Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский

В носу лодьи рядом с князем стояли Сиабдя и Всеволож. Последний рассказывал об осаде Царьграда неверными.

   - Турки со всех сторон окружили город и переняли пути по воде и по суху. Так стояли семь лет. Царь с патриархом пришли в великое оскудение. Наш государь был вынужден послать милостыню серебром - двести тысяч. Святейший отблагодарил великим поминком - чудной иконой с изображением Спаса, ангелов, апостолов и праведников. Все в белых ризах. Михаил Тверской тоже помог Царьграду. Получил икону Страшного суда.

   - По князю и поминок, - позлорадствовал Снабдя, не могший простить Михаилу отсутствия при Донском побоище.

Акинф Фёдорович Шуба, дядюшкин воевода, бывавший в земле булгар, подошёл и начал говорить, что они не имеют духа воинского по излишнему прилежанию к торговле и земледелию. Снабдя похвалил это прилежание и напомнил, что при голоде на востоке княжества булгары кормят нас хлебом. Иван Всеволож вставил жёсткое слово о ненависти их к христианской вере. Привёл случай с богатым купцом Авраамием, прибывшим в Великий Булгар торговать и не пожелавшим, как водится, поклониться Магомету. Его бесчеловечно умертвили.

Юрий, утомясь слушать, спустился в нижние помещения. Повечерял, ибо тьма уже приближалась. А после устроился на ночь в отведённой ему каморе, где Ивашка Светёныш загодя разостлал постель.

Лёжа на жёсткой судовой койке, князь мечтал погрузиться в сон. Однако немолчный скрип старых деревянных снастей напрочь отгонял его. Вместо собственных, принявших волшебные виды, переживаний в глазах стоял братец-государь с вынужденной улыбкой и внутренним гневом отпускавший новгородских послов. Не повезло ему с Господином Великим! Много обид накопил на изворотливых вольнолюбцев с Волхова: тайно переговариваются с Витовтом, самовольно торгуют с ливонскими немцами, на остережения из Москвы отвечают дерзко. Решил Василий отнять у них Двинскую землю. Двиняне, утесняемые корыстным новгородским правительством, обрадовались руке Москвы. Города Заволочья охотно открывали московлянам ворота, принимали наместников. Даже тамошние воеводы Господина Великого поддались Василию. Новгородцы в полном смятении бросились к великому князю. Как им теперь получать для покупателей из неметчины закамское серебро, сибирские меха, ловчих птиц и прочие выгодные товары? Василий не пожелал и слушать об уходе из Двинской земли. Юрий прекрасно помнил его высокомерное: «Не дождутся!» В отчаянье торгаши взялись за оружие. Восемь тысяч под началом посадника обратили в пепел Белозерск, затем разорили волости кубенские близ Вологды, осадили Устюг, сожгли посад, взяли из собора Пречистой чудотворную икону Богоматери и объявили её своей пленницей. Потом ограбили галичан, принудили к сдаче город Орлец.

Проиграл Московский великий князь битву с Новгородом! Вынужден был послать брата договариваться о мире. Слава Богу, не Юрия, а Андрея. Подрос братец! Владеет Можайском, Вереёй, Калугой и Белоозером. Сумел бы справиться с трудной задачей или нет, бабушка надвое сказала: слишком мощным казался боевой новгородский отпор. Да в одном потерявшие меру торгаши допустили оплошность. Как рассказывал после Юрию государев наместник в Двинской земле князь Фёдор Ростовский, побывавший у новгородцев пленником, беда к ним пришла от Устюжской чудотворной иконы. Положили захваченную в лодью, а та не идёт от берега. Тогда старик именем Ляпун обвязал святыню, сказав при этом: «Никакой пленник не пойдёт на чужую землю не связанным!» Эти слова аукнулись по возвращении войска в Новгород. Обрушился на него гнев Божий: стало корчить людям руки и ноги, ломить хребты, многие ослепли. Почти никто не остался здоровым. Архиепископ Иоанн отругал воевод, что обесчестили устюжскую соборную церковь, велел святыню вернуть с нетронутым золотым окладом и взятым вместе с нею полоном. Они дали обет. И лишь по исполнении его больные начали поправляться.

