Королева Реформации

„Фрау Лютер, у меня плохие новости“, — сказал молодой офицер.

„Какие?“ — с тревогой спросила Кати.

„Император объявил, что если мы не прогоним всех виттенбергских беженцев, он объявит наш город вне закона“.

Кати оторопела. „Разве Шмалькальдская Лига потерпела поражение?“

„Пока нет. У императора много дезертиров, и многие из его солдат погибли от болезней. Но Лига не сплочена“.

„А Виттенберг пал?“

„Нет, но падет. Из донесений ясно, что герцог Альба беспощаден. Он дал обет очистить империю от протестантов“.

„Как вы думаете, что нам делать?“

„Уезжать“.

„Куда нам идти?“ — голос Кати дрожал.

„Я не знаю. Но я помолюсь, чтобы Бог направил вас. Я тоже протестант“.

После бессонной ночи Кати обратилась к Георгу Майорсу. „Профессор, — сказала она, — нам всем нужно уезжать“.

„Мне тоже сказали об этом. Куда вы хотите отправиться?“

„Есть только одно безопасное место: Дания“.

„Дания!“ — воскликнул Майорс.

„Да, Дания. Это единственное безопасное место. Король Кристиан II истинный протестант. Он любил моего мужа. Он защитит нас“.

„Но Дания далеко, это сто пятьдесят миль к северу! — Он покачал головой. — И кроме того нас отделяют от нее императорские войска. Помните, что армия Нидерландов помогает императору. Да и потом вы не знаете языка“. Он прикусил губу и сделал беспомощный жест. „Вы будете как птица, выброшенная из гнезда“. Он покачал головой.

„Тем не менее Бог хочет, чтобы я отправилась в Данию“.

„Это слишком далеко, особенно для беспомощной женщины с четырьмя детьми! Как друг доктора я должен по крайней мере постараться переубедить вас. Если что-нибудь случится, я не хочу, чтобы это лежало на моей совести“.

„Вы правы, я беспомощная женщина, — ответила Кати с печальной улыбкой. — Это потому, что мне нужен сильный мужчина, который будет сопровождать меня“.

„Фрау Лютер, я согласен. У вас есть кто-нибудь на примете?“

„Да“.

„Кто?“

„Вы!“

„Я?“

„Да, вы! В конце концов вы же сами сказали — я беспомощная женщина. И ваша обязанность помочь мне“.

Майорс был ошеломлен. Он пытался заговорить, но не смог издать ни звука.

„Как профессор богословия вы учили нас, что Бог правит всем, — настаивала Кати, глядя ему в глаза. — Вы действительно верите в это?“

„Да“.

„Тогда покажите мне вашу веру!“

„Когда мы едем?“ — спросил он немного испуганно.

„Завтра, после завтрака“.

Крытая телега с шестью пассажирами без особых приключений добралась до Брауншвейга в пятидесяти милях от Магдебурга. Здесь Майорс нашел комнату для себя и снял дом для Кати с семьей.

Пока Кати отдыхала пару недель, с ними встретился местный сенатор.

„Я слышал, что вы направляетесь в Данию“, — сказал он.

„Это единственное место, где мы будем в безопасности“, — ответила Кати.

„Это так. Но, фрау Лютер, вы никогда туда не доберетесь. Все дороги к северу полны войсками императора. Многие из тех, кто ненавидят протестантов, с удовольствием возьмут вас в плен и отдадут вас с детьми за выкуп. Кто-то из них решится и на более коварные поступки. Люди — это звери“.

„Может быть и так, но я все-таки поеду в Данию!“

Наняв телегу, Кати устремилась на север. Имперские войска были повсюду.

„Я немного боюсь“, — сказал Майорс.

„Не волнуйтесь, Бог поможет“, — ответила Кати.

После нескольких часов пути число солдат возросло, и тогда к югу от Гифхорна Кати заметила имперские цвета, полоскавшиеся на ветру. Сильно испугавшись, кучер сказал: „Фрау Лютер, нам лучше повернуть назад“.

„Нет, поезжай вперед“, — ответила Кати твердо.

„Но…“

„Поезжай!“

Несмотря на войска и телеги, нагруженные оружием и пушками, их телега в конце концов добралась до Гифхорна. Здесь Майорс попытался снять комнату на ночь. Ничего не нашлось. Не было даже мест на полу. Деревня была полна войсками, было много пьяных.

