Предтеча

отверг, заявив, что после случившегося правительство не уступит ни на иоту. матрикулы должны быть введены немедленно, тот же, кто их не возьмет, будет из университета исключен.

Ночью по спящему Петербургу разъезжали глухие полицейские кареты. По приказу честного оберполицмейстера Паткуля хватали студентов. Первыми были арестованы депутаты.

Через день аресты повторились. На этот раз брали не только студентов, но и вольнослушаьеелй и даже вовсе посторонних. Список арестованных открывало имя поручика Санкт-Петербургского арсенала Александра Энгельгардта.

Странная осень стояла в Петербурге: солнечная, теплая, удивительно тихая. Бури бушевали лишь в общественной жизни. Университет пребывал закрытым, швейцарская и огромный вестибюль напоминали военный лагерь, вооруженные караулы оставались там даже на ночь. Студенческие сходки собирались с регулярным постоянством, с такой же неотвратимостью являлась полиция и войска, аресты происходили уже среди бела дня. Будочники и солдаты, остервенясь, начинали пускать в ход шашки и приклады. Арестованные исчислялись сотнями, и какой-то мрачный шутник написал на петропавловских воротах новую вывеску: «Петербургский университет».

Преподаватели же находились в бездействии. Исполнять жандармские функции они не хотели, а ничего другого делать не могли. В это время Соколов сблизился с профессорами филологами и юристами, большинство которых было настроено либерально. Особенно сошелся с Владимиром Спасовичем, с которым был дружен еще в студенческие годы. Но и либеральная профессура ничего поделать не могла. Оставалось только беспокоиться за друзей, знакомых и учеников, попавших в крепость, и ждать конца событий.

Более всего Соколова тревожила участь Энгельгардта. Его обвиняли в неисполнениии приказа полковника Золотницкого, а это грозило молодому офицеру трибуналом.

Неожиданно спокойно приняла удар Анна Николаевна. Когда взволнованный Соколов прибежал к ней, она сказала лишь:

– Я знала заранее, что так будет. Но раз Саша пошел на это, то значит, так надо.

Военный суд при Петербургском ордонанс-гаузе признал Энгельгардта виновным в нарушении воинской дисциплины, но от наказания освободил. Сказалась давняя нелюбовь армейцев к жандармам. Энгельгардт был встречен на воле как герой. Ожидали, что его освобождение станет первым звеном длинной цепи. Говорили, что сам государь, отдыхающий в Ливадии, заинтересовался университетским делом и держит руку студентов. Говорили, впрочем, и обратное.

А пока готовилось хотя и запоздалое открытие университета. Вновь профессора пытались отстоять alma mater, доказать попечителю, что нынче приходится выбирать: либо университет без матрикул, либо матрикулы без университета. Но и сейчас ни попечитель, ни министр не стали их слушать. В газетах появилось объявление, что те из студентов, кто хочет продолжать образование, должны подать в канцелярию прошение о выдаче им матрикул. Из полутора тысяч подали прошение пятьсот человек.

Университет был открыт одиннадцатого октября.