Алия 70-х...

— Я отношусь к этому, пожалуй, как любая израильская женщина, у которой есть сыновья. Страна находится в таком положении, что ее нужно защищать. И такова судьба у наших мальчиков — надо идти в армию. Я не отношусь к этому ни с восторгом, ни с энтузиазмом. Это суровая необходимость, трудная необходимость. Но это то, что я буду переживать вместе со всем народом.

— Как вы входили в израильскую жизнь?

— Это сложный процесс, и он включал в себя несколько этапов. Поначалу, то есть первое впечатление я могу свести к одному слову — интересно. Все интересно. Природа, новые растения, луна иначе в небе перевернута по ночам. Привычный серп луны лодочкой лежит. Затем наступил очень тяжелый период, когда я переживала довольно сильный психологический кризис. При этом мне продолжали оставаться интересными и люди, и страна, но у меня было очень странное отношение к ивриту. Я не могла его учить, он мне очень не нравился.

Умом я понимала, что язык, как все языки, со своими особенностями. Но меня настолько травмировало пребывание в незнакомой языковой стихии, что я не могла учить язык. И при этом все вокруг мне говорили: «Надо учить иврит, язык — это главное.» А у меня была чисто женская реакция — я плакала, но язык не учила. И это, конечно, было очень плохо. К этому добавлялось ощущение собственной профессиональной ненужности. Это при том, что я еще в России знала, что утрачиваю специальность, знала, что мне нужно будет делать что-то другое. Но когда я с этим столкнулась на практике, то оказалось, что мне это трудно пережить. А делать что-то нужно было.

— Что же вы делали?

— Долгое время я вообще ничего не делала. Поначалу, когда мы переехали на временную квартиру, было много хлопот с устройством на новом месте. Это требовало моего внимания и ежедневной работы. А потом я просто сидела дома, вела хозяйство, пекла пироги. И тут наступил новый период — интерес к жизни в Израиле. И случилось это так. Когда мы приехали в Хайфу, у нас здесь не было знакомых. Но рядом с домом оказалось студенческое общежитие, где жил сын наших приятелей — студент Техниона. Он стал к нам приходить и приводить своих друзей. Этих ребят я любила кормить своими пирогами. Они скучали по семьям, и я была счастлива, что могу создать им немного уюта. У каждого бывают свои очень индивидуальные мостики вхождения в израильскую жизнь. Для меня это был мостик. Ребята приходили, рассказывали как они учатся, говорили о политических проблемах и вообще обо всем, что волнует израильскую молодежь. Вместе с ними я стала интересоваться тем, что происходит в окружающей жизни. И от любования природой пришла к жизни людей.

— Муж ваш к этому времени уже работал?

— Да, у мужа проблем с работой не было. Он работал в Ленинграде макетчиком в архитектурной мастерской. И здесь мог бы начать работать по специальности через неделю после приезда в страну. Но мы решили не торопиться, хотели, чтобы он подучил язык. Он пошел работать через два месяца после приезда. И вся его дальнейшая служебная абсорбция проходила успешно. Он работает макетчиком в частной архитектурной фирме. У него сложились прекрасные отношения с сотрудниками и с хозяином фирмы. Его ценят. Он получает неплохую зарплату, которая позволяет нам жить лучше, чем мы жили в Союзе, хотя там мы оба работали и каждый на двух работах.

— А как складывалась ваша профессиональная судьба?

