Мюрид революции

— Вот видишь, в атаку ты опоздал бы, — засмеялся Николай Федорович.

— Нет, — ответил Асланбек, — в атаку бы я не опоздал. Но ты молодец, не знал, что найду в тебе такого джигита.

— А как же!

— В нашем деле это необходимо.

С минуту они оба молчали.

— А помнишь, Асланбек, как весной семнадцатого ты вместе с товарищами отбил меня у жандармов?

— Помню, — улыбнулся Шерипов. — Только сейчас мне кажется, что это было в детстве…

— Нет, просто это было начало. И хорошее начало!.. А теперь мы вместе собираем части Красной Армии, бок о бок сражаемся с врагами революции.

Асланбек с чувством пожал руку друга.

— Как это говорят чеченцы, — задумчиво произнес Гикало, — «Не бойся смерти, но бойся одиночества». Так, что ли?

— Так, Николай, так.

— Одиночество действительно хуже смерти. Именно поэтому деникинцы и пытаются изолировать нас, оставить нас в одиночестве.

— Напрасно пытаются! — Шерипов отпустил поводья и перешел на рысь. — Только и нам нельзя время терять. Надо поднимать народ, Николай, иначе мы в самом деле окажемся одинокими.

— Конечно, надо. Но вот ваши шейхи да муллы…

— А что шейхи? Теперь народ начинает понимать, что шейхи и муллы заодно с Деникиным. На днях мы с Магометом Батаевым были в Нижалах. Так вот, там на митинге мулла пробовал выступить против нас. И что, ты думаешь, ему сказали аульчане? «Мулла, пожалуйста, читай свои молитвы и сиди на своей пестрой кошме. Ведь тебе самим кораном предписано жить в тишине и мире. Зачем же ты путаешься в наши тревожные дела? Не надо, оставь нас, мы сами с ними справимся».

— Вот это здорово! — развеселился Гикало.

— И знаешь, из Нижалов придет около двухсот всадников для пополнения наших частей. Нет, Николай, в горах есть еще столько сил, что можно будет не одного Деникина одолеть…

— Правильно, Асланбек. А ну, как это сказал грузинский писатель Важа Пшавала? «У труса разве есть враги? Их много только у героя». Так, что ли?

— Так…

Николай Федорович до этого почти не бывал в горах Чечни. Теперь он решил вместе с Асланбеком объехать аулы, расположенные по ущельям Аргуна и Шаро-Аргуна.

Гикало увидел узкую полоску земли, тянущуюся под обрывом у самой реки, где торчали кукурузные бодыли, и сказал:

— Нелегко тому, кто на урожай с этой делянки вынужден кормить целую семью. Куда же ему идти, как не в революцию!

— Тем более, когда ему и этот урожай не дают спокойно собрать, — поддержал его Шерипов.

Людям неискушенным трудно понять, как в горах Чечни может жить человек да еще кормить семью. Из-за недостатка земля жилища лепятся к скалам, как ласточкины гнезда. Дворов почти нет. Аулы, как правило, строятся вокруг старых боевых башен — бавов. Когда-то, в далекие времена, под прикрытием этих башен-крепостей вайнахи защищались от нашествий врагов. Теперь бавы служат лишь свидетельством жизни древних родов. Предок любого чеченского рода был обладателем такой башни, родовой горы и родового котла, склепанного из стольких листов меди, сколько у него было членов семьи.

Башни эти носят на себе как бы отпечаток образа жизни их древних обитателей, строились они из камней, в два или три этажа. В нижнем держали скот, а наверху жили хозяева. Первое, что бросается в глаза при входе в такое жилище, — это камин — товха — и висящий в нем на железной цепи котел. Вдоль стен вместо кроватей — длинные нары, застланные матами из камыша, кошмами, а у богатых — и коврами; посреди комнаты обычно низенький стол на трах ножках и такие же стулья.

Проехав еще одну горную речку, Гикало с Шериповым свернули налево, и перед ними открылся аул Гатен-Кал.

— О, посмотри, какая интересная башня! И выглядит так, будто ее вчера построили, — сказал Гикало, показывая на бав, стоящий на площади в самом центре аула.

— Он и построен недавно по сравнению вон с той. — Асланбек кивнул на другую башню, возвышавшуюся над острой скалой.

— Ну а сколько же примерно лет этой, что помоложе?

