Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский

   - Тыри тышши злата-серебра бери, бери и уходи!

Юрий помотал головой: нет!

Мартул молча трижды сплюнул. Переговорщики умчались.

   - Что ж, - вздохнул Снабдя, - время - разговорам, время - делу. За работу!

Войско стало переходить вброд Малую Цивиль. Возле Юрия сошлись на конях Шуба, Красный-Снабдя, нижегородские наместники Иван Лихорь с Григорием Владимировичем. Стали думать: с чего начать?

   - Город укреплён дубовым тыном с двумя оплотами, - сообщил Шуба. - Между ними - вал. Будем зажигать?

Тут Красный-Снабдя ойкнул, дёрнул кулаком с досадой и выругался. Шуба проследил за его взором и воскликнул:

   - Ну, хазун!

   - Что за хазун? - не понял князь.

Братья Кошкины наперебой растолковали:

   - Тщеславный чёртушка!

   - Надменный дьяволёнок!

Наконец, Юрий увидел и обомлел: Иван Бренок, вскинув копьё, ведёт свою коломенскую сотню прямо к городу. Там пешие оружные защитники по рву с водой пригнали плот почти к самым воротам, обнеслись на нём щитами, стали крепко, изготовились...

   - Что творит дурень! - возмущался Шуба.

Однако же Бренок налётом выбил людей с плота, почти достиг ворот, ударил в них, сломал копьё... А сверху - стрелы чёрным ливнем, - щита не хватит целиком укрыться...

Не успел Бренок поднять свой щит. Упал!

Вот уж коломенцы и отходят. Одни несут своего сотника, другие их прикрывают.

Почти безжизненное тело положили на примятой траве. Юрий подъехал, спешился, нагнулся. Отчаянный ослушник не открыл очей. Подвели под руки старичка-лекаря, что оказался ближе. Раздели умирающего. Лекарь с важностью определил:

   - Рана стрелою, сквозь броню, под сердце.

Юрий опять склонился чуть ли не к устам Бренка. Тот прошептал, не размыкая глаз:

   - Государь, Василий Дмитрич, я испол...

И вытянулся.

Даже не знавшему покойного Юрию стало бесконечно жаль шального братнего любимца.

На гребнях стен торжествовали осаждённые.

Бывалый воевода Красный-Снабдя направляюще взмахнул рукой. Вперёд пошли люди с огнём и топорами, за ними - стрелки и копейщики. Одни подсекали тын, другие зажигали оплоты. Однако сильный ветер дул им в лицо. Поджигатели замешкались. Шуба с несколькими охранниками, закрывшими его щитами, устремился ко рву. Во всю мощь горла заорал:

   - Заходите с другой стороны! Зажигайте город по ветру!

Ветер резко усилился, пока перемещались огнёвщики.

Тщетно было противодействие осаждённых. Пожар в конце концов зародился, принялся расти. Зрелище развернулось ужасное: пылали целые улицы, огонь, поощряемый бурей, разливался быстрой рекой. Ополоумевшие жители стали выбегать из города. Началась сеча.

Перед Юрием положили тела Мамяка, Шахима и Мартула.

   - Где их князь? - спросил он.

   - Бежал, - беззлобно, как будто радуясь за счастливого беглеца, сказал Миша Кошкин. - Послали вдогон, да нашим коням арабских не догнать.

Вскоре из горящего Города прибыл Шуба. Взялся рассказывать, как булгары, не прося пощады, убивали жён, детей, самих себя или сгорали в пламени вместе с нашими нетерпеливцами, алчущими добычи. Юрий слушал вполуха. Не двигался, словно чего-то ждал. Подскакал Фёдор Голтяй-Кошкин:

   - Княже, можно въезжать в ворота. От Больших Булгар - только кучи пепла. Пожар улёгся. Дым ещё кое-где...

Юрий не дослушал:

   - Не еду. Движемся далее. На Казань!

Предстояло ещё девяносто вёрст степного пути. Князь видел толпы пленных, в основном жён и детей. Не взятые в плен старики стояли горстками на противоположном берегу Малой Цивили и затуманенными, невыразительными глазами провожали радостных победителей. Над уходящим войском плыли звуки труб, бубнов, свирелей.

Юрия сопровождал Иван Всеволож. В свободной от поводьев руке держал калиту.

