Королева Реформации

Чувствуя ужасное смущение, Кати весьма неохотно выполнила его просьбу.

Глава 8. Разбитое сердце

Иероним трижды поднял и опустил тяжелый дверной молоток, после чего красиво отделанная дверь особняка Кранаха широко распахнулась. „Чем могу служить?“ — спросил слуга в красной ливрее, низко кланяясь.

„Господин Кранах работает над моим портретом“, — ответил Иероним.

Через минуту появился сам Кранах и пригласил их войти.

„Это Катерина фон Бора, — торжественно объявил Иероним. — Она одна из монахинь, бежавших из Нимбсхена“.

„Ах да, конечно. Я слышал о них“, — ответил Кранах, кланяясь Кати и награждая ее улыбкой. Он провел пальцами по своей белой бороде клинышком и пышным усам. „Пройдемте в мастерскую“, — он указал на лестницу.

Роскошь дома превосходила все, что приходилось видеть Кати. Ей он показался вратами рая. Ее изумляли толстые ковры, тяжелые серебряные подсвечники с высокими свечами, кушетки с грудой подушек, кресла с высокими спинками, полированные столы.

„Ваш портрет почти готов“, — сказал Кранах, открывая дверь мастерской.

При свете заходящего солнца, светившего сквозь цветные стекла окна на лестнице, Кати изучала художника краешком глаза. Кранах был на десять лет старше Лютера, и голова его поседела. Седые волосы составляли странный контраст с его темными, страстными глазами.

Почти законченный портрет покоился на большом мольберте в углу мастерской, заваленной холстами, банками с краской и старыми кистями.

„Ну, вам нравится?“ — спросил Кранах.

Иероним рассмотрел портрет под разными углами. „Он прекрасен, — сказал он наконец. — Вы можете вставить его в раму?“

„Конечно. Но это будет стоить дороже“.

„Это неважно. Закажите самую дорогую раму“.

В дверях Кранах неожиданно поднял руку. Затем он сказал: „Король Дании Кристиан II обедает у нас в следующее воскресенье. Может быть, вы и фрейлейн фон Бора присоединитесь к нам? Думаю, Его Величество будет рад с вами познакомиться“.

„Большое спасибо. Я обязательно приду. Мы придем вместе“, — ответил Иероним. Затем, повернувшись к Кати, он добавил: „Если вы, конечно, не возражаете“.

„Да, да. С удовольствием“, — ответила она.

Когда они стали подходить к Черному монастырю, Иероним замедлил шаг. Целый квартал они прошли в молчании. Потом Кати сказала: „Не могли бы вы рассказать мне о крестьянских войнах? Все это звучит ужасно, и доктор Лютер очень обеспокоен“.

„Это долгая история, Кати, нужно много времени, чтобы все объяснить подробно. Если вы не возражаете, мы можем зайти к Меланхтону и подкрепиться супом. Тогда я смогу рассказать вам эту историю. У нашего повара всегда что-нибудь приготовлено в это время“.

Сидя перед тарелкой супа за широким столом, Иероним сказал: „У крестьян много проблем. Самая большая трудность в том, что владельцы земли, которую обрабатывают крестьяне, обращались с ними, как со свиньями, из поколения в поколение. Хозяева повелевают ими как рабами и дают им столько зерна, сколько нужно, чтобы только не умереть от голода. Теперь, когда появились первые печатные станки и книг стало больше, крестьяне стали читать и обнаружили много нового, что вызвало их недовольство. Их требования некоторых благ привели к большим волнениям.

Чтобы отстоять свое дело, крестьяне придумали свой символ — они напялили крестьянский башмак на палку и везде таскают его за собой. Раньше или позже, но начнутся сражения и многие погибнут. К несчастью, доктора Лютера будут обвинять и с той и с другой стороны. Он соглашается с тем, что крестьяне должны жить лучше, но убеждения его прочно покоятся на 13-й главе Послания к римлянам“.

„Римлянам 13?“ — Кати не донесла до рта ложку.

„Да. В первом стихе Павел писал: „Всякая душа да будет покорна высшим властям; ибо нет власти не от Бога существующие же власти от Бога установлены“.

