Жанна дАрк из рода Валуа. Книга 2

Отец Мигель, с силой захлопнул окно.

Если люди сами допускают войны и вражду между собой, что может поделать одна чистая душа против целого мира?! Мадам Иоланда пишет о священной королевской крови, но ведь и сами властители, ею наделённые, не желают видеть в собственных государствах гнезда, вверенные их попечению. И раскачивают дерево, ради единоличного господства, пытаясь сбросить гнезда другие и не замечая, что их собственное тоже шатается…

В дверь постучали.

Мигель глубоко вздохнул, собираясь с духом, хотел было крикнуть, чтобы заходили, но, вместо этого, пошел и открыл сам.

На пороге стояла Жанна-Клод.

Девочка сильно вытянулась за последний год, но до сих пор, несмотря на полные семнадцать лет, на вид ей можно было дать не больше тринадцати. На фоне рано взрослеющих крестьянских дочек это выглядело довольно странно, но все в округе списывали странность на чрезмерную, по местным понятиям, худобу девушки и на её мечтательность, за которую принимали способность Жанны-Клод размышлять, надолго замирая в неподвижности, словно к чему-то прислушиваясь. Отец Мигель полагал, однако, что всему виной та детская непосредственность и смешливость, которая никуда не исчезала из взрослеющей девушки, и никаким «жизненным опытом» не подменялась. Это, конечно, не значило, что Жанна-Клод, как и прежде, прыгала с окрестными детьми, высоко задирая ноги, или раскачивалась на ветвях старой, но крепкой ивы с оглушительным визгом, или ползала по траве на четвереньках, чтобы понять, что чувствуют при ходьбе кошки… Движения её стали плавными и более сдержанными, и тем, кто не пытался особенно вникать во внутренний мир девушки, вполне могло показаться, что Жанна-Клод повзрослела. Но только не отцу Мигелю. Уж он-то прекрасно мог отличить, только по одному блеску в глазах, что ни о чём эта девушка не мечтает, а смотрит, скажем, на сыреющие под дождем дрова и представляет себе всю жизнь дерева, из которого их напилили…

– Здравствуй, Клод, – сказал монах, отвечая на поклон девушки и пропуская её в келью. – Я нарочно позвал тебя до занятий с Жанной, чтобы поговорить один на один…

Жанна-Клод кивнула и, как будто совсем не удивилась.

– Садись.., вот сюда.., нет, лучше вот на эту лавку… Погоди, я открою окно – здесь душно.., а ты отсядь покуда подальше… простынешь ещё… Книгу убери, она не нужна… Нет, давай сюда… Я хотел почитать Жанне про Ганнибала…

Мигель неловко суетился, тянул время, потому что так и не придумал, с чего начать разговор. Клод же послушно пересаживалась, послушно протянула книгу, потом, сложив руки на коленях, понимающе улыбнулась.

– Начинайте, как можете, падре. Я же вижу, как вам трудно подобрать первые слова. Но это всего лишь условность. Если разговор труден, но необходим, начинайте сразу с сути – так быстрее закончится всё неприятное.

– Как у тебя всё легко! – сердито заметил Мигель, усаживаясь на неудобный стул под окном. – Начинайте с сути! А если суть такова, что с ней никак не разобраться?! Разум говорит одно, сердце – совсем другое, и друг с другом они явно не в ладу.

Жанна-Клод тихо засмеялась.

– Тогда, начните говорить за разум, потом, за сердце, и, может быть, когда всё будет сказано, что-то сойдётся.

Мигель хмуро покачал головой.

– Как бы я ни начал, ты на всё захочешь задать один и тот же вопрос, а ответить на него я не смогу. В этом и проблема.

– Тогда я спрошу сразу. Вы хотите говорить о Жанне?

Руки отца Мигеля, до сих пор беспокойно жестикулировавшие, словно выдохлись после вопроса Жанны-Клод и бессильно-тихо легли на колени.

– Ну вот.., да… Так я и знал, что ты догадаешься…

– Ей пора? – тихо задала второй вопрос Жанна-Клод.

– Да… То есть, не сейчас, но очень скоро. И ты… Я ведь знаю, что ты хочешь пойти с ней, но, ей Богу, Клод, буду очень рад, если ты скажешь, что я ошибся!

Девушка, не опуская глаз, отрицательно покачала головой.

