Q

ГЛАВА 5

Антверпен, 4 мая 1538 года

Элои ведет переговоры с двумя людьми, одетыми в черное, — у них вид серьезных, расторопных коммерсантов.

Я жду, сидя в отдалении: создается впечатление, что он на короткой ноге с этими людьми и общается с ними в свое удовольствие. Мне интересно, догадываются ли они, о чем он действительно думает.

Они прощаются друг с другом эффектными поклонами и фальшивыми улыбками, в чем никому и никогда не удавалось превзойти Элои. Обе напыщенные вороны уходят, не удостоив меня и взглядом.

— Это хозяева типографии. Я заключил с ними сделку — хочу использовать ее. Пришлось пообещать, что у них не будет неприятностей с цензурой, но нам придется соблюдать осторожность.

Он говорит со мной, словно уже как божий день ясно, что я стал одним из них.

— Представляю, какие деньги тебе приносят твои «знакомства»…

— Повсюду есть люди, способные понять то, что мы им скажем. Нужно общаться с ними и находить новые деньги, чтобы печатать и распространять наши послания. Свобода духа не имеет цены, но этот мир стремится для каждой вещи определить ее цену. Мы должны твердо стоять на земле: здесь у нас все общее, мы живем безмятежно и просто, работаем, чтобы обеспечить себе средства на жизнь, и поддерживаем знакомства с богатыми людьми для того, чтобы они финансировали нас. Но внешним миром правит война между странами, торговцами и церковью.

Обескураженно пожимаю плечами:

— И кого именно вы ищете? Человека, который сможет вращаться в этом мире, где все режут друг другу глотки? Того, кто оказался способен там выжить?

Очередная обезоруживающая улыбка, но уже с искренностью, которой торговцы не удостоились.

— Нам нужен некто толковый и расторопный, тот, кто сможет участвовать в интригах и вовремя шептать нужные слова в нужные уши.

Мы смотрим друг на друга.

— История длинна и запутанна, иногда память подводит меня.

Элои серьезен:

— Я не спешу, а ты наберешься сил, избавившись от всего, что мучает тебя.

Все так, словно мы всегда планировали это, словно он ждал меня, словно…

— Я знаю, ты встретился с Бальтазаром. Это он заставил тебя изменить мнение?

— Нет. Это сделала маленькая девочка.

Кабинет погружен в полумрак, разрываемый потоком света, струящегося сквозь закрытые ставни. Элои предлагает мне рюмку ликера и свое безмолвное внимание.

— Что ты знаешь о крестьянской войне?

Он качает головой:

— Не много. Когда я побывал в Германии в 1525 году, то встретился с братом, с которым какое-то время переписывался: его звали Йоханнес Денк, свободная душа, готовая сбить спесь и с папистов, и со сторонников Лютера. Но, как я тебе говорил, тогда я был молод и не так прозорлив.

Имя холодит кровь, заставляет всплыть на поверхность воспоминания: лицо, семью.

— Я хорошо знал Денка. Я боролся с ним плечом к плечу вместе с людьми, которые действительно считали, что смогут положить конец греху, неверию в Бога и несправедливости на земле. Наша надежда развеялась на равнине под Франкенхаузеном 15 мая 1525 года. Тогда я бросил человека на произвол судьбы, отдав его в руки ландскнехтов. Я унес с собой его сумку, полную писем, имен и надежд. И подозрение о том, что нас предали, продали войскам князей, как скот на ярмарке. — До сих пор тяжело произносить это имя. — Этим человеком был Томас Мюнцер.

Я не вижу его, но чувствую охватившее его изумление, возможно, даже недоверие человека, словно он говорит с призраком.

Его голос звучит едва слышно, как шепот:

— Ты действительно сражался вместе с… Томасом Мюнцером?

— И я тогда был молод, но достаточно проницателен, чтобы понять: Лютер предал дело, которое вручил нам. Мы отдавали себе отчет, что должны будем продолжить путь с того самого места, где монах сложил оружие. История и должна была так окончиться, на покрытой трупами равнине. Но я, несмотря ни на что, выжил.