   - Несметные богатства, Юрий Дмитрич, взяты нами в Больших Булгарах. Будет чем блеснуть перед государем. Разные ханские монеты в этом мешке. На многих изображены орлы, павлины, лебеди, тигры, львы, всадники, человеческие головы. На некоторых выбиты слова: «Алкаб Саин Хан хеледе аллагу муккугу». Это значит: «Алкаб Саин Хан, коего царствование да продлит Божья милость». Ведомо ли тебе, что Саин Ханом называли Батыя?

   - Бог не слишком-то продлил его царствование, - заметил Юрий.

   - Всему есть конец на Земле, - согласился Всеволож. И продолжил: - Вот монеты с изречениями из Алкорана. Восемь или девять денег весят около золотника. Ну, более или менее.

Юрий извлёк из своей запазушной мошны серебряную монету с изображением птицы и со словами: «Великий князь Дмит.» вздохнул и спрятал: отцовская!

   - Да, - закрыл калиту Всеволож, - только что я получил известие. С ним-то и подъехал к тебе.

   - Как получаешь? - спросил Юрий, зная, что все вестоноши-гонцы объявляются прежде всего перед ним самим.

   - В Большие Булгары весть пришла нынче ночью, - сказал боярин. - Может быть, и в Москву доставлена, да нас ещё не достигла. Здесь мне открыл её ордынский посольник Бе- гичка, за что был пощажён и отпущен.

   - Что за весть?

   - Как тебе ведомо, - начал Всеволож, - Витовт вознамерился вернуть к власти Тохтамыша, сместив нынешнего великого хана. Так вот, обе силы недавно встретились на берегах Ворсклы, притоке Днепра. Тимур-Кутлуг хотел мира. Витовт потребовал, чтобы его имя чеканилось на монетах Орды. Это означало бы её зависимость от Литвы. Темник Эдигей от лица великого хана отверг дерзкое требование и заявил тогда: пусть его тамгу, то есть родовой герб, чеканят на литовских монетах. Так началась битва... Литовцы, казалось, одолевали, когда Эдигеева засада нанесла удар с тыла. Побежало всё войско. Сам Витовт едва спасся с небольшим окружением. Погибли Андрей Полоцкий, Дмитрий Брянский, Дмитрий Боброк-Волынский...

   - Тётушка моя овдовела! - прервал рассказ Юрий. И жалостно заключил: - Лучшие воины Куликова поля!

Потом он долго не подавал голоса. Слушал новости безучастно.

После двух ночёвок войско стало в виду Казани, небольшого, не слишком-то укреплённого места: тын из сосновых брёвен на невысоком валу с неглубоким рвом. Перед ним выстроилась казанская рать, скромная, но готовая к битве. Ей не было смысла скрываться за плохим укреплением.

Юрий и Всеволож вглядывались вперёд. Князь пытался поточней оценить вражью силу. Боярин Иван рассматривал городок.

   - Знаешь, княже, как основывалась Казань? - спросил он. - Сын Батыев Саин ходил воевать Русь. В конце концов стал, обезоруженный смирением и дарами её князей. Решил создать крепость, где бы чиновники, собиравшие дань, могли отдохнуть. Место - удобное, когда бы не обитали тут страшные змеи. Но нашёлся волхв, обративший их в пепел. Это место царевич назвал - Казань, что значит Золотое дно. Населил его разными племенами, ушедшими из Руси, чтобы не креститься в христианскую веру. Саин любил сие место и часто приезжал сюда из Сарая. Оттого оно долгое время именовалось ещё Саиновым юртом.

К ним присоединился Шуба:

   - Теперь здесь будет наш юрт!

Юрий молвил:

   - Не кажи «гоп»...

Однако воеводы уже горели желанием преодолеть пространство, отделяющее их от противника. Большой полк повёл Снабдя, правое крыло - Шуба, левое отдали Лихорю.

Многие казанцы выехали на верблюдах, надеясь вспугнуть ими русских коней. Некоторые из тех же соображений затеяли бить в колотушки, застучали железом. Но всё оказалось тщетно. Под первым же натиском защитники города не устояли, бросились кто куда.

На сей раз Юрий не отказался войти в уцелевшую крепость. Здесь не было каменных зданий. В большую, видимо, начальственную избу к нему привели связанными двух булгарских владетелей, Осана и Махмет-Салтана. Оба обещались выплатить пять тысяч серебряных рублей и принять московского чиновника для сбора дани. Юрий оставил им из нижегородских наместников Григория Владимировича.

Затем войско в тех же лодьях подошло к устью Камы, взяло Жукотин и Кременчуг. Князь не вникал в боевые действия, полагался на Красного-Снабдю и Шубу.