Еще одна проблема связана с тем, что Лютер провозглашает свободу во Христе для всех. В Германии это новое учение, а все новое смущает людей. Когда недавно в употребление вошли вилки, один священник возражал против этого. Он говорил: „Если бы Бог хотел, чтобы мы ели вилками, Он бы сделал так, что вилки росли бы прямо из пальцев. Пальцы даны нам для того, чтобы ими есть, и я не собираюсь изменять это, даже если меня пошлют на костер!“

Кати и Иероним уже доедали суп, когда в комнату вошел Меланхтон. Подойдя ближе, его осветило пламя свечи. Кати согласилась с Лютером: он действительно выглядел так, как говорил доктор.

Иероним представил Меланхтона Кати.

„Хотите еще супа?“ — спросил ученый, усаживаясь.

Иероним поднял руки в знак отказа. „Нет. Спасибо, профессор. Но у нас есть для вас интересные новости“.

„Какие?“

„Фрейлейн фон Бора и я будем обедать с Его Величеством, королем Дании Кристианом II, в следующее воскресенье в доме величайшего художника Германии, Лукаса Кранаха!“

Меланхтон склонил голову набок и пожал плечами. „Вам повезло! У короля Кристиана сейчас много проблем. Его выслали из Дании после того, как он стал протестантом. Идея о том, что праведный верою жив будет, распространяется по всему миру. Доктор Лютер вдохновляет людей“.

Все трое задержались за столом до 9 вечера. Затем Меланхтон встал. „Я провожу вас в Черный монастырь, — сказал он. — В этом городе и так хватает сплетен“. Он зажег фонарь и пошел вперед.

Когда они подошли к Черному монастырю, Иероним повернулся к Кати и спросил: „Можно я буду называть вас Кати?“

„Да, конечно“, — сказала она, переполненная радостью от проявленного к ней внимания.

Катерине было трудно заснуть. Случилось столько всего невероятного! Она встретилась и гуляла с Иеронимом, богатым молодым человеком. Они вместе будут обедать у Лукаса Кранаха — человека, чьи работы пользовались спросом по всей Европе. Она ущипнула себя, чтобы убедиться, что все это не сон. Затем она запустила пальцы в волосы. Если бы они были длиннее! Но они все-таки росли. Если король Кристиан настоящий протестант, он все поймет. Он даже будет гордиться ее бегством из Нимбсхена!

Обед с королем и господином Кранахом был намного проще, чем представляла Кати. Его Величество ел и пил, как обыкновенный человек. От этого Кати почувствовала себя свободнее. Во время разговора король часто упоминал о Лютере и, казалось, весьма уважал его. „Да, — подтвердил он, — я думаю, что его утверждение о том, что праведный верою жив будет, стало величайшим открытием человечества за последнюю тысячу лет“.

После того как гости расправились с прекрасным овощным блюдом, жареным ягненком и фруктами, Кранах сказал Кати и Иерониму: „Его Величество заказал мне свой портрет. С завтрашнего дня он начнет позировать“.

„А почему бы вам, фрейлейн фон Бора, не прийти посмотреть? Мне будет интересно поговорить о монастыре“, — сказал Кати король с улыбкой.

От смущения Кати покраснела. „Для меня это великая честь“, — ответила она.

На следующий день Кати с изумлением наблюдала за тем, как двойник короля Кристиана появлялся на холсте. Кранах изучал его, рисовал и снова поворачивался к нему. Пока художник трудился над его темным беретом, король сказал Кати: „Как вам нравится Виттенберг по сравнению с Нимбсхеном?“

„Это сложный вопрос“.

„Я знаю. Будьте откровенны“.

„Ну… мне очень нравятся люди. Но город немного грязен. В Нимбсхене было много травы, искрящиеся источники, Деревья, прекрасные сады…“

Король Кристиан рассмеялся. „Приехав сюда, я услышал стишок. Он хорошо описывает Виттенберг“. Широко улыбаясь, он откинул назад голову и продекламировал:

Каждый вечер к тому времени, когда Кранах заканчивал работу, Иероним приходил навестить Кати. Вскоре они стали хорошими друзьями, вместе обедали, подолгу беседовали, ходили к пастору Бугенхагену, профессору Рейхенбаху и Иоханнесу Люфту, одному из издателей Лютера.