Ступени Нострадамуса

— Кто это сказал про жезл маршала в солдатском ранце? Не Наполеон ли?

— Конечно, он! Вершина и слава французской истории! Как я жалею, что не жил в то время.

— Не хотите ли вы предположить, что я была при его дворе?

— Мадам, я не безумец, хотя сейчас безумны почти все. Эти наводнения сводят всех с ума. Взгляните в окно. Мы проносимся над новым морем, заставившим отказаться от былых железных дорог.

— Монорельсовые поезда мне больше нравятся.

— Еще бы! Но вот залитые поля… Как вы к ним относитесь? Надеюсь, вы землевладелица? Не так ли?

— У меня в Швейцарии в горах свой замок. В округе все земли принадлежат мне. Фермеры и крестьяне деревушек арендуют их у меня.

— Зачем же вам, царице гор, какой–то полузатопленный городишко Гавр?

— Туда я еду за сыном и его семьей, невесткой и внучатами. У меня никакие штормы их не затопят.

— Внучата? Вот не подумал бы! Впрочем, говорят, женившийся рано не пожалеет об этом, как и рано вставший.

— Я вышла замуж шестнадцати лет и действительно не жалею об этом.

— Был бы рад, если б ваша семья, возвращаясь с вами в ваш замок, не встретила бы затруднений на границе. Эти швейцарцы чинят препятствия французам.

— Да как они смеют! Это же нарушение всех договоров!

— Подозреваю, что мой вызов из отпуска связан с возможной переброской нашего полка к швейцарской границе. Вы, вероятно, слышали по видео или читали в газетах о резкой ноте французского правительства швейцарскому, где его действия на границе названы недружелюбными, если не враждебными.

— Что это значит? Я выбросила всякие видеоэкраны после того, как изображение на них стало объемным и персонажи стали выходить с экранов и я оказалась в окружении всяких бандитов из излюбленных чернью боевиков. А газет я принципиально не читаю из–за грязных сплетен, которые там появляются. Если вашему полку придется пересечь швейцарскую границу, буду рада видеть вас в своем замке, где вместо видеоэкранов — прекрасные полотна великих мастеров и портретная галерея моих предков, которые смотрят на вас, не покидая рам. Когда–то там гостил в изгнании Вольтер. Я поставила его скульптуру.

— Мадам, я буду счастлив побывать у вас и приношу вам сердечную благодарность за приглашение. Но вот и Гавр, не изволите ли взглянуть в окно?

— Какой же это Гавр! — воскликнула графиня. — Вместо улиц каналы, и на них даже гондольеры. Это безобразие, я заказывала билет до Гавра, а вовсе не в Венецию.

— Мадам, монорельсовая компания здесь ни при чем. Это и есть залитый морем Гавр, а по улицам его плавают не гондольеры, а весельные шлюпки. Видимо, другого сообщения между затопленными домами нет.

— Это выглядит безобразно! Я возмущена.

— Не спорю. Но обратите внимание, как приспосабливаются люди к меняющейся обстановке. Они проложили на уровне вторых этажей деревянные плавающие тротуары и входят в дома через окна бельэтажа.

— Это тоже безобразно!

— Согласен с вами. Позвольте помочь вам выйти из вагона. Мы прибыли к платформе над бывшим железнодорожным вокзалом в Гавре.

— О, благодарю вас, виконт. Я буду вспоминать о нашем совместном путешествии. Дайте мне номер вашего полка, я попрошу о вас министра.

— Безмерно благодарен, — сказал офицер, передавая даме карточку. — Я помогу вам нанять лодочника, вернее, моторный катер. Он доставит вас по адресу вашего сына. Надеюсь, он живет не на первом этаже?

— На первых этажах ютятся люди не нашего круга, молодой человек.

— Ах да, конечно! Ведь он граф де Гранже!

Они вместе с сопровождающими их незримо Ильей и Наза Вецом спустились на залитую водой площадь, напоминавшую озеро, окруженное плотным кольцом домов с остроконечными крышами.

У деревянного причала при выходе с полузатопленного вокзального здания стояло много лодок и моторок.

Пассажиры торговались с гребцами, и те отчаливали от причала.

Офицер нанял графине комфортабельную лодку на воздушной подушке и помог ей перейти на палубу, где была даже каюта с мягкой мебелью. Илья и Наза Вец вошли туда.

