Зато Париж был спасен

изливал душу в оперной арии. Самсонов долго стоял возле него, сцепив в задумчивости пальцы.

- Я - великий Тангейзер, - вдруг сказал немец, - но моей Элизабеты уже не вернуть...

Казаки вознамерились было отвести его к кострам русского бивуака, но сумасшедший певец начал яростно отбиваться.

- Оставьте его, беднягу, - велел Самсонов. - Он, видимо, не перенес разгрома своей хваленой армии. Бог с ним!

Париж и Лондон умоляли Петербург - жать и жать на немцев не переставая; с берегов Невы сыпались телеграммы в Варшаву; из Польши в Пруссию, вздымая тучи пыли, мчались автомобили марки "рено"; генштабисты, обвешанные аксельбантами, буквально в спину толкали Самсонова:

"Союзники требуют от нас - вперед!" Александр Васильевич уже ощутил свое одиночество: Ренненкампф после битвы при Гумбинене растворился где-то в лесах и замолк...

- Словно сдох! - выразился Самсонов. - Боюсь, как бы этот ферфлюхтер не повторил со мной шутки, которую он выкинул под Мукденом... Тогда мы все в крови будем плавать!

Оказывается, в германских штабах о столкновении двух генералов на перроне мукденского вокзала было известно - и немцы учитывали даже этот пустяк. Сейчас на место смущенных Притвица и Франсуа кайзер подыскивал замену... Он говори;;:

- Один нужен с нервами, а другой совсем без нервов! Людендорфа взяли прямо из окопов (с нервами) и Гинденбурга - из уныния отставки (без нервов). Армия Самсонова, оторвавшись от тылов, все дальше погрязала в гуще лесов и болот. Не хватало телеграфных проводов для наведения связи между дивизиями. Обозы безнадежно отстали. Узкая колея немецких железных дорог не могла принять на свои рельсы расширенные оси русских вагонов. Из-за этого эшелоны с боеприпасами застряли где-то возле самых границ, образовав страшную пробку за Млавой.

- Если пробка, - сказал Самсонов, - пускай сбрасывают вагоны под откос, чтобы освободить пути под новые эшелоны...

Варшава отбила ему честный ответ, что за Млавой откоса не имеется.

Солдаты шагали через глубокие пески - по двенадцать часов в день без привального роздыха. "Они измотаны, - докладывал Самсонов. - Территория опустошена, лошади давно не ели овса, продовольствия нет..." Армия заняла Сольдау: из окон пучками сыпались пули, старые прусские мегеры с балконов домов выплескивали на головы солдат крутой кипяток, а добропорядочные германские дети подбегали к павшим на мостовую раненым и камнями вышибали им глаза. Шпионаж у немцев был налажен превосходно! Отступая, они оставляли в своем тылу массу солдат, переодетых в пасторские сутаны, а чаще всего - в женское платье. Многих разоблачили. "Но еще больше не поймано", - докладывали в штаб. Самсонов карманным фонарем освещал карту:

- Но где же, черт побери, Ренненкампф с его армией? Первая армия под началом "Желтой опасности" не пошла на соединение со Второй армией, и Гинденбург с Людендорфом сразу же отметили эту "непостижимую неподвижность" Ренненкампфа; между прочим, русское главнокомандование знало, что Ренненкампф уклонился