Королева Реформации

Как положено всем священникам, я простерся на полу перед кардиналом. Он взял меня за руку и, подняв меня на ноги, твердым голосом сообщил мне о том, что мне необходимо покаяться.

Каэтан настаивал, что основная проблема заключалась в том, что в моих 95 тезисах я отвергал самую мысль о том, что существует банк достоинств, наполненный праведностью святых, из которого с помощью индульгенции, выданной папой, грешник мог черпать все необходимое и найти прощение в грехах.

Снова и снова я настаивал на том, что Писание стоит выше, чем слова папы. Это разозлило Каэтана. Для него подобное заявление было таким же непереносимым, как горсть стекла, брошенная в глаза. Вскоре он разгневался настолько, что буквально закричал на меня и велел мне удалиться и не появляться до тех пор, пока я не буду готов сказать со смирением revoco — я каюсь.

До меня дошли слухи о том, что, несмотря на мою охранную грамоту, кардинал Каэтан обладал достаточной властью для того, чтобы арестовать меня, если я не раскаюсь. Также я узнал о том, что ворота города охранялись, чтобы не допустить моего побега. Однако друзья дали мне лошадь. Торопясь уехать, я не взял ни своего меча, ни бриджей. Я был одет только в сутану. С Божьей помощью я избежал встречи со стражей.

Положение ухудшалось. Меня пригласили приехать в Лейпциг и открыто вступить в дебаты с Иоанном Экком, профессором университета Ингольштадта. Ко времени моего приезда вся страна бурлила. Улицы были заполнены вооруженными людьми со знаменами. Поскольку городской совет боялся, что Экк может пострадать, там присутствовало более двухсот студентов из Виттенберга, ему дали охрану из семидесяти шести человек.

Кати, я хотел сказать Катерина. Если б ты могла быть там! Дебаты прошли с 4 по 14 июля 1519 года. Стояла страшная жара. Мне все время приходилось вытирать лицо.

Пока я проводил дебаты перед толпой, я чувствовал себя смиренным и униженным, потому что в каждой ассамблее были выдающиеся ученые, рыцари и герцоги. Некоторые почитали меня. Другие, как герцог Георг, хотели сжечь меня на костре. Мы обсуждали разные предметы: первородный грех, чистилище, власть папы, важность соборов и, особенно, индульгенций.

В одном месте я говорил по-немецки, чтобы даже миряне могли понять меня. Я сказал: „Любому мирянину, вооруженному Писанием, нужно верить больше, нежели папе или собору без него“. К концу дебатов мой конфликт с Римом обсуждался по всей Европе.

Летом 1520 года папа Лев выпустил Exsurge Domine — свою буллу против меня. Она заканчивалась такими словами, — он достал документ и прочитал:

Эта булла была выпущена 5 июня 1520 года. По какой-то причине я получил ее только 10 октября. За это время мои книги сожгли в Риме и в других местах. Это тоже вызвало много проблем. В Майнце мои книги сложили стопкой, и палач, в чью обязанность входило сжечь их, выступил вперед. Но прежде чем он успел поднести факел, он задал вопрос: „Эти книги были осуждены законно?“ Когда голос из толпы ответил „нет“, он отошел“.

„И на этом все кончилось?“ — спросила Кати с широко открытыми глазами.

„О нет. Мои враги были полны решимости и 12 ноября сделали стопку книг поменьше. Когда палач отказался поджечь их, их зажег могильщик! Только несколько старух остались посмотреть“, — Лютер усмехнулся.

„Но не все ваши сочинения сожгли, — вставила Кати. — Копия „Вавилонского пленения“ попала в Нимбсхен. Только края ее обгорели. Именно этот трактат побудил многих из нас бежать“.

Лютер потер руки. „Это доказывает, что истину Божью нельзя уничтожить. Но давай продолжим. 3 января 1521 года папа выпустил еще одну буллу: Decet Romanum Pontificem. Это было моим отлучением!

Наверное, Его Святейшество считал, что это положит конец беспорядкам. Но этого не произошло, потому что началась война памфлетов, и все вопросы обсуждались всеми классами людей, даже нищими. В конце концов я решил прекратить все это, обратившись к новому императору Карлу V. В этом я последовал примеру апостола Павла.

