Александр Благословенный

Проезжая через Митаву, Александр посетил находившегося там в эмиграции брата казнённого французского короля Людовика XVI графа Лилльского и заверил его, что день, когда он станет править Францией под именем Людовика XVIII будет счастливейшим днём в жизни Александра. Однако же сразу после свидания Александр сказал своим спутникам, что этот ничтожный человек никогда не сможет царствовать.

20 марта Фридрих-Вильгельм встретил русского императора в пограничном местечке Паланга, а на следующий день оба они прибыли в Мемель. 23 марта монархи провели смотр прибывшей из Петербурга гвардии. В Мемеле Александр посетил тяжело раненного в бою под Прейсиш-Эйлау генерал-майора Михаила Богдановича Барклая-де-Толли.

До свидания в Мемеле Барклай дважды встречался с царём, но это происходило на больших дворцовых приёмах, а здесь Александр пришёл к нему один, без какого-либо сопровождения, и долгое время беседовал с раненым.

Визит царя к своему генералу был не только актом вежливости и милосердия. Александру нужны были помощники, отмеченные прежде всего двумя качествами — безусловной верностью и незаурядными способностями. Барклай отвечал этим требованиям: он был честен, смел, прямодушен и обладал широкими познаниями в военном деле.

Беседа Александра с Барклаем, как вспоминал впоследствии присутствовавший на ней врач А. В. Баталин, была довольно долгой. Главным образом Александр интересовался ходом сражения при Прейсиш-Эйлау и выяснял причины отступления русской армии.

В конце беседы Александр спросил, не нуждается ли Барклай в денежном пособии, на что получил ответ, что такая помощь не нужна, хотя Барклаю в это время нечем было платить даже за квартиру.

Прощаясь с раненым, Александр сказал ему, что награждает его сразу двумя орденами — Анны первого класса и Владимира второго класса. Один был дан за успешные операции в середине января 1807 года, когда Барклай командовал арьергардом, прикрывавшим главные силы Беннигсена, а другой — за мужество в битве при Прейсиш-Эйлау.

Одновременно любимый полк Барклая — 3-й гренадерский — был награждён серебряными трубами.

5 апреля Александр и Фридрих-Вильгельм прибыли в прусский город Бартенштайн, в Главную квартиру Беннигсена. Пока они осматривали войска, министры иностранных дел России и Пруссии — бароны Будберг и Гарденберг — готовили текст предстоящей конвенции.

14 апреля в Бартенштайне была подписана русско-прусская конвенция о союзе, которая провозглашала, что «их величества обязываются употребить для себя все свои силы, не отступать от общего дела и положить оружие не иначе, как с общего согласия» [94].

Александр обязался употребить все усилия, чтобы не только восстановить власть прусского короля в областях, занятых французами, но и обеспечить Пруссии «округление» её территорий при заключении мира с Францией. Далее шли статьи, приглашающие правительства Англии, Австрии и Швеции присоединиться к Бартенштайнской конвенции, и провозглашались принципы отношений с Голландией, Италией и Турцией.

Ратифицировав конвенцию в день её подписания, монархи разъехались. Александр поехал в Тильзит, Фридрих-Вильгельм — в Кёнигсберг.

Однако не все в отношениях между Россией и Пруссией было так гладко, как воспринималось очевидцами дружественных жестов и улыбок, расточаемых двумя монархами друг другу при встречах. Виной тому был Беннигсен, которого пруссаки считали ответственным за напрасное и, как им казалось, ненужное отступление из-под Прейсиш-Эйлау, что привело союзников к потере инициативы.

Александр I и сам хорошо понимал это, но у него под рукой не было генерала, способного заменить Беннигсена.

С наступлением лета Наполеон открыл новую кампанию в Восточной Пруссии. 29 мая произошло сражение под Хайльсбергом, которое русские выиграли. Однако его исход никак не отразился на общем положении сторон.

