй, олухи…

Может статься, — раздумывал весь в сомнениях и колебаниях Аврелий, — распорядиться, кабы Небридий продекламировал избранные и заблаговременно подготовленные отрывки из Тита Лукреция? А затем, допустим, воспроизведет подлинные древние гексаметры Эмпедокла из Акраганта, какие спустя века упомянутый довольно образованный римлянин натурфилософски развил и продолжил.

Причем научную поэзию вполне по силам и уму более-менее выразительно зачитать домашнему рабу-чтецу Клару, а помощник Небридий с удовольствием походя ее переработает и с ходу импровизировано исправит неудачные, на его взгляд, строфы у стародавних поэтов. Ему такая филология по душе и по вкусу.

Наверняка половина наших слушателей мало что поймет архаично по-гречески, тогда как остальные не сразу сообразят что к чему классично по-латыни. Вот они и примутся вплоть до полудня наперебой объяснять друг другу неясные места и строчки под неусыпным присмотром Небридия с его уместными ироничными комментариями.

Тем временем выздоравливающему Аврелию позволительно поспать, чуток вздремнуть… Или того оптимальнее, самому чего-нибудь этакое умственное написать, сочинить? И книга третья трактата «О прекрасном и соответственном» ждет-пождет своего часа.

При всем том особого духовного расположения к творчеству он в то рассветное утро не ощущал. Кое-какие две-три свежие, в оригинале и генесисе, мысли безусловно найдутся, но ведь их еще требуется изложить письменно, привести в удобочитаемый облик. Между тем интересно послушать, как его любимые до изнеможения ученики станут составлять риторские многоречивые парафразы, перелагая в расширенную ритмическую латинскую прозу краткие стихотворные метры Эмпедокла и Тита о природе вещей.

Да и общая соответствующая тема намеченных на сегодня занятий, заранее сформулированная Аврелием, предполагает интереснейшую дискуссию и оживленную полемику, если ученикам предстоит ответить на два вопроса. Как-то: способствует ли древняя и современная натурфилософия ниспровержению ложных богов? И насколько успешно она развенчивает суеверное языческое многобожие и многобесие?

Небридий же с нейтральной, но ответственной стороны самостоятельно определит, кому отстаивать данную основополагающую гипотезу в рамках риторической катаскевы-утверждения, а кому ее вещественно критиковать, развивая анаскеву-отрицание. К религиозной теогонической тематике он весьма пристрастен и сумеет по достоинству оценить глобальную и орбитальную постановку архипроблемы учителем.

Тут профессор Аврелий еще немного подумал и оставил эту подготовленную схему занятий до лучших или до худших будущих времен, — в зависимости с какой исторической точки зрения на них посмотреть. Ведь не все так плохо, как кажется в душевной и телесной слабости? Можно ведь потрудиться, а от здоровья нисколько не убудет, коль скоро самолично провести настоящий урок. Значительнее того, без личного присутствия, как ни думай, не обойтись, и давно под стать заготовлена соответствующая нынешнему горестному положению профессорских дел оригинальная латинская контроверсия Апулея Мадаврского.