Не имея возможности купить провизию или найти ночлег, боясь, что ее узнают, Кати сказала: „Забудем о Дании и пойдем на юг“.

Следующие недели были наиболее трудными, и Кати с трудом выдерживала. Стараясь избегать мест сражений, она с детьми переходила из деревни в деревню. Везде новости пугали.

„Нападение Филиппа Гесского на имперский лагерь было отражено. Филипп попал в плен“.

„Карл V передал избирательную Саксонию Морису“.

„Иоанн Фридрих был ранен и приговорен к смерти“.

„Виттенберг вот-вот падет“.

„Герцог Альба дал обет убить каждого протестанта“.

Пока все эти рассказы крутились у нее в мозгу, Кати остановилась у харчевни, чтобы купить продуктов. Пока она с семьей подкреплялась, она заметила худого старика в комнате для гостей. „Вы похожи на купца“, — заметила она.

„Да, я из Торгау“.

„Есть ли какие-нибудь известия о Виттенберге?“

„У меня есть и хорошие и плохие известия и о Виттенберге, и о войне“. Он отрезал большой кусок рыбы и, пережевывая ее, продолжал: „Шмалькальдская Лига могла бы победить, если бы ее генералы напали на императора в тот момент, когда он переправлялся через Дунай. Они превосходили его силы втрое. Но они сомневались, и за это время имперские силы устремились к северу. Вскоре к ним присоединится тысячное подкрепление из Нидерландов. В конце концов император одерживает одну победу за другой.

Решающая битва произошла в Мюльберге в нескольких милях к юго-востоку от Торгау“. Он отрезал еще один кусок рыбы от хвоста и полил соусом. „В этой битве наш избиратель Иоанн Фридрих ранен в шею. Сдавшись, он был представлен перед императором. Император насмехался над ним. Он назвал его толстой свиньей“.

„Я слышала, что его приговорили к смерти, это так?“

„И да, и нет“. Старик не донес рыбу до рта. „Фердинанд, брат императора, хотел, чтобы его казнили, и смертный приговор был вынесен. Но это было лишь сделкой. Окончательно решили, что его не казнят, если Виттенберг сдастся без борьбы“.

„А город сдался?“

„Да“.

„Неужели кто-нибудь из солдат осквернил останки доктора Лютера?“ — Кати едва не задохнулась.

„Нет. И это можно объяснить только чудом“.

„Что вы имеете в виду?“

„Герцог Альба, самый горячий ненавистник протестантов в Европе, поклялся, что он откопает их, сожжет и бросит пепел в Эльбу. И он сделал бы это, если бы ему не помешал один человек. Этот человек — Лукас Кранах“.

„Художник?“

„Да, художник. Вы его знаете?“

„Я работала в его доме и хорошо его знаю“.

„Ну так вот, этот старик рисковал своей жизнью, пробившись сквозь стражу и представ перед императором в его собственной палатке. Он прошел через все это и выжил только благодаря Божьему провидению. Пораженному императору он сказал: „Я — Лукас Кранах, тот, кто писал ваш портрет, когда вы еще были юношей. Вы меня помните?“

Припомнив что-то, император ответил: „Да, я помню вас и хорошо помню портрет. Он один из моих любимых“.

„А вы помните, какое обещание вы дали мне тогда?“ — настаивал Кранах.

„Я помню, что я пообещал вам, что когда я стану императором, я выполню любую вашу просьбу. У вас она есть?“

„Да“.

„В чем она состоит?“

„Пощадите останки доктора Лютера“.

Император опешил. „Если я выполню вашу просьбу, я разозлю герцога Альбу, а он — мой лучший генерал“.

„Это так, Ваше Величество. Но разве обещание потеряло свою силу?“

„Нет, обещание остается в силе, — ответил император. — В добавление к нему я хочу, чтобы в истории запомнили, что я вел борьбу только с живыми, но не с мертвыми. Кости Лютера, хоть он и был диким кабаном, останутся нетронутыми. Я выполню свое обещание“.

„О, Слава Богу! — прошептала Кати. — Затем, посмотрев в лицо старику, она сказала: „Я — фрау Лютер. Я молилась, чтобы Бог пощадил его останки. Значит ли это, что теперь я с детьми могу свободно вернуться в Виттенберг?“

„Да. Вы можете возвращаться“, — сказал купец, отрезая еще один кусок рыбы и обильно поливая его соусом.