В дни Каракаллы

рытое трагическим палудаментом.

Позади, уже не осмеливаясь сесть на коней и мулов, брели участники паломничества в Карры. Только скифы мрачно ехали на конях и переговаривались на своем странном языке, возбужденные происшедшим. Каждую минуту можно было ожидать от них каких-нибудь безумных поступков. Опасаясь худшего, некоторые из сопровождавших императора в его благочестивом путешествии исчезли как дым; среди них были евнух Ганнис и, как это ни странно, Филемон Самосатский. Зато Гельвий Пертинакс, зоил и насмешник, не щадивший даже богов, следовал за носилками и шептал Вергилиану:

— Погиб второй Геракл! Но увы, не в огне, не на поле брани и не в борьбе с Немейским львом, а в отхожем месте!

— Еще не известно, чем все это кончится, — тихо сказал Дион Кассий, поглядывая исподлобья на скифов.

Пертинакс оглянулся по сторонам.

— Кончится это тем, что выберут нового августа. Такого, знаете, полубога, вроде не очень твердого в орфографии Адвента, или хитрую лису Макрина, и все пойдет своим чередом. Кому субсидию, кому право трех детей, кому теплое местечко в официи продовольствия, где всегда можно погреть руки. И все будут довольны. Много ли нужно смертному?

— Дело не в теплых местечках, а в судьбах республики, — мрачно заметил услышавший последние слова Корнелин, которого всегда раздражали хорошо подвешенные языки.

Пертинакс многозначительно рассекал перстом воздух.

— Если выражаться высоким слогом. А в сущности, все сводится к тому, чтобы урвать жирный кусок мяса на этом пиру богов, который называется римским владычеством над миром. От Эфиопии до Скифии.

— Это, пожалуй, тоже из области высокого стиля, — сказал Вергилиан.

— Почему? — удивился Пертинакс.

— Потому, что ни для кого не тайна, что эфиопы и скифы уже не опасаются Рима и считаются с римской властью постольку, поскольку это им выгодно. Скоро никаких легионов не хватит для их укрощения.

— Так в этом же и есть назначение Рима, — вмешался врач Александр, которого только теперь заметил Вергилиан, хотя именно он удостоверил смерть императора, приложив ухо к его переставшему биться сердцу.

Пертинакс обнял Александра с хитрой улыбкой.

— В чем назначение Рима?

— Рим должен править миром для общего блага. Без Рима все придет в замешательство, пшеницу заглушат на полях плевелы, дороги сделаются непроходимыми от разбойников, варвары разрушат акведуки и академии.

— Может быть, это и так, — поморщился Пертинакс, довольный, что теперь возможно стало, не опасаясь преследований, высказывать самые сокровенные мысли, — но это значит, что варварам и всем, кто будет разрушать подобные сооружения, не нужны ни акведуки, ни дороги. По крайне» мере в настоящее время.

— Да, кажется, они живут счастливее нас и без акведуков, — поддержал Пертинакса Вергилиан и получил в ответ сочувственную улыбку.

Корнелин был другого мнения:

— Люди — как дети. Ими нужно руководить, иначе они разрушат самый дом, в котором живут.

— Ты рассуждаешь правильно, префект, — заметил, все