— Лет четыреста, не больше, — ответил Шерипов.

— Ого, ничего себе недавно!

— Рассказывают, что строитель этой башни враждовал с сильнейшим родом Памтой, от посягательств которого ему приходилось отстаивать свою независимость. Однажды он похитил красавицу из этого рода и исчез. Потом у супругов появились дети, и они снова вернулись на эти земли. Тогда из уважения к своим племянникам памтоевцы разрешили зятю построить эту вот башню, назвав ее Гатта-Кал, что означает «Вставай, крепость». Иными словами, он должен был немедленно убраться прочь, если не уживется с памтоевцами.

Аул будто карабкался по берегу Шаро-Аргуна, среди живописных гор и альпийских лугов. Недавно прошел дождь, и воздух был насыщен свежим запахом горных трав. Восток лежал в таком нежно-голубом озарении, что от него трудно было оторвать глаз. На склоне высокой горы, словно заснувшие серые тучи, паслись отары овец. Оттуда едва доносился лай овчарок и редкий окрик пастуха.

Друзья уже хотели спускаться в аул, когда услышали цокот копыт у себя за спиной. Они оглянулись, и тут как раз из-за поворота показался всадник, ловко сидевший на сером коне. Всмотревшись в него, Гикало крикнул:

— Смотри, это же Элса! Откуда он взялся?

Старик подъехал к ним степенным шагом.

— Я узнал, что вы направились в эти края, и последовал за вами, — сказал он, ласково пожимая протянутые руки. Только глаза у него были печальные.

Молодые люди, собиравшиеся встретить уважаемого друга похвалами его юношеской выправке, невольно удержали уже готовые сорваться слова и ждали, чтобы он заговорил первым.

Элса снял папаху и костлявой рукой вытер вспотевший лоб.

— Я приехал с дурной вестью, — сказал он наконец. — Позапрошлой ночью в Грозном белые, да покарает их аллах, совершили злое дело. Они перебили всех, кто был в тюрьме. Нет у нас больше Ивана, нет Конона и многих, многих хороших людей, кто был с нами…

VI

Весть о грозненской резне, как громом, поразила гатенкалинцев. Горцы понимали, что от деникинцев, оказавшихся способными на такую жестокость, не приходится ждать хорошего. Понимали они и то, что удар этот направлен был и против них, потому что именно погибшие большевики дали им землю.

В доме крестьянина Дарты собралось много народу. Здесь были соседи и приезжие из ближайших аулов. Все хотели увидеть знаменитых Гикало и Шерипова, услышать от ник правду о жизни, расспросить о там, как им жить и что делать в эти грозные дни. Хлебосольный хозяин, обрадованный посещением таких дорогих гостей, зарезал барана. На кухне суетились женщины.

Гикало не скрывал от людей тяжелого положения, которое сложилось для Советской власти на юге России. Наоборот, он предупреждал:

— Сейчас Советская власть в опасности. Судьба ее зависит от нас самих. Мы сами должны спасти ее, если хотим жить по-человечески.

О том же говорил собравшимся и Асланбек.

Перед тем как подать ужин, в комнату вошла хозяйка и остановилась у входа — высокая, худощавая, слегка горбоносая.

— Да будет с миром ваш приезд, гости! — сказала она, поправляя на впалой груди темное ситцевое платье в мелкую горошину.

— Пусть я у вас будет мир и счастье! — ответил за всех Асланбек, слегка приподнявшись с места.

Хозяйка осведомилась о здоровье гостей и их семей.

Асланбек спросил о том же: здоровы ли и как поживают члены семьи, родственники и близкие дома Дарты.

Хозяйка поблагодарила Асланбека и ответила, что все живы и здоровы. Но, пока она говорила все это, ее черные внимательные глаза искали на широкой тахте удобное место, где бы можно было расстелить скатерть и расставить блюда так, чтобы это было удобно гостям.

Она извинилась и вышла. Тут же вошли двое молодых людей.

Один из них внес небольшой медный тазик и кумган и предложил гостям помыть руки, второй расстелил на тахте большую розовую скатерть. Затем оба вышли и принесли ужин: отварную баранину, кукурузные галушки и горячий чесночный настой в белых фарфоровых чашках. Большое овальное блюдо с хорошо приготовленной бараньей головой и грудинкой поставили перед самым почетным гостем дома — Гикало.