Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский

Наконец, вот он, победитель Мамая, в лесу золотых хоругвей и ратных стягов. Горделив белый конь под богатым чепраком. Сановит в дорогом седле тридцатилетний государь, полный телом, широкий в плечах, чернобородый, с горящим взором. Он взошёл на рундук, жена приникла к его груди:

   - О, супруг мой возлюбленный!

Юрий против желания и не к месту заплакал. Отец больно кольнул его мужским лобзанием:

   - Успокойся! Если Бог за нас, кто против нас?

Великокняжеская семья, - сам Дмитрий Иванович в седле, Евдокия Дмитриевна с княжичами в карете, - проехала через Фроловские врата к кремлёвским соборам, ради благодарственных служб. Юрий сквозь опущенное оконце слышал голоса из толпы:

   - Хвала Богу и государю!

   - Славься, славься, Дмитрий Иванович!

   - Крепко держи печать Небесного благоволения!

   - Наш ангел-хранитель!

И совсем близкий голос:

   - Наш орёл высокопарный!

Юрий, не в пример старшему братцу Васеньке, едва выстоял на гнущихся ногах службу в соборе Успенья. Зато после, когда отец, по его выражению, вошёл с семьёй «в своё знамя», а именно в златоверхий терем, младший сын был усажен на пардусовую шкуру [8] бок о бок с матерью. В уютном покое он с наслаждением слушал отцову неторопливую речь:

   - Славный Боброк в канун битвы глубокой ночью позвал меня в чисто поле, дабы вызнать судьбу Отечества. Где-то впереди - стан Мамаев. Позади - свой. «Внимай!» - повелел Волынец, простерши руку во вражью сторону. Оттуда услышал я стук и клич, будто шумело большое торжище, строился новый град или громкоголосили трубы. Затем слышу: воют звери и кричат вороны, будто предвещают грозу. Волынец обратился к нашему стану: «Что там?» Я отвечал: «Всё тихо. Только кажется, будто огни небесные сливаются с блестящими зорями». Боброк приник ухом к земле и долго молчал. Я поторопил. «Ждут нас добро и зло, - молвил он. - Плачут две страны. Одна, как вдовица, другая, как дева. Ты победишь, Дмитрий, но оскудеет земля наша воинами и воеводами». И я впервые пролил слёзы в ту ночь.

Юрий счастливо заснул, согретый добрым отцовским голосом, родным материнским теплом. Уже во сне дошло до него пожелание великой княгини:

   - Поедем к Троице. Пусть отец Сергий отслужил панихиду по убиенным в Донском побоище.

2

Восьмилетний княжич Юрий расставлял крашеные бабки на огородном лугу. Подбежавшая Домникея обняла его сзади и зашептала:

   - Радуйся, ненаглядный мой, ты уже не младыш!

Не понимая, он отстранился:

   - Не мешай, мамка!

Она сказала:

   - У матушки великой княгини родился твой младший брат.

Юрий замер, потом устремился к терему, на женскую половину. Его не пустили сенные девки:

   - Поди, поди. Не до тебя.

Бросился в покои отца, соображая на бегу: вот почему всем семейством вчера вечеряли, а ныне утренничали без матери. На вопрос о её здоровье отец ответил: «Вся надежда на Бога!» Юрий молитву на сон грядущий завершил просьбой: «Господи, помоги!» Теперь душа рвалась успокоиться в объятьях родителя.

Он знал: нынче должен быть пир в честь новорождённого. Когда явилась на свет сестрица Мария, Юрий смутно, но точно помнил: был лир. А два года назад при рождении Анастасии тоже был пир, да ещё говорят, «на весь мир». Однако отчего же сейчас нет радостной суеты во дворце? Впрочем, суета есть, но какая-то неприятно тягостная.

Не по-праздничному понуро сновала челядь по переходам. В столовой палате расставляли посуду. И она, казалось, не звенела, а звякала. Ещё неприятность: шипящее по-змеиному слово, многажды слышанное, повсюду стало донимать княжича:

«Тохтамыш»!

   - Что за Тохтамыш? - спросил встреченного случайно Осея.

Дядька старшего братца явно спешил.

   - Не прилично ты, княжич Юрий, бегаешь по дворцу. Ступай в свою ложню.

   - Ответь, тогда удалюсь, - подбоченился маленький упрямец.

