Жанна дАрк из рода Валуа. Книга 2

Мы все помним как легко и удачливо король Генри одерживал победы и не только на военном поприще. Его внезапная смерть ни в коей мере не может служить доказательством того, что Господь отвернулся от законной английской династии, ибо достигнута она была несомненным колдовством. Но остался наследник, уберечь которого, равно как и его наследство, наша святая обязанность. И тут мы должны задаться вопросом: что же позволило свершиться злодейскому колдовству? Что?! Уж конечно не благонравие «дофинистов», и не то, что они считают своими, якобы законными, правами борьбу за французский трон. Злодейство черпает силы в мифическом убеждении, что явится какая-то Лотарингская Дева, которая, смешно сказать, позволит дофину одержать окончательную победу и даже коронует его в Реймсе у священного алтаря! И те, кто поддерживает в рабах веру в это пророчество, особо упирают на то, что помощь французским королям всегда приходит именно из Лотарингии. Хотелось бы возразить, но крепость Вокулёр, как кость в горле, до сих пор никому не подчинена, и может считаться равно принадлежащей, как Шампани, так и Лотарингии. Любая шарлатанка, пришедшая оттуда, объявит себя Лотарингской Девой и легко поведёт на бойню толпы заблудших крестьян, что только увеличит бессмысленные жертвы. Уж и без того мы, то и дело, слышим о каких-то разбойных нападениях, чего в прежние времена не было, и быть не могло. А то, что совсем недавно комендантом крепости в Витри был назначен Этьен Виньоль, с этим его еретическим прозвищем Ла Ир, яснее ясного дает нам понять, как важно тем, кто защищает сомнительные права дофина сохранить Вокулёр – этот оплот неподчинения…

И дальше, обращаясь уже непосредственно к губернатору Шампани де Вержи, и призывая всех вспомнить недавний заговор в захваченном городе, Рошетайе долго расписывал те бедствия, которые принесёт слишком лояльное отношение к городам соблюдающим нейтралитет.

В итоге, к концу этой пламенной речи, только де Вержи, раздражённый намёками на свою недальновидность, не кивал согласно в такт словам Руанского епископа, все же остальные готовы были немедленно голосовать за поход через Витри на Вокулёр, после которого падение Орлеана станет уже, по их мнению, делом нескольких дней.

Весьма довольный собственными успехами, Рошетайе перемигнулся с Кошоном, который всем своим видом выражал готовность немедленно его поддержать. Но тут с места подскочил племянник Кошона дю Годар, занимающий должность заместителя городского капитана в Реймсе, и стал довольно путано выражать свое одобрение только что услышанному. За ним, безо всякой паузы, слово взял Жан Бопер – давний приятель Кошона еще по Парижскому университету – недавно вернувшийся из Рима, где выполнял очень и очень важные поручения герцога Бэдфордского. За ним другие и другие, так что в итоге сам Кошон оказался последним, к кому регент обратился с вопросом: «А вы епископ что думаете?».

– Боюсь, ваша светлость, моё красноречие померкнет после всех этих блистательных выступлений, – смиренно потупился тот, – поэтому я выражу своё согласие деликатным молчанием.

Это было не совсем то, чего ожидал Рошетайе. Однако, видя что Бэдфорд смотрит на него с благосклонной задумчивостью, Руанский епископ только низко поклонился и на всякий случай добавил:

– Разумеется, последнее слово, как всегда, за вами, ваша светлость. И, если вы сочтёте, что поход на Орлеан сейчас целесообразней, я готов беспрекословно признать вашу правоту.

– Плохо, плохо закончили, епископ, – пробормотал регент поднимаясь. – Но говорили убедительно. Я подумаю над вашими словами…

* * *

Двадцать второго июня Антуан де Вержи двинулся на Вокулёр. Отряд, насчитывающий около двух тысяч воинов был подкреплён бойцами капитана из Бове Пьера де Три и войском графа де Фрибура, подошедшим из Франш-Конте, графства Бургундского.

Витри к тому времени был уже захвачен, а следом за ним пали и более мелкие Бланзи и Ларзикура. Этот военный манёвр прошёл легко. Но, в отличие от многих из своего окружения, губернатор Шампани не слишком радовался победе при Витри.

«Такое впечатление, что Ла Ир сопротивлялся только для виду, – размышлял он, продвигаясь к Вокулёру. – Не знай я этого волка, тоже бы порадовался. Но Ла Ир скорее дал бы заточить себя в железную клетку, как Барбазан, чем позволил сдать город почти без боя… Однако, сдал… Что это? Или он не верит в победу «дофинистов», или это ловушка… Но в первое не поверю я сам, а второе… Второе вполне возможно, учитывая близость земель сына этой чёртовой герцогини Анжуйской…».

Именно такие соображения заставили де Вержи принять без каких-либо оговорок все условия сдачи Витри, выдвинутые Ла Иром, и с миром отпустить его самого. Гарнизону тоже было позволено беспрепятственно удалиться, а в городе никаких погромов и расправ не проводилось.

«Будь, что будет, – решил про себя де Вержи. – Регент меня, конечно, по головке не погладит, но и гневаться сильно не посмеет – за моей спиной герцог Бургундский. Зато, если под Вокулёром нас ждёт ловушка, я заработаю некоторые послабления для себя и своих людей тем, что пошёл на уступки».

Крепость осадили по всем правилам воинского искусства, переполошив все окрестности в долине Мёза – извилистой речушки, что протекает как раз под откосом, где вознёс свои башни Вокулёр. Но мессир де Бодрикур не спал и тоже потрудился на славу. Помимо уже имеющихся двадцати трёх башен, он укрепил Вокулёр изнутри вторым кольцом фортификационных достроек обстоятельно и надёжно, не оставляя никаких сомнений в том, что к осаде здесь готовились давно.

Де Вержи не был удивлён, когда первая атака захлебнулась, но, присланный Кошоном Бовесский капитан, буквально пришел в бешенство. Отправляя его, епископ пообещал огромную награду за полное уничтожение деревеньки под названием Домреми, где «по достоверным сведениям, тайно переданным Кошону неким безвестным монахом», окопалось целое скопище еретиков, и бравый капитан рассчитывал уже к середине июля доложить о выполненном задании. А на полученные деньги откупить, давно присмотренное, поместье под Бове.

Во время военного совета в шатре командующего мессир де Три и ногами топал, и швырял оземь свои перчатки, требуя возобновления атак, но мало чего добился. Ответом ему был только холодный взгляд де Вержи, который, буквально накануне, в беседе с графом де Фрибур, делился своими подозрениями о возможной ловушке, подстроенной «дофинистами».

Я не верю в лёгкие победы, как не верю в тайники с приоткрытой дверцей. Больше похоже на мышеловку… И терпеть не могу, когда в военные дела влезают святоши, – говорил он поздним вечером, стоя с Фрибуром на высоком холме, с которого хорошо просматривались и костры, разожжённые осаждающими, и тихие стены крепости, которая выглядела так, словно ничего не боялась. – Падёт Вокулёр или устоит, в положении «Буржского королька» это мало что изменит. А свободы для крепости добился не кто-нибудь, а Жан де Жуанвиль, имя которого с уважением произносил ещё мой дед. И если парочке епископов что-то там померещилось, при чём здесь мы?.. Неделю назад я получил донесение от своих шпионов – Ла Ир так легко сдавший нам Витри преспокойно вернулся к дофину… А вчера прибыл гонец от его светлости герцога Филиппа. Как думаете, граф, что было в письме, которое он привёз? Весьма прозрачный намёк на то, что не следует слишком упорствовать с осадой – надо лишь дождаться, когда крепость падёт сама, и рейдом пройтись по окрестностям, уничтожив для острастки несколько деревень. Названия их к письму прилагались отдельно, с требованием после прочтения уничтожить. Когда такое было?! Или я забыл, как надо воевать, или это дело скорее политическое нежели военное…

Фрибур ответил не сразу. Отвернувшись в сторону, он подумал, что и сам мало что понимает.

Как и де Три, графа прислали под Вокулёр с тайным предписанием, но уже от герцога Бургундского. Фрибур должен был лишь проконтролировать уничтожение именно Домреми, которая была указана в числе других деревень. Однако, в отличие от Бовесского капитана, граф никакой личной заинтересованности не имел и считал себя, скорее, обиженным подобным поручением. Давать советы командующему в деле, которое после падения Витри казалось всем уже решённым, он тоже не был уполномочен, но всё же, учитывая давнюю ратную дружбу с де Вержи, позволил себе многозначительный взгляд и короткое замечание: