Страшный Тегеран

И снова подошел к стене и стал прислушиваться. Все было тихо.

«Мэин не пришла, — шептал он про себя, — ясно, что-то случилось. Отчего у меня такая тоска на сердце и так мне беспокойно и тревожно? Милая моя, любимая, что с тобой?»

В этот момент, как будто услышав что-то, он сказал:

— Что это? Как будто звук шагов. Сюда... Это, наверное, она. Да, да! Сюда идут... Ближе.

Из-за стены раздался тихий зов:

— Ферох, Ферох! Дорогой! Прости, что заставила тебя столько ждать. Постой, я приставлю лестницу и все тебе расскажу.

Появилась лестница, а еще через минуту из-за стены показался нежный очерк красивой девичьей головы. Усевшись на стене и склонившись к Фероху, Мэин сказала:

— Милый! Ты никогда не должен думать, что я могла о тебе позабыть или по небрежности пропустила бы время. Ты знаешь, что мое сердце принадлежит тебе, любит тебя и что им повелевает преданность тебе.

В эту минуту лунный свет упал на лицо Мэин, и оно стало еще прекрасней. Мэин было восемнадцать лет — возраст, когда девушки Персии достигают предела красоты и нежности. Будто нарочно, порыв ветра растрепал ее золотые кудри, то набрасывая их на лицо, то закрывая ими ее красивые глаза, заключавшие в себе целый мир любви и желаний.

Ферох тоже был взрослым юношей: ему было двадцать лет. И если прежде он искал только встречи с Мэин, то теперь с глубокой страстью жаждал ее близости.

Уважаемые читатели захотят, может быть, узнать, что происходило с этими влюбленными на протяжении протекших шести-семи лет, и почему они избрали для свиданий эту стену?

После того дня, когда он играл с Мэин в саду, Ферох много раз еще бывал в доме тетки. Но как раз в это время он поступил в среднюю школу. Уроков было много и день ото дня времени у него становилось все меньше. Он не мог уже, как прежде, отдавать свое время забавам с подругой детских игр, со своей теперешней возлюбленной, хотя встречался с ней всякий раз, когда ему удавалось. Так прошло четыре года.

Любовь их крепла, но чувство их менялось; если раньше для утоления любовной боли им довольно было поцелуя, то теперь они чувствовали, что даже крепким поцелуем не потушить огня, разгоревшегося в их сердцах.

Однажды, когда Фероху пришлось сдавать годичные экзамены, он целых три недели не видел Мэин. Представьте же себе, как он удивился, когда, придя в дом тетки, увидел, что Мэин не выходит, как всегда, к нему навстречу. Вместо нее в комнату вошла служанка и произнесла:

— Мэин-ханум посылает вам привет.

Чтобы не показать себя невежей, Ферох вынужден был сказать:

— Передайте ханум выражение моей глубокой преданности.

Лицо тетки сказало, что дальнейшие свидания его с Мэин невозможны.

Мог ли Ферох после этого хоть одну минуту там оставаться? Мог ли он заставить свое сердце вынести такой удар? Мог ли он жить без встреч с Мэин?

Трое суток он думал. Потом решил, что ему нужно написать письмо Мэин и отослать его весьма хитрым способом.

Ферох знал, что тетка его не умеет читать и что Мэин всегда читает ей письма другой тетки, живущей в Казвине. Он тотчас взял перо и написал:

И тут же Ферох написал другое письмо, от имени казвинской тетки к матери Мэин, наполнив его молитвами и салямами, поклонами Фатэме-Бегут и Секене Баджи, а сверху — крупным почерком:

В этот день один из приятелей Фероха уезжал на автомобиле в Энзели. Повидавшись с ним, Ферох запрятал письмо в конверт, надписал адрес: «Ее высокородию Мелек-Тадж-ханум», отдал приятелю и попросил опустить на станции Енги Имам в почтовый ящик. Так и было сделано.