– Я обещала, падре. И Жанну никогда не брошу, потому что путь, который она избрала, слишком страшен для одного.

– Избрала.., – пробормотал монах себе под нос. – А если бы ты узнала, что это люди – не прямо, но исподволь – подтолкнули Жанну к тому, чтобы она захотела избрать такой путь? Ты бы тоже захотела идти с ней?

– Разве можно заставить человека думать и чувствовать против воли?

– Ещё как можно! Ты даже не представляешь, до чего туманен разум обычного человека! Он всегда ищет точку опоры в ком-то более сильном, более знающем и уверенном, и особенно, в ком-то более властном. А такие всегда находятся – их даже звать не надо – придут, навяжут свою волю, свои мысли и, с небывалой легкостью, внушат чувства!

– А каков ваш разум, падре?

Мигель, на мгновение, смутился.

– В молодости я тоже.., да… искал кого-то сильнее и мудрее… И нашёл! А теперь, когда пожил, когда достаточно повидал на своем веку…

Он вдруг запнулся и подумал, что не имеет никакого права заканчивать фразу так, как собирался. Живи он своим разумом, он бы не вёл сейчас этот разговор. Он бы просто не пустил никуда Клод, даже если бы пришлось её запереть. Но он говорит! Говорит, чувствуя полный внутренний разлад. И, чтобы как-то собраться, должен, хотя бы сам себе, честно сказать – разум мадам Иоланды давно поработил его собственный, потому что сильнее!

– Я и теперь ищу точку опоры, Клод. Но только для того, чтобы сбросить с плеч ярмо чужого авторитета, из-за которого, словно раздвоился.

– На Жанне нет такого ярма, – уверенно произнесла Клод, безо всякой жалости глядя на Мигеля, который вдруг совсем съёжился на своём стуле. – У неё есть вера, которую не отнимет никто!

– Веру тоже можно внушить.

– Нет! Нельзя несчастного человека убедить в том, что он счастлив! А вера Жанны, как счастье. И если вы, святой отец, хотите, чтобы я её разубеждала, я этого делать не стану. Даже если, по-вашему, она заблуждается, я могу только пойти с ней и поддерживать до тех пор, пока она сама не попросит разобраться – действительно ли она счастлива, или кто-то убедил её в этом против воли!

– Нет, нет, что ты, – вскинул голову монах. – Я совсем не хочу, чтобы ты её разубеждала. Я просто хотел.., я бы очень хотел, чтобы ты не шла с ней… Вот здесь, – он приложил руку к груди, – всё противится. Но разум.., – Мигель горько усмехнулся. – Разум-то как раз требует, чтобы вы шли вместе.

Вот теперь Жанна-Клод посмотрела на него с жалостью.

– Как, наверное, страшно, когда даёшь кому-то право что-то от себя требовать, а воля подчиняться не хочет… Я вас понимаю, падре, потому что сама не хочу отпускать Жанну. Но ещё больше не хочу делать её несчастной.

– И ты не боишься за неё?

– Нет. Бояться надо за тех, кто не ведает, что творит.

– А я за тебя боюсь. Очень боюсь, Клод! Больше, чем за Жанну.

– Вы можете пойти с нами, как я иду с ней.

Отец Мигель невесело рассмеялся.

– С вами… Кто я такой, чтобы идти с вами? Мне тебя даже научить было нечему… И у тебя научиться ничему не смог. Не могу воспрепятствовать, не могу подчиняться… Какая польза от такого…

– Научите меня сейчас, что мы с Жанной должны делать?

Жанна-Клод смотрела открыто, чистыми глазами, в которых читалась не столько готовность выполнить то, что скажут, сколько желание показать – этот несчастный, потерянный человек ей очень нужен.

– Спасибо, милая, – с откровенной признательностью кивнул Мигель.

«Будь, что будет, – подумал он. – Я действительно недостоин вмешиваться. Если бы Господу была неугодна миссия этих девочек, он бы давно явил свою волю и не вкладывал бы столько решимости в их головы и сердца».

– Ты должна будешь выдать себя за Жанну и, когда придёт время, сказать отцу, что призвана защитить страну и дофина, которого следует короновать в Реймсе. Для этого тебе, дескать, нужно поехать к самому дофину, но сначала пойти к коменданту Вокулёра и взять охранную грамоту. В попутчики попросишь господина Лассара и пажа Луи. А перед Вокулёром вы с Жанной поменяетесь одеждой…