Немудрено, что Андрей преуспел в мирных переговорах. Василий подписал с Господином Великим грамоту. С улыбкой на устах, с гневом в сердце вернул Двинскую землю. Юрию выпало обратное поручение: не учинить мир, а выиграть войну. Как бы булгары не показали себя отчаянными под стать новгородцам! С этими мыслями князь незаметно заснул: во вражеских полчищах расчищал путь мечом, отдавал приказы и, раненный в плечо, пробудился.

Его молча тряс Ивашка Светёныш. На бурное Юрьево возмущение отвечал одним словом:

   - Приплыли!

Вместо скрипа снастей слышались голоса, топот. Лодья и в самом деле стояла.

Поев кислого молока со ржаным калачом, князь поднялся наверх. Там им сразу же овладели Акинф Шуба и Красный-Снабдя.

   - Надобно разгружаться.

   - Далее - только сушей.

Князь не противоречил. Старые воеводы, видимо, и не ожидали иного. Приказы были отданы ранее. Уже кипела работа. Кони седлались, выстраивались. Осадные орудия взгромождались на ломовые телеги. Из гущи, хлопочущей вокруг них, слышались голоса:

   - Ломись, ребята!

   - Напри дружнее!

   - Ещё разок!

Юрий сошёл по сходням. Асейка подвёл коня. Минута-другая - вскочить в седло, оглядеть пространство из-под руки: степь да небо, небо да степь!

   - А чтой-то там, впереди чернеет?

   - Городок Тухчин, - сказал Шуба. - Отсель до Города булгар девять вёрст.

Волга, - как полоса лазоревой паволоки, выкроенной из неба, упавшей на землю.

Со скрипом, ржаньем и выкриками двинулась масса людей, коней и телег от реки вглубь страны. По пути всё это организовывалось, приобретало вид вереницы, затем - порядкового строя.

К Юрию присоединился Иван Бренок, получивший сотню коломенских удальцов.

   - Зачем ты, княже, определил меня, под руку Красному-Снабде? Дай повоевать своей волей.

Глаза горят, руки нетерпеливо перебирают поводья. Видно: душа рвётся к подвигам.

   - У нас на каждую волю есть высшая воля. Иначе не будет толку, - возразил Юрий.

Бренок прищурился:

   - Государь бы освободил меня от опеки.

Ясно: мечтается любимцу брата Василия по возвращении из похода блеснуть перед господином собственными успехами. Князь благодушно махнул рукой:

   - Будь сам собой, да отвечай за себя.

Летнее солнце с утра царило на верхотурье небес. Жара сгущалась. Тучи кровоядной мошки рассеивались. За прошедшим войском на земле оставался пояс шириной в пять Владимирок.

Князь ехал впереди, но раньше углядел булгарскую столицу востроглазый Фёдор Голтяй-Кошкин:

   - Во-он, два столпа, четыре башни, семь каменных палат!

Ближе подступив, остановились. Шуба произнёс:

   - Великий город! Склад товаров, привозимых из окрестных стран!

   - Что нам в нём? Зачем он нам? - задумчиво промолвил тихий мыслитель и мечтатель Миша Кошкин.

   - Зачем он был Батыеву темнику Бастырю более полутора веков назад? - с усмешкой прозвучал вопрос Ивана Всеволожа. - Однако же завоеватель его взял.

   - Возьмём и мы, - предрёк Иван Бренок.

Юрий разглядывал ров, вал, высокий минарет мечети, каменные палаты. Шуба объяснял:

   - Вон та, справа - Судейский дом. За ней - Греческая палата, обиталище купцов заморских. Каменных жилищ здесь много. А живут в Великом Городе до десяти тысяч более богачей, чем бедняков.

   - Не вижу трунов, нас встречающих, - заметил Снабдя.

   - Трунов? - недопонял князь.

   - Трупов? - спросил Бренок.

   - Вящих людей, вельмож, - пояснил Шуба.

Город отделяла от пришельцев речка Малая Цивиль. Вскоре на противоположном берегу показалось несколько всадников. Оружничий Асейка Карачурин, бежавший из Орды на Русь через поволжскую Булгарию, опознал их:

   - Тот, что в середине, говоря по-русски, тысяцкий. Зовут - Мамяк. С ним - воеводы: Мартул, Шахим. Четвёртого не знаю.

Мамяк закричал по-русски чисто, будто всю жизнь провёл в Москве:

   - Зачем пришли?

Юрий поручил ответить дьяку. Тимофей Ачкасов, не имея равных в громогласии, ответил:

   - Взять ваш город!

На сей раз Шахим гортанно предложил с восточным выговором: