Де Рибас

— Все зависит от Насти, — сказал он. — Как она решит, так тому и быть. Приезжайте к нам завтра, официально, в три часа. — И генерал заулыбался, стал прежним, приветливым Иваном Ивановичем: — Что поделываете хорошего? Продолжаете свои занятия? Это превосходно. Почему я вас не видел вчера?

— Но вы принимали в корпусе какого-то генерала.

— Генерала? — удивился Бецкий. — Кто вам сказал?

— Караульный.

Бецкий засмеялся:

— Я обязательно скажу Дени, за кого его тут приняли солдаты. Вчера в корпусе был мой друг-философ Дени Дидро. Он гостит в Петербурге по личному приглашению императрицы. Представьте, по дороге из Парижа Дени даже не заехал в Берлин — так он не любит Фридриха. Мельхиор Гримм обязательно напишет об этом. Европа должна знать, кого предпочитают философы и куда они стремятся даже на склоне лет.

Виктор Сулин согласился сопровождать Рибаса во время официального визита, но сказал:

— Со стороны может показаться, что вы выбираете легкий путь. Действительно, Бецкий богат. У Настасьи Ивановны прочное положение при дворе. Но я предвижу для вас немалые трудности.

— Какие именно? — спросил Рибас.

— Всему свое время. Но не удивлюсь, если в один прекрасный момент вам захочется все бросить и бежать.

— Бог мой! — воскликнул Рибас. — Объясните ваши предположения!

— Все начнется с двух перемен: перемены подданства и религии.

Действительно, когда на следующий день в три Виктор и Рибас были в домашнем кабинете Бецкого и после ничего не значащих фраз секретарь Марк Антонович был послан за Настей, Иван Иванович благодушно сказал кандидату в женихи:

— Этому браку будет много препятствий. Сейчас явится первое.

Препятствие в лице Насти явилось в голубом платье-полонезе. Две голубые ленты в отливающих медью волосах казались Рибасу вымпелами чистоты и покорности.

— Душенька, майор просит твоей руки, — объявил Бецкий.

Настя ответила просто и не выказывая волнения:

— Я согласна. Но… — Она повернулась к жениху. — Получили ли вы разрешение на брак от вашего отца?

— Я напишу ему сегодня же.

— Вы должны знать, — продолжала твердо Настя, — я не смогу стать католичкой.

— Православная и католические верования — религии христианские, — отвечал Рибас, — и я готов пойти вам навстречу.

— Прекрасно, похвально, — говорил Бецкий жениху, как ученику-кадету. — Сделаем это не откладывая, пока отец Илиан не ушел.

Все направились в домашнюю церковь Бецких, где отец Илиан велел жениху преклонить колена на синюю бархатную подушечку и приступил к совершению обряда. Через десять минут миропомазанный Иосиф Михайлович де Рибас двадцати трех лет предстал перед невестой, графом Иоаном Минихом, Бецким, Виктором и секретарем. Иосифа Михайловича поздравляли, желали многие лета, обнимали и лобызали. Иван Иванович взял руки жениха и невесты, соединил их и сказал:

— Иосиф Михайлович, встаньте-ка перед образом лицом на восход, вот так. Я отдаю вам руку моей любимой Насти, которая для меня дороже всего на свете. Берегите ее и не давайте в обиду. А ты, Настя, уважай и люби будущего супруга своего.

Затем вернулись в кабинет и расположились в креслах по-домашнему.

— Итак, мои дорогие, то, что сейчас произошло, по русскому обычаю называется «ударили по рукам», — сказал Бецкий. — Еще нам предстоят сговор и свадьба.

— И разрешение на свадьбу императрицы, — добавила Настя. — Ни фрейлины, ни камер-фрау не могут без ее позволения выйти замуж.

— Да-да, — кивал Бецкий. — Время сговора мы назначим, но жених может и сейчас знать, что, кроме обычного приданого, я даю за Настей тридцать тысяч золотом и этот дом.

— Как? — удивилась Настя. — Но где же вы будете жить?

— Ведь я строю для себя дом рядом, так как предвидел этот день давно, — отвечал Иван Иванович.

— Вы останетесь подданным короля Обеих Сицилии? — спросил у жениха граф Миних.

— Да, — твердо отвечал Рибас, ибо обсудил все заранее с Виктором. — Я думаю, это не помешает бракосочетанию и не составит препятствий.

— Вас не интересует карьера при русском дворе? — спросил граф.

