Углич. Роман-хроника (СИ)

- Дозволь, государь, еще тебя на малое время задержать, - поклонился Борис Федорович.

- Глаголь, боярин, - вновь тяжело вздохнул царь.

- Государь Иван Васильевич на многих бояр положил опалу. Сидят они по ссылкам да по темницам.

- Жаль мне оных сирот, Борис Федорыч. Помолюсь за них перед владыкой небесным.

- Помолиться не грех. Однако ж, не разумнее ли, государь, простить бояр и вернуть им поместья и вотчины?

- Прощение лучше темницы, Борис Федорыч. То одна из Божиих заповедей. Пиши указ моим царевым именем. Пойду я, боярин…

Боярство и вовсе воспрянуло: на Руси возрождались дедовские порядки. Но отношение к Годунову мало в чем изменилось. Он продолжал оставаться на второстепенных ролях: боярство по-прежнему относилось к шурину Федора с большим недоверием.

Сам же Борис с нетерпением ожидал венчания царя.

Оно состоялось 31 мая 1584 года. В сей день, как рассказывает летописец, «на самом рассвете сделалась ужасная буря, гроза, и ливный дождь затопил многие улицы в Москве, как бы в предзнаменовании грядущих бедствий; но суеверие успокоилось, когда гроза миновала, и солнце воссияло на чистом небе».

На Кремлевской площади собрались тысячи людей. Стрельцы едва могли очистить путь для государева духовника, кой нес, при звоне всех колоколов, из царских палат в Успенский храм святыни Мономаховы - животворящий крест, венец и бармы. (Годунов нес за духовником скипетр). Невзирая на тесноту и гул, всё затихло, когда Федор Иванович вышел из дворца с князьями и боярами.

Государь был в одежде небесного цвета, придворные - в златой, и эта удивительная тишина провожала царя до самых дверей собора, заполненного именитыми людьми. Во время молебна окольничие и духовные сановники ходили по церкви, тихо говоря народу: «Благоговейте и молитесь».

Царь и митрополит Дионисий сели на изготовленные для них места у западных врат. Федор поднялся и, среди общего безмолвия, молвил, обратившись к митрополиту, с трудом заученную речь, кою всю неделю наставлял его духовник:

- Владыко! Родитель наш, самодержец Иван Васильевич, оставил земное царство и, приняв ангельский образ, отошел на Царство Небесное, а меня благословил державою и всеми хоругвями государства. Велел мне, согласно с древним уставом, помазаться и венчаться царским венцом, диадемою и святыми бармами. Завещание его известно духовенству, боярам и народу. И так, по воле Божией и благословению отца моего, соверши обряд священный, да буду царь и помазанник!

Дионисий, осенив Федора крестом, ответствовал:

- Господин, возлюбленный сын церкви и нашего смирения, Богом избранный и Богом на престол возведенный! Данною нам благодатью от Святого Духа помазуем и венчаем тебя, да именуешься самодержцем России!

Возложив на царя животворящий крест Мономахов, бармы и венец, с молением «да благословит Господь его правление», Дионисий взял Федора за десницу, поставил государя на особое царское место и, вручив ему скипетр, сказал:

- Блюди хоругви великие России!

После этого архидиакон на амвоне, священники в алтаре и клиросы возгласили многолетие царю венчанному, приветствуемому духовенством, сановниками, народом «с изъявлением живейшей радости».

Митрополит в краткой речи напомнил Федору главные обязанности венценосца: долг хранить Закон и царство, иметь духовное повиновение к святителям и веру к монастырям ,искреннее дружество к брату, уважение к боярам, основанное на их родовом старейшинстве, милость к чиновникам, воинству и всем людям. Цари нам, - продолжал Дионисий, - вместо Бога. Господь вверяет им судьбу человеческого рода, да блюдут не только себя, но и других от зла; да спасают мир от треволнения и да боятся серпа Небесного! Как без солнца мрак и тьма господствуют на земле, так и без учения всё темно в душах: будь же любомудр, или следуй       мудрым; будь добродетелен, ибо едина добродетель украшает царя, едина добродетель бессмертна. Хочешь ли благоволения Небесного? Благоволи о подданных. Не слушай злых клеветников, о царь, рожденный милосердым! Да цветет во дни твои правда, да успокоится Отечество! И возвысит Господь царскую десницу твою над всеми врагами, и будет царство твое мирно и вечно.

