Форпост в степи

Белов встал со своего места и подошел к столу. Он поднял руку, требуя внимания:

— Ну что зазря глотки дерете, бошки горячие? Мы что здесь собрались? Аль запамятовали?

Толпа спорящих разом затихла, и все посмотрели на урядника, которого хорошо знали в городке и уважали.

— Ты что, Петруха, аль тоже что полезное обсказать захотел? — послышался чей–то голос.

— А что, имею на то право, — усмехнулся Белов. — Как я погляжу, вы совсем охренели. Болтаете что ни попадя и радуетесь, как блаженные.

Он сорвал с головы шапку, но не бросил ее оземь, как ожидали казаки, а положил на стол.

— Я вот зрю промеж баб Мариулу. Она, почитай, самая мудреная в городке и много чего повидала. Может, подскажет что эдакое, об чем нашим бошкам осмыслить не с руки?

— Ты, видать, сам того, с коняги съерашился, — загудело несколько казаков. — Где это видано, чтоб баба на круге казаков поучала?

Противников оказалось намного меньше, чем тех, которые с готовностью поддержали урядника:

— А что, пущай скажет! Какие–никакие, а мозги у баб тоже имеются.

Опираясь на клюку, Мариула подошла к столу. Она присела на табурет, поданный писарем, и доброй улыбкой поблагодарила его:

— Спаси Христос, касатик! Кто старость чтит, тот душу от грехов избавляет!

Мариула поправила на голове платок, прислонила клюку к ноге и тихо сказала:

— Что вы зазря базлаете, казаки хорошие? Будто тыща чертей вселилась в ваши глотки. Орете, а сами и не ведаете, об чем.

— Ты дело говори, — насупился Мастрюков. — И вообще, не бабье ваше дело — в кругу казаться.

— Может, и не наше, — хитро прищурилась Мариула. — Только вот к моим словам сам атаман Василий Арапов зараз прислушивался! А вот слушала я сейчас тебя, Гришка–горлопан, да диву давалась. А ведь смышленым дитем рос! Резвый, шустрый. Так вот, — продолжила она, — почитай всех вас я касалась. Кого из чрева материнского, как Гришку, вынимала, а кого апосля от хворей и наговоров колдовских спасала. Неужто не выслушаете меня сейчас?

— Говори! Одобрям! — загудели казаки.

— Хочу сказать, что ополоумели вы, касатики, раз атамана своего слушать не желаете! — продолжила Мариула. — Вы ж его сами выбрали! И в чем его вина, раз сам губернатор всем вам в оцеплении велит стоять? Вас же не правеж чинить заставляют?

— Да не желаем мы немчуру слушать! — пробубнил, пряча глаза, поостывший Мастрюков. — Он же гад…

— Я тоже его не люблю, — перебила казака Мариула. — Тогда что? Он здесь власть государева. Что шибко беззакониям потакает — верю! Поборы увеличивает? Тоже верю! А не думаете ли вы, что отказом своим гнев губернаторский на Сакмарск навлечете?

Мариула замолчала, обводя казаков пристальным взглядом. Не услышав возражений, она продолжила:

— Поборы еще больше будут, помяните слово мое. С яицкими казаками в сговоре обличат, бунтовщиками обзовут и вам всем апосля правеж учинят! Покудова Господь не отвернулся от нас, слушайте атамана и почитайте зараз волю его!

Мариула встала, поклонилась кругу и пошла не спеша к церкви, а казаки, точно окаменев, безмолвствовали.

Проводив свою неожиданную союзницу полным благодарности взглядом, атаман начал свою речь сдавленным голосом, выдавшим, что в душе у него все кипит и бурлит:

— Ну? Кто еще об сенокосе трындить хотит? Кого еще слова Мариулы не убедили?

— Господь с ним, с сенокосом, — встал со скамьи Белов. — Всего на три дня уезжаем! Поди, не шибко умаемся за срок такой малый. И на косьбу силов зараз вдоволь останется.

— Три дня–то! — загудели казаки. — Дык три дня зараз можно и на одной ноге простоять!

— Так что, составляем список–то? — прогудел все еще красный от гнева атаман.

— Любо! — под держали его на этот раз дружно казаки. — Одобрям. Марай бумагу, Гордейка! Списки так списки!

От общего числа казаков Сакмарского городка отрядить в Оренбург решили половину. Вторая же часть должна была нести службу в крепости. Кочевники всегда рядом, и без охраны городок оставлять нельзя.