Они видели, как молодой виконт здоровался с такими же, как он, офицерами и как они вместе сторговались с лодочником моторки, которая, очевидно, отвезет их в полк.

Фантомы присутствовали при встрече графини со своим семейством. Ее сын, статный француз с модной, видимо, бородкой, вышел к ней навстречу, рассчитав, когда она доберется сюда после прибытия монорельсового поезда, не встретив ее на вокзале, к неудовольствию графини.

— Неотложные дела, маман, связанные с нашим отъездом из Гавра, — оправдывался он. — Ведь я покидаю большое дело переправки грузов продовольствия для Франции, доставленного на судах из Австралии.

— Надеюсь, в Швейцарии ты будешь освобожден от этих забот, — ворчала графиня, опираясь на руку сына и входя в окно второго этажа.

Из другой комнаты вбежали радующиеся приезду бабушки дети, пяти, шести лет, мальчик и девочка, в сопровождении их матери, молодой аристократки с картинными чертами лица, на котором не отразилась радость по поводу прибытия надменной свекрови.

Тотчас же были вызваны грузовые моторные лодки для переправки багажа на монорельсовый вокзал.

Вскоре все семейство в сопровождении наблюдательных фантомов приплыло туда на лодке с каютой для богатых господ пассажиров.

Поезда монорельсового пути отправлялись в Париж и далее к швейцарской границе один за другим.

На высокой платформе толпилось множество народу: мужчины, женщины, старики и дети. Все с чемоданами или тюками, переходя от спокойной жизни горожан к печальному существованию беженцев на чужой земле.

Фантомы на этот раз, покинув аристократическое семейство, перешли в вагон с пассажирами меньшего достатка,

Места здесь были только сидячие, и в проходах теснились люди, как в переполненном пригородном поезде в былые времена.

Но сейчас багаж занимал немало места на полу, и людям приходилось стоять не просто между скамьями, а на своих или чужих тюках и чемоданах из–за невозможности ступить куда–нибудь, кроме них.

— Господь карает людей за грехи, — вздыхала сгорбленная старушка.

— Так уже было однажды, — поучал аббат в черной сутане, — когда из всех живущих и грешивших на земле после сорока дней и сорока ночей непрерывного дождя остался только Ной со своей семьей, взяв на ковчег семь пар чистых и семь пар нечистых животных.

— Надеюсь, Альпы не затопит, — и мы найдем в Швейцарии приют. Там привыкли к туристам, и есть прекрасно оборудованные отели, — размечтался молодой франт.

— В Гавре с хищными лодочниками, дерущими с вас шкуру, стало невозможно жить. И сырость одолевает. Непрестанные дожди. Откуда вода берется в небе? — ворчал что–то жующий толстяк.

— Да если бы только в дождях было дело! Океан наступает. Вот в чем неодолимая беда, — заметил мужчина в рабочей блузе.

— Молитесь, и Господь спасет вас, — вставил аббат.

— Боюсь, не хватит нам швейцарских храмов. Придется разбивать молитвенные палатки, как вы думаете, ваше преподобие? — спросила женщина с ребенком на руках.

— Господь услышит отовсюду. Не падайте духом, дети мои.

— Духота в вагоне! Позавидуешь первому классу! — вздохнула нарядная дама.

— Завидовать будем тем, кто первым пересечет швейцарскую границу.

— Я думаю, что сделаем это все разом, — решил обладатель блузы.

— А вы не читали газет? Усиленный паспортный режим у пограничников, — забеспокоился толстяк.

— Не может того быть! Мы все европейцы. При чем тут Швейцария или Франция, — возмутился франт.

— Вот именно! Думаю, что толпы нашего брата заполнят швейцарские горы и из Германии, и из Италии. Недаром в Швейцарии говорят на трех языках.

— Европа давно едина. Пора бы переходить на общеевропейский язык, — заметил молчавший до сих пор старик.

— Не хотите ли вы навязать нам искаженную английскую латынь, или безобразную гортанную речь бошей, или итальянские напевы? — вмешалась нарядная дама.

— В Швейцарии, куда мы скоро приедем, в соседних деревнях все знают по три языка, а говорят на одном из них, — заверил бывалый франт.