Рюрик

С такими мыслями дошёл апостол до того места, где берег Днепра отвесной стеной возвышался над гладью реки. Это была целая гора, покрытая в то время лесом у своей подошвы.

Апостол не замедлил взойти на самый верх этой горы.

Чудная картина открылась перед ним.

Синей лентой извивался, идя из неведомой дали, величавый Днепр, а вокруг него, насколько мог видеть глаз, тонули в беспредельном пространстве необозримые зелёные степи…

Сердце апостола забилось. Он чувствовал, что сошла на его душу неземная сила, и, не желая бороться с овладевшим им волнением, он, благословив все, что было перед его глазами, пророчески воскликнул:

- Благословение Господа нашего над землёй этой… Отныне и во веки воссияет здесь благодать Господня!

Прошли века…

Вскоре после посещения Скифии святой провозвестник великой воли небес, апостол Андрей Первозванный [1], призвавший благодать Господню на земли славянские, мученически кончил жизнь свою. Во время проповеди в Патрасе он был схвачен по приказанию римского проконсула Эгея и распят головой вниз на восьмиконечном кресте.

Так закончилось вдохновлённое свыше дело святого провозвестника благого учения Христа на земле.

Но с земной кончиной апостола его великое дело не умерло, не заглохло, а всё росло и укреплялось. За Христом следовали уже целые народы. Ради Него христиане тысячами гибли на арене римского Колизея. Христианство всё более проникало и развивалось в Риме и Греции. Оно вступило в отчаянную борьбу с язычеством, и близко было то время, когда оно должно было победить великим светом любви этого своего врага…

В Скифии, однако, ничто не подтверждало собой пророчества апостола, ничто даже не указывало на его близкое исполнение. Там всё было по-прежнему. По-прежнему ласково, нежно светило с голубых небес солнышко. Так же, как и прежде, голубой лентой извивался среди безграничных степей и непроходимых лесов красавец Днепр…

Изменились только те горы, с которых вдохновенный провозвестник вещал своё пророчество о великом будущем земли славянской.

Поредел дремучий лес на этих горах. Повсюду видны стволы вековых лесных великанов, под корень срубленных острыми топорами, невыкорчеванные пни, слышен весёлый шум голосов, бряцанье железа, крики…

Птицы, привыкшие к недавнему ещё безмолвию этой местности, с испугом улетают прочь. Они понять не могут, что делают здесь эти люди, зачем пришли сюда и разом нарушили царившую целые века мёртвую тишину. Но птицы должны были бы привыкнуть ко всему происходившему теперь на этих высотах.

Не первый уже день, а много-много десятков лет тому назад началось это…

Как это началось и как всё устроилось - рассказать обо всем этом читателям и будет задачей нашего повествования, а для того, чтобы выполнить её, нам необходимо перенестись нашим воображением на берега великого славянского озера Ильменя, вокруг которого жили племена коренных русских славян…

II. В СОЛНЕЧНЫЙ ДЕНЬ

Что за чудный летний день!

Право, давным-давно уже не выдавалось такого денька на суровом севере. Над Ильменем вечно небо хмурится, бродят по нему грозные тучи, каждый миг буря зареветь готова, гром - загрохотать, молния - засверкать…

А тут…

С выси поднебесной ярко, радостно весёлое солнышко смотрит. Рассылает оно свои лучи по поднебесью, заливает светом своим весёлым, радостным и поля, и дубравы, и Волхов старый…

Кто бы мог подумать, что с течением времени не только человек, но и мать-природа сама меняется. И заметно меняется. Многими фактами доказано, что с небольшим тысячу лет тому назад на севере нашей необъятной матушки России климат не таков был, каков он теперь…

В самом деле, в те времена глубокой древности, когда начинается это повествование, климат России был совсем другой. Пока дикие, непроходимые леса покрывали собою всю среднюю и южную полосу от севера и востока климат южной России куда был благостнее нынешнего. На севере же России и в средней полосе между лесами и болотами было значительно холоднее, чем теперь.

Да что древние времена!.. Ещё в XVII веке виноград зрел в Киеве под открытым небом, а в южной России и представить себе никто из её обитателей не мог таких холодов, которые свирепствуют там в настоящее время.

Теперь климат нашей матушки России уравнялся. На юге сделалось холоднее, на севере теплее…

Прежде не то было…

Оттого-то так и радуется народ приильменский весёлому солнечному деньку…

Редки они, деньки-то такие…

Особенно веселятся в роду приильменского старейшины Володислава, занявшего место над самым Новгородом, на левом берегу Ильменя, вблизи Перыни-холма, где стоял, возвышаясь над озером и сушей, гигантский идол грозного славянского бога Перуна-громовержца…

Могуч и богат этот род Володиславов. Немногие роды приильменские сравняются с ним в могуществе, богатстве и многолюдье. Сколько у него пушных одних товаров заготовлено к проезду людей урманских [2] видимо-невидимо! Мехов у него и довольствия разно, на самом деле, обилие такое, какое другим родам и во сне не снилось.

Не только богат и могуч, но и самостоятелен род Володиславов. Ни от кого-то не зависит он. Даже к пятинам Нова-города не приписан, а на что этот последний усилился после того, как перенесли его со старого городища на левый берег да стали в него съезжаться и весь, и меря, и кривичи, и мужи торговые из далёкой Скандинавии, направляясь из-за бурного моря славянского Нево [3] по великому пути своему в далёкую и пышную Византию.

Родовой старейшина Володислав никого не боится, а с ним никого не страшатся и его родичи.

Вот и теперь поёт, играет родовая молодёжь, собравшись на лугу за своим селением. Молодёжь и тысячу лет тому назад была молодёжью, даже, пожалуй, ещё лучшею, чем теперь. Искренности в ней было больше, чувства не притупились ещё, а о "нервах", без которых теперь никто "обойтись не может", и понятия не имели. Оттого-то всем так и отрадно, всем так и весело. Слышен искренний весёлый смех - смех здоровый, раскатистый, видны раскрасневшиеся от удовольствия лица, а нет-нет порой зальётся, зазвенит и рассыплется звонкою трелью весёлая песня.

А солнышко ласково, приветно смотрит на развеселившихся под его лучами молодцов и девиц-красавиц.

Даже старики выползли и греют на солнце свои старые кости. Сам Володислав с ними. Степенно, серьёзно ведёт он беседу, а сам нет-нет да кинет любовный взгляд в сторону веселящейся молодёжи, где с другими резвятся, поют и хоровод водят его дети.

- Слышал ты, - говорит Володиславу седой с выветрившимся лицом старик, - есть из Нова-города вести, да такие, что очень позадуматься приходится.

- О Гостомысле ты?

- О нём, о посаднике новгородском…

- Больно мудрит он да солеварам с Варяжкою мирволит…

- Так ведь у них племянник его, Избор, старшинствует…

- Из-за него и поблажает! Как бы от этих солеваров беды всему Приильменью не было… Большую они силу забирают…

- Много их за море уходит, да не мало и остаётся. Гостомысл с ними такую силу заберёт, что весь Ильмень должен Нову-городу будет кланяться.

- И то уже слухи идут об этом… Беда с нашими варягами, да и только!

Немало споров возбуждено было по поводу этого названия "варяг". Одни толкователи видели в нём какое-то отдельное племя, другие под этим названием подразумевали вообще наёмного воина без различия национальности, третьи же настаивают, что "варяг" - слово русское, корень которого сохранился до настоящего времени в слове "пре-ба-ря-ть". Вообще же, по мнению последних, название "варяг" означало человека смелого, предприимчивого.