Тут все люди воскликнули:

- Будет и будет многолетно!

Федор, в полном царском одеянии, в короне Мономаха, в богатой мантии и держа в руке длинный скипетр (сделанный из драгоценного китового зуба), слушал Литургию. Вид его был утомленным. Перед ним лежали короны завоеванных царств, а подле него, с правой стороны, как ближний вельможа, стоял Борис Годунов. Дядя царя, Никита Романович Юрьев - с другими боярами

Одежды вельмож, в особенности Годунова и князя Ивана Михайловича Глинского, сияли алмазами, яхонтами, жемчугом удивительной величины,

После Херувимской Песни митрополит, в царских дверях, возложил на Федора Мономахову цепь аравийского злата; в конце же Литургии помазал его Святым Миром и причастил Святых Таин.

В это время Борис Годунов держал скипетр, Никита Романович и дядя Ирины, Дмитрий Годунов - венец царский на золотом блюде.

Благословенный Дионисием и в южных дверях храма осыпанный деньгами, Федор ходил поклониться гробам предков, молясь и говоря о том, что будет наследовать их государственные добродетели.

Между тем царица Ирина, окруженная боярынями, сидела в короне под раскрытым окном своей палаты и была приветствуема громкими восклицаниями народа: «Да здравствует царица!»

В Тронной палате вельможи и чиновники целовали руку у государя, в Столовой палате с ним обедали.

Пиры, веселья, народные забавы продолжались всю неделю и завершились воинским праздником, где на обширном лугу, в присутствии царя и всех московских жителей, палили из 170 медных пушек, перед восьмью рядами стрельцов, одетых в тонкое сукно и бархат.

Одарив митрополита, святителей, и сам приняв дары от всех чиновных людей, гостей и купцов (российских, английских и нидерландских), нововенчанный царь объявил разные милости: уменьшил налоги, освободил всех иноземцев, сидевших в плену, наименовал боярами князей Дмитрия Хворостинина, Андрея и Василия Шуйских, Никиту Трубецкого, Шестунова, двух Куракиных и трех Годуновых, внучатых братьев Ирины; пожаловал полководцу, князю Ивану Петровичу Шуйскому, все доходы города Пскова, им спасенного.

Но сии милости были ничто в сравнении с теми, коими Федор осыпал своего шурина, дав ему всё, что подданный мог иметь в самодержавии: не только древний знатный сан конюшего⁵⁷, в течение семнадцати лет никому не жалованный, но и титул ближнего великого боярина, наместника двух царств, Казанского и Астраханского. Беспримерному сану соответствовало и беспримерное богатство: Годунов получил лучшие земли и поместья, доходы области Двинской и Ваги, все прекрасные луга на берегах Москвы-реки, с лесами и пчельниками, разные казенные сборы московские, рязанские, тверские, северские… Борис Годунов заимел такое огромное богатство, какое не имел ни один вельможа от начала земли Русской. Годунов мог на собственном иждивении выводить в поле до 100 тысяч воинов! Теперь он был уже не временщик, не любимец, а властитель царства.

Уверенный в Федоре, Борис еще опасался завистников и врагов: для этого он хотел изумить их своим величием, чтобы они не помышляли и мыслить об его низвержении с такой высоты, недоступной для обыкновенного честолюбия вельмож-царедворцев.

Годунов, стараясь деятельным, мудрым правлением заслужить благодарность Отечества, спокойно властвовал несколько месяцев, пока не пришел к окончательной мысли, что надо решительно поддержать служилое дворянство.

«Русь сильна помещиком, - раздумывал он. - От него - и казна, и войско. На боярах же и попах царству российскому не устоять. Князья церкви и бояре должны платить подати наравне с дворянами. Отменю тарханы⁵⁸ - и мужик от дворян не побежит. Помещикам же земли и оклады увеличу».