Когда все вопросы были решены, атаман встал и приготовился объявить круг закрытым, но в это время…

— Гляди, Ерофей, Степка твой малой бежит! — ткнул локтем в бок Бочкарева Матвей Гуляев.

— Чего это он? — сказал озабоченно Ерофей. Он привстал и, прикрыв глаза ладонью, увидел бегущего со всех ног мальчонку.

Казаки недоуменно переглянулись и тоже вскочили, глядя на приближавшегося Степку. Мальчуган подбежал к отцу не стесняясь, схватил его за руку и, с трудом переведя дыхание, закричал, вращая испуганно глазенками:

— Там… там…

Никто не понимал, что он хочет сказать, в том числе и его отец. Ерофей взял мальчика за плечи, легонько встряхнул и спросил:

— Ну чего заладил? Говори, чего испужался.

У Степки в глазах блеснули слезы.

— Там, в лесу, кузнеца Архипа застрелили! — сказал он жалобно. — Его сейчас цыганка Мариулина зараз в городок тащит.

— Ты что мелешь, Степка? — нахмурился Ерофей. — Кто тебе такое поведал?

Мальчик заговорил чуть не плача:

— Мы на рыбалку с Васькой Волковым пошли. В лес вошли, а там — цыганка. Она ревет, а сама зараз кузнеца волоком тащит. А он в крови весь и не дышит!

— А Васька–то где? — спросил обеспокоенно Тархей Волков.

— Он тама остался, чтоб цыганке подсобить, — ответил Степка.

— Айда все в лес, казаки! — крикнул атаман. — Что–то в башке зараз не укладывается известие это!

Казаки дружно вскочили со скамеек и поспешили за атаманом. Только Лука Барсуков понуро побрел домой. Никто не заметил, как смертельно он побледнел.

19

Ляля отсутствующим взглядом смотрела в сторону реки. Неожиданная встреча с Вайдой испортила настроение. Она все еще чувствовала себя несчастной и потерянной.

Табор ушел, и она осталась совершенно одна. Но встреча с Вайдой… Ляля успела отвыкнуть от него, но одиночество и чувство вины перед ним не позволяли девушке думать о Вайде плохо. И все–таки она не могла не видеть его злые замыслы, которые огорчали ее. Его навязчивость и настырность возмущали девушку. И почему он не ушел с табором?

Сейчас Ляле нужно было думать о себе и о том, что ей предстояло сделать. Она твердо знала, что выполнить волю Господа только ей одной под силу.

До ее слуха донесся звук выстрела. Потом еще и еще.

«Кузнец охотится! — улыбаясь, подумала девушка. — Удачная, видать, идет у него охота…»

Потом стрельба надолго стихла. А когда Ляля задумалась о своем прошлом, стрельба возобновилась. Но стрелял кто–то другой.

«Охотники? — предположила девушка. — Нет, так охотники не стреляют. Кажется, что–то случилось там, в зарослях шиповника».

Ляля поставила лукошко с грибами у ног, выпрямилась и посмотрела в сторону зарослей. На душе было тревожно. Ведь она пришла в лес специально для встречи с кузнецом. Ляля знала, что он будет охотиться, а потом…

Из–за деревьев вышел человек. Он шел быстро осторожной и мягкой охотничьей поступью.

— Вайда, стой! — крикнула Ляля сердито и побежала за ним. — Ты что там натворил?

Не оборачиваясь, человек тоже побежал — быстро, ловко маневрируя между деревьями. Девушка уже догоняла его, когда он юркнул в густые заросли дикого хмеля. Ляля бросилась было за ним, но сильный удар кулаком в лицо оглушил ее.

Когда Ляля очнулась, в лесу стояла тишина, словно ничего не произошло. Разбитая губа саднила. Девушка всхлипывала и бранилась.

«Нет, это был не Вайда! — подумала она. — Хотя похож очень! Но Вайда не мог меня ударить! Да и к чему ему от меня прятаться, если мы виделись и разговаривали с ним только что?»

Долго блуждала Ляля в зарослях шиповника, спотыкаясь о старые корневища. Но ей никто не встретился. Только ветер, усиливаясь, с шумом шевелил колючие кусты. Девушка, приблизительно наметив место, откуда слышались выстрелы, теперь сбилась с пути. Она остановилась и осторожно потрогала кровоточащую губу.

«Может, все–таки с кузнецом ничего не случилось?» — думала она.