— Конечно же интересует, — отвечал жених. — Но пока я предпочел бы остаться подданным короля Фердинанда.

— Этим вы ограничиваете свои возможности, — сказал граф. — Вы способны занять высокое положение при дворе, если станете российским подданным.

— Я, вероятно, переменю свое теперешнее решение, но позже, — твердо заявил Рибас.

Виктор категорически настаивал на том, чтобы он не менял подданство. «От русского двора каждый день можно ожидать сюрпризов, — говорил он. — Россиянина в любой миг могут взять под микитки и показать, где раки зимуют. Неаполитанское подданство защитит вас. Но когда вам предложат место в Сенате, — добавил он смеясь, — тогда и решите окончательно».

— Остается одно, — сказал Бецкий. — Какое поприще вы намерены избрать в Петербурге? От себя скажу, что место на кадетском поприще и чин капитана вам обеспечены, Иосиф Михайлович.

— Благодарю вас, но, простите, мне нужно подумать.

Еще неделю назад он согласился бы сразу, но теперь узнал, что Алексей Орлов едет из Италии в Петербург, и решил дождаться его: Алехо мог предложить более заманчивую службу. Вечером Рибас написал отцу. Утром отправил чертежи и расчеты моста в Академию. Следовало спешить, так как Виктор объяснил, что на сговоре жених должен одарить невесту подарками, среди которых должны быть и бриллиантовые вещи. Положение невесты к этому обязывало.

Может быть, не без содействия Бецкого, но приглашение в Академию для обсуждения проекта моста последовало довольно быстро, и Рибас отправился в старое здание Петербургской Академии на Васильевском. Хотя путь был близкий, кучер чертыхался и ругал дорогу. Она была с такими рытвинами и ухабами, что пешеходы преодолевали их, как опасные крепостные рвы. Рибас заранее навел справки и узнал, что директором Академии состоит один из братьев Орловых — Владимир — при эфемерном президентстве гетмана и фельдмаршала Кирилла Разумовского — отца графа Андрея. Дела в храме наук были запущены донельзя, господа академики собирались крайне редко, а гимназисты-дворяне, учившиеся при Академии, едва умели читать.

В нетопленном сыром конференц-зале собрались несколько профессоров и до десятка молодых адъюнктов. Надворный советник и конференц-секретарь Иоган Эйлер представил Рибаса собравшимся и познакомил его с профессорами. Доклад мостостроителя был короток:

— Если господа просмотрели мои расчеты и чертежи, то мне нечего больше прибавить к ним. Я жду вопросов и с удовольствием отвечу на них.

Последовало долгое молчание, после которого берлинский анатом Фридрих Вольф, неизвестно для чего притащившийся на заседание, щуря близорукие глаза, ко всеобщему увеселению присутствующих спросил:

— А что же это за такие большие флаги посередине моста?

— Простите, но это не флаги, — отвечал Рибас. — Это паруса, с помощью которых средняя часть моста будет разводиться, чтобы дать возможность свободному проходу судам с высокими мачтами. Ворота моста будут раскрываться по течению сами, а против течения закрываться с помощью парусов.

— А если ветра не будет?

— По данным вашей же Академии на Неве в году не наберется и десяти дней, когда стоит полный штиль, — объяснил Рибас.

Сама идея с парусами вызвала одобрение. Маклебургский математик Ульрих Эпинус и библиотекарь Академии Семен Котелньиков, отлично знавший математику, высказались о тщательности расчетов. Молодые адъюнкты набросились на Рибаса стаей: «Шестиопорный мост не выдержит натиска льда. Место выбрано неудачно. Наплавной Исакиевский надежнее и дешевле». Рибас возражал, но окончательно дело решил надзиратель академического физического снаряда Людвиг Крафт. Он был придворным учителем и как раз спешил к урочному времени, а поэтому сказал лаконично:

— Господа, расчеты и чертежи хороши, но совершенно необходим макет моста. Без него нам нечего ломать копья.

На этом и порешили. Две недели в мастерской кадетского корпуса новоявленный мостостроитель сооружал модель. Когда она была готова, он представил ее в Академию, но на заседание явилась половина того числа академиков и адъюнктов, что собиралась в первый раз. Сторож Академии, нанятый за полтину, усердно дул мехами в паруса, и средняя часть модели моста, опирающаяся на колесики, легко закрывалась. Собравшиеся вновь отложили окончательное решение, потребовав добавки в расчетах. Раздосадованный и разочарованный мостостроитель махнул на все рукой.