— Мне было очень сложно найти какое-то дело в Израиле. Можно было переквалифицироваться. Я даже сделала попытку — походила некоторое время в Университет для того, чтобы переучиться на библиотекаря. Но я поняла, что не смогу работать библиотекарем, как не смогу работать бухгалтером, воспитателем в детском саду или кем-то еще. Это было не мое. У меня появился профессиональный интерес к истории Израиля, к истории его культуры и культуры Ближнего Востока вообще. Мне хотелось понять процессы, которые здесь происходили. И я стала читать книги по всем этим вопросам. еще не представляя себе, что смогу это практически использовать для работы. Я стала ездить по местам археологических раскопок. В течение долгого времени я просто не выходила из израильских музеев. И узнала столько нового и интересного, что стала рассказывать об этом своим друзьям. Это были импровизированные лекции в домашней обстановке. И в какой-то момент у моих друзей возникла мысль — а не почитать ли мне лекции обо всем этом для людей из России. Так возникла идея подготовки лекций по археологии и истории Израиля на русском языке. Я стала работать над этими лекциями. Надо сказать, что это было довольно трудно. Мне пришлось научиться фотографировать из книг и с натуры. Я сама готовила слайды. Кроме того, пришлось серьезно поработать с английским языком, так как специальная литература была на английском. И вот спустя некоторое время я подготовила несколько тем и начала читать лекции для приехавших из России. И так случилось, что о лекциях моих услышали разные люди и однажды ко мне пришла женщина — инспектор по работе с детьми из России, которым трудно дается программа израильской школы. Мне предложили вести занятия с группой таких детей по истории и географии Израиля на русском языке. Этим я и занимаюсь уже несколько месяцев, совмещая это с вечерними лекциями для взрослых. Денег это пока дает немного, но работа интересная. Во всяком случае определилось направление и появились перспективы.

— Как вы восприняли израильскую природу, так непохожую на любимую вами русскую?

Дело в том, что когда мы собирались ехать в Израиль, нас очень пугали. Говорили, что это восток, пустыня, верблюды и бедуины. И выглядело это страшноватой экзотикой, к которой мы совершенно не привыкли. Кто его знает, как будешь чувствовать себя в пустыне? А вышло так. Когда я первый раз ехала из Тель-Авива в Иерусалим, то при подъезде к Иерусалиму испытала настоящее потрясение от сосновых лесов на Иудейских горах, от хвойного благоухания этих лесов, от сохранившихся на горах террас древних земледельческих участков. Вообще в природе страны на каждом шагу чувствуется присутствие человека, причем часто человека глубоких доисторических времен. Идешь где-нибудь у подножья горы Кармель — пещера. И совершенно явно эта пещера когда-то была обитаема. Кроме всего здесь просто много красивых мест. Возьмите хотя бы Хайфу, в которой мы живем — это удивительное сочетание гор, зелени, моря и светлых домов.

— Как вы себя чувствуете в израильском климате?

— Мне кажется, что в Израиле прекрасный климат. Здесь есть 2-3 тяжелых месяца, когда очень жарко. Но остальные 9 месяцев я чувствую себя прекрасно, особенно весной. Весна здесь очень хороша: цветут деревья, необычайные кусты, одни цветы распускаются вслед за другими — и все это длится несколько месяцев подряд. Не устаешь любоваться, проходя по улицам. Если же говорить об этих самых тяжелых месяцах, то к ним можно привыкнуть, вжиться и не воспринимать их «враждебно». Ну попотеешь некоторое время — не так страшно. В целом я не считаю, что в израильском климате есть что-то невыносимое для человека.

— Лера, разрешите задать один профессиональный вопрос. Бываете ли вы на выставках израильских художников и считаете ли, что можно говорить о традициях национальной художественной школы?

— Если говорить об изобразительном искусстве, то в Израиле так же, как и в других европейских странах есть художники и разных поколений, и разных направлений. Старшее поколение для многих кажется уже почти классикой. Такой художник как Рувен Рубен создает то, что можно назвать до известной степени современной национальной еврейской школой в живописи. Я уже видела целый ряд молодых художников, в творчестве которых чувствуется влияние Рувена Рубена, даже если они и не были его прямыми учениками. Есть и очень молодые художники течения «авангард». Они экспериментируют, иногда более удачно, иногда менее, иной раз просто смешно и нелепо. И даже если их работы не всегда бывают удачными, то подобные дерзания, такие всплески индивидуальности и закономерны, и свидетельствуют о свободе в творческих поисках, что само по себе мне представляется важным.