— Денк погиб там?

— Нет. Ему поручили собрать подкрепление для битвы, но он так и не смог подойти вовремя.

Воспоминания даются мне с нечеловеческими усилиями.

— Под Франкенхаузеном я погиб в первый раз. Но не в последний.

Отпиваю глоток ликера, чтобы освежить память.

— В течение двух лет… двух бесконечных лет… я прятался в доме лютеранского пастора, который тайно симпатизировал нашему делу, в то время как за стенами его дома солдаты прочесывали область за областью в поисках выживших, вернувшихся оттуда. Со мной было покончено, у меня появилось новое имя, мои друзья были мертвы, мир населен призраками и людьми, готовыми предать тебя, если ты скажешь лишнее слово. Однажды, когда работа и одиночество, казалось, уже полностью доконали меня, нас разыскали, не знаю как… Но нас выследили. Мне снова пришлось бежать.

Я перевожу дыхание.

— Представь себе, это внезапное бегство оказалось для меня спасительным — оно спасло меня от медленной и жестокой смерти.

Возможно, он не понимает меня до конца — не может проследить за моей мыслью, но не осмеливается перебивать. Он действительно заворожен и с нетерпением ждет продолжения моего рассказа.

— Я взял имя человека, которому случилось перейти мне дорогу. Долгое время я шатался в поисках сам не знаю чего, наверное, места, где я мог бы исчезнуть навеки. Наконец летом 1527 года я добрался до Аугсбурга и вновь встретил Денка.

— Боже мой!

Он говорит медленно, понизив голос: он умеет слушать истории.

— Ну да. Выжившие объединились. Глупые, бесполезные выжившие.

ГЛАВА 6

Аугсбург, Бавария, конец июля 1527 года

Лукас Нимансон. Торговец парчой из Бамберга. Полный кошель, шикарная одежда из добротной материи, весьма основательный груз товара, относительно новая повозка, запряженная двумя лошадьми, немного потасканный, но еще молодой. Расслабляю мышцы, затекшие от долгой — много миль — тряски… На вполне сносной кровати на постоялом дворе прямо напротив западных ворот города еще долго звучат мои крики и ругательства по поводу состояния дорог в этих землях. Перед тем как браться за что-то еще, надо поспать несколько часов, чтобы не ныли кости, — назавтра размышления о грузе, о повозке, об измученных животных. Бросить взгляд на праздную толпу, затопившую широкие улицы этого людного имперского города, куда нахлынули горячие головы из всех остальных земель, чтобы скрыться от новой бойни. Как и Ганс Гут, пророк-книготорговец, способный основать общину на каждой станции, где перепрягают лошадей, и глазом не моргнув рассказывающий о собственных видениях, касающихся грядущего Апокалипсиса…

Осторожно! Не слишком много трепать языком, избегать всевидящего ока врага.

Наблюдать, проявлять осмотрительность, при необходимости полагаться на случай. В конце концов, я же попал в город. Трагедия, судьба, непостижимый рок ставят грубую материю и душу в такие условия, которых я никогда не представлял.

Случай вел меня, обессиленного, в рваных одеждах по дорогам и харчевням, деревням и постоялым дворам, рынкам и хлевам. После бесконечных одиноких скитаний 26 июня тот же случай свел бессмысленную судьбу горемыки торговца Нимансона с моей.

Он нервно осведомлялся по поводу безопасности на южных дорогах и по поводу лучшего времени для отправления. Без сомнений, он вез ценный товар. Под плащом очаровательно опухла сумка из светлого сафьяна — моя любовь с первого взгляда. Слуга, зараженный какой-то шлюхой, будет прикован к постели еще несколько дней, и это вынуждает его отправиться в путь в одиночестве завтра на рассвете.

Я следовал за ним, на некотором расстоянии, почти пять миль, пока дорога широкой петлей не углубилась в лесистую местность: невысокие холмы, полнейшее одиночество. Я догоняю повозку и, взволнованно размахивая руками, заставляю его остановиться.

— Господин, господин!