   - Добро, - остановился Осей. - Как помнишь, Мамай был нами разбит и бежал на юг. Там-то, на реке Калке, встретил его новый ордынский царь, объявивший себя потомком Батыя. Это и есть Тохтамыш. В борьбе с ним Мамай погиб. А его победитель решил по-старому владеть нами, как хан Узбек. Послал на Москву царевича Акхозю требовать прежней дани. Да не для того мы на Куликовом поле пролили кровь. Великий князь ещё в Нижнем остановил посланца: не ручается, дескать, за его безопасность. Вот хан и затаил злобу. Вчера к нам прибыли сурожские [9] купцы - Василий Капица, Сидор Олферьев, Кузьма Ховря... Да ты их не знаешь. Главное, что они донесли: новый завоеватель скрытно движется на Русь с превеликой ратью. Олег Рязанский уже поддался ему, указывает на Оке безопасные броды.

Юрий затрепетал:

   - Опять битва?

Осей круто повернул его к лестнице, ведущей в детские покои:

   - Это решать большим. Да и ты на свете уже девятый годок. Так что мужайся и жди распоряжений родительских.

Юрий, взошед на несколько ступенек, остановился. Когда же стихли шаги Осея, спустился и сызнова устремился по переходу. Теперь он бежал к Передней, откуда явственно слышались голоса. Дубовая дверь крепко затворена. Слов не разобрать. Но вот она распахнулась, и княжич увидел крупного, широкоплечего отца. Чёрная борода всклокочена, взор горит гневом. Великий князь остановился на миг, обернулся, прокричал:

   - Как хотите. Я тотчас еду в Переяславль, Кострому. Там соберу новые полки. Вы же сиднями ждите в каменной крепости.

Следом вышел дядюшка Владимир Андреевич с решительной речью:

   - Отправлюсь немедля к Волоку Ламскому. Чаю там найти силу.

Княжич не успел отойти. Отец с дядей наткнулись на него.

   - Ты что тут делаешь, пострелёнок? - склонил длинные усы Владимир Андреевич.

   - Юря, поди к себе, - велел отец. И прибавил: - Мамка уже не справляется с тобой, пора искать дядьку. - Потом громко позвал: - Василий!

Из Передней, к удивлению младшего, вышел старший брат Васенька. Стало быть, ему, как престолонаследнику, уже на двенадцатом году можно присутствовать при соборованиях великого князя с боярами. Юрий постарался принять независимый вид. Он ведь тоже теперь не младыш. Дмитрий Иванович торопливо молвил:

   - Возьми Юрю пока к себе. Займи и не отпускай. Под вечер соберёмся у матери. После крестин скажу, как нам дальше быть.

Первый великокняжеский сын крепко взял руку второго, повёл к себе.

   - Вот что, Гюргий, - назвал он брата по своему обычаю: не то Юрий, не то Георгий. - Пришёл час показать: мы уже не дети!

Крутая чёрная лестница кончалась перед дверью, где обитал Василий. У него всё упорядочено и прибрано, не то что в Юрьевой ложне. Бывая здесь, отдыхаешь душой: и постель кажется мягче, и окошко будто больше впускает света. Однако брат не позволил гостю плюхнуться на ложе, предложил лавку.

   - Миновали два года покоя после побоища на Дону, ~ начал он речь. - Надо заново отражать врага.

   - Поня-а-атно, - протянул Юрий, усевшись. - Вижу, татуньку это привело в большую кручину.

   - Не только это, - возразил брат. - Его смутило иное.

Юрий удивился:

-Што?

Василий покривил губы:

   - Неодиначество князей и бояр.

Удивлённый братний взгляд заставил высказаться яснее:

   - Государь, наш отец, не затрепетал перед новым побоищем. Младшие бояре и воеводы изъявили готовность идти за ним. Старших же испугал новый вихрь истребления. Они закричали: «Земля наша обезлюдела, обеднела! Всё худо, всё нище, всё сиротинно». Испуганные готовы на то, чтоб ордынский царь снова над нами взял волю. Дмитрий Суздальский и Нижегородский, наш дед по матери, послал сыновей, наших дядей, Василия и Семёна, заложниками в Орду. Олег Рязанский изменил. Михаил Тверской притих, выжидая, куда ветер подует.

   - Я думал, суздальский дедушка храбрее и тамошние наши дядья отчаяннее, - грустно промолвил Юрий.