В это время цесаревич Константин приехал в Тильзит и стал горячо убеждать Александра в необходимости мирных переговоров с Наполеоном. Александр не согласился с ним и приказал цесаревичу возвратиться к армии.

2 июня 55-тысячная армия Беннигсена заняла позицию западнее Фридланда. В тылу протекала река Алле. Армия Наполеона насчитывала 85 тысяч человек. После упорного боя русская армия начала отступать по мостам, сильно разрушенным огнём французской артиллерии. Потеряв около пяти тысяч человек убитыми, утонувшими и пленными (французы называли цифру 15 тысяч), русские войска оставили поле боя.

Александр получил известие о поражении русских войск под Фридландом 4 июня во время смотра 17-й дивизии генерал-лейтенанта князя Д. И. Лобанова-Ростовского в Олите. В конце донесения Беннигсен высказывал мнение о необходимости вступить с Наполеоном в мирные переговоры.

Александр разрешил Беннигсену «сие исполнить». Однако поручение вести переговоры было дано не Беннигсену, а генерал-лейтенанту Лобанову-Ростовскому.

Одновременно с ответом Беннигсену царь послал и рескрипт о его отставке с поста главнокомандующего и о замене И. Н. Эссеном. Однако Александр I ещё не знал, что Эссен тяжело ранен под Фридландом и не может принять командование.

Александр окончательно разуверился в Беннигсене, но заменить его, как он считал, было некем, и ему скрепя сердце приходилось терпеть этого человека дальше, хотя, как признавался Александр позже в письме к русскому послу Австрии князю А. Б. Куракину, «...его нисколько не уважают среди армии, все находят его вялым и лишённым энергии» [95].

После Фридланда в штабе Беннигсена, как никогда прежде, распространились уныние и пораженческие настроения. Прусский генерал фон Шладен — представитель Фридриха-Вильгельма III в штабе Беннигсена — докладывал премьер-министру Гарденбергу: «Офицеры за столом генерала Беннигсена свободно говорили о необходимости заключения скорейшего мира; кажется, никто из них не представлял себе, что император может думать иначе, и, в общем, эти господа были уверены в том, что они сами в состоянии осуществить свой план, даже если император не будет согласен с ними» [96].

Тот же фон Шладен сообщал Гарденбергу чуть позже, что главой этой так называемой «мирной, или французской, партии» является брат императора Константин Павлович. Среди его сторонников оказался даже любимец армии П. И. Багратион, написавший Константину письмо, свидетельствующее о поддержке им мирных усилий цесаревича.

Константин настаивал на личной встрече двух императоров — русского и французского — для заключения мира. Слухи о возможности предстоящей встречи всё ширились, и «мирная партия», сосредоточенная в штабе Беннигсена, чувствовала себя всё увереннее. Русскому же обществу было невозможно примириться с мыслью, что опаснейший враг, с которым вот уже два года идёт война, может вдруг стать союзником.

Этому противоречило всё — десятки тысяч погибших, прежние союзные договоры с Австрией, Англией, Швецией, только что подписанная в Бартенштайне конвенция с Пруссией; наконец, логика хозяйственного развития и внешнеторговая ориентация на Великобританию и её рынок.

В Петербурге, где Наполеона давно звали антихристом, Беннигсена считали предателем. Однако, не зная, на что решится царь, сановники и генералы выжидали, и лишь немногие стояли за бескомпромиссное продолжение борьбы с Наполеоном. В числе последних были Барклай-де-Толли и Остерман-Толстой.

Однако известность Барклая в армии ещё не была столь громкой, а авторитет значительным, чтобы он мог всерьёз восприниматься как соперник Беннигсена и уже тем более великого князя Константина Павловича. Тем не менее о его антифранцузской позиции стало известно и главнокомандующему и цесаревичу. Случись это до визита Александра к раненому Барклаю, его оппозиция могла бы вызвать у брата царя лишь пренебрежительную улыбку. Совсем по-иному воспринималось это теперь, когда за Барклаем стала укрепляться опасная репутация одного из новых любимцев царя.