Всем известно, что я был приглашен для собственной защиты. Боясь за свою безопасность, я потребовал и получил охранную грамоту от императора Карла V. Меня предупредили, что эту грамоту могут не принять в расчет, как это было в случае с Яном Гусом“.

„Ян Гус это тот, которого сожгли в Констанце?“ — спросила Кати.

„Да, я имею в виду богемского реформатора, который проповедовал причастие для всех. Когда Гус был приговорен к суду в Констанце, император Сигизмунд дал ему охранную грамоту, чтобы она охраняла его в пути. Но документ не помог, и его сожгли на костре. Это произошло 6 июля 1415 года.

Я боялся, что так произойдет и со мной, поэтому я стал изучать Карла V, чтобы узнать, что он за человек. Могло ли произойти так, что он тоже нарушит собственное слово и что меня сожгут на костре?

Подошло время, императору Карлу было чуть больше 21, и он испытывал много противоречивых влияний. Папа не одобрял его выбор и отказался короновать его, и все же он был ревностным католиком. Он был внуком императора Максимилиана, его мать, Иоанна, сошла с ума. Когда ее муж Филипп Красивый умер, она отказалась хоронить его. Она сохранила его останки во дворце и, когда отправлялась в путешествие, всегда брала их с собой. Она даже заставляла время от времени открывать гроб!

Для того чтобы помочь мне понять нового императора, один из студентов университета составил таблицу его предков и вручил ее мне. Подожди, я посмотрю, может быть, она со мной“. Лютер встал и поискал что-то в своих книгах. Затем воскликнул: „А, вот она“. Он расправил лист и разложил его на столе перед Кати.

„Вот, ты видишь, что он был внуком королевы Изабеллы, которая финансировала Христофора Колумба, и племянником Екатерины Арагонской, которая вышла замуж за английского короля Генриха VIII.

Должен признаться, Кати, я испугался. Но молитва укрепила меня. Да, я стучал, искал, просил, ждал и снова взывал. 2 апреля доктор Амсдорф, я и еще трое человек отправились в Вормс“. Он остановился и улыбнулся.

„Имя доктора Амсдорфа напомнило мне, что он хотел встретиться с тобой сегодня. Он сказал, что это очень важно. Ты знаешь его?“

„Конечно! Я много раз слышала его проповеди, и он мне очень нравится, потому что он говорит не так долго, как пастор Бугенхаген. Но, доктор Лютер, почему он хочет поговорить со мной?“ Она нахмурилась.

„Я думаю, он хочет сделать тебе предложение. Не пугайся. Ты переживешь это. Давай вернемся к нашей поездке в Вормс. Пока мы путешествовали, толпы людей выходили, чтобы посмотреть на нас и пожать мне руку. В одном месте, однако, мне вручили послание Спалатина — капеллана Фридриха Мудрого. Это послание предупреждало меня о серьезной опасности. Я уже знал об этом. Но Бог помогал мне, и я ощутил прилив новых сил. Я ответил: „Даже если там будет столько дьяволов, сколько дранки на крыше, я все же войду в этот город“.

„16 апреля в 10 часов утра сторожевой на стене заметил наше приближение. Тогда он взобрался на шпиль собора и протрубил, объявляя о нашем приезде. Нам навстречу выехала сотня всадников. Они проводили нас в город. Когда мы въехали в город, улицы были заполнены людьми, деревья и окна также были усыпаны ими. Народу собралось столько, что нам было тяжело продвигаться по улице на телеге. Около двух тысяч доброжелателей провожало нас. 17 числа рейхмаршал вошел в мою комнату и сообщил, что я должен предстать перед парламентом в четыре часа пополудни.“ Он встал и начал прохаживаться. „Последующие за этим часы ожидания были тревожными. В конце концов пришло время идти. Улицы были запружены любопытными, и меня проводили до зала и ввели через заднюю дверь.

Очередная задержка почти истощила запас моих сил, и тут мне велели подняться, чтобы предстать перед судьями. Прямо передо мной сидели император Карл V, несколько епископов, знать и много вооруженных людей. Оглянувшись, я заметил скамью, на которой стопками лежали мои книги. Это навело меня на мысль о том, что должно было произойти.