И через восемнадцать часов почтальон входил с этим письмом в ворота сада Мелек-Тадж-ханум. Едва взгляд Мэин упал на письмо, она узнала почерк Фероха.

После обеда она ушла к себе в комнату и получасовое раздумье указало ей исход.

У г. Ф... эс-сальтанэ был садовник, умный и хороший человек; к сожалению, вследствие невежества одного из крупных тегеранских врачей, бедный Метеди-Казем почти потерял зрение. У садовника была шестнадцатилетняя дочь, которую он крепко любил. Случилось как-то, что она тяжело заболела малярией, и это несчастье чуть не убило старика.

Очень часто, когда Мэин ходила на Лалезар или на базар за покупками, она по пути заходила в дом садовника, находившийся поблизости, ухаживала за его дочерью, иногда дарила ей платье или немного денег и мало-помалу садовник и его дочь так привязались к Мэин, что сделались ее преданнейшими слугами; оба все время мечтали, как бы оказать ей какую-нибудь услугу. Но до сих пор Мэин никогда не случалось нуждаться в их заботах.

Мэин решила, что она может послать Фероху письмо при помощи дочери садовника, а с помощью самого садовника может, пожалуй, устроить и свидание с Ферохом.

Мэин направилась в комнату прислуги, чтобы послать кого-нибудь за дочерью садовника, но, по счастливой случайности, увидала ее там. Приняв это за счастливое предзнаменование, она повела девушку к себе. Безусловно, доверяя ей, она рассказала о запрещении видеться с Ферохом и попросила у девушки помощи.

Шекуфэ — так зовут дочь садовника — сейчас же выразила полную готовность на все. Мэин сказала:

— Сначала иди к отцу, объясни ему все и попроси, чтобы придумал какой-нибудь способ видеться с Ферохом.

Через четверть часа Шекуфэ, сбегав к отцу, сказала:

— Дела хороши. Отец придумал отличный способ.

— Что такое? — Сердце Мэин затрепетало.

— Отец, — рассказывала Шекуфэ, — сначала, было, задумался, а потом говорит: «А ведь я знаю, что надо делать. Вот что надо, у западной стены сада я поставлю лестницу. Вы можете разок, другой, третий в неделю, ночью на нее влезть да повидаться с Ферохом, — пусть он приходит туда к стене».

Одобрив этот план, Мэин тотчас же написала Фероху письмо.

Она отдала письмо Шекуфэ, разъяснила ей, где будет место встречи и отправила к Фероху. И в ту же ночь Ферох пришел. В конце концов было установлено, что они будут встречаться два раза в неделю у забора и раз в неделю на десять минут в доме садовника. Но эти свидания у садовника сопровождались таким страхом и трепетом, что они не могли как следует насладиться беседой друг с другом. Так продолжалось два года, до этой весенней ночи. Прошло несколько минут молчания. И снова начала говорить Мэин.

— Ах, Ферох, я не знаю, что в конце концов с нами будет? Разве ты не хочешь знать, почему я заставила тебя так долго ждать?.. Я думала скрыть от тебя причину, но вижу, что скрывать ее, пожалуй, будет еще хуже.

Охваченный тревогой, Ферох сказал:

— Говори дорогая, конечно, говори. И, если это даже что-нибудь неприятное, все равно я хочу слушать, потому что твой голос для меня приятней музыки.

С бесконечной грустью Мэин сказала:

— Ферох, Ферох... Эта не так. У меня вести плохие. И хотя я боюсь, что ты будешь беспокоиться, но что делать? Я вынуждена сказать, так как с этим вопросом связано наше с тобой будущее.

Встав на камень у подножия стены, чтобы быть ближе к Мэин, Ферох сказал:

— Что такое, Мэин, в чем дело? Ты пугаешь меня. Дорогая, говори, что случилось, я хочу знать, что тебя так взволновало. Говори скорее, в чем дело!

Мэин сказала: