Ставрос. Падение Константинополя (СИ)

На другое утро Аспазия застала госпожу одну – московитка была спокойна и весела. Она щекотала животик младшему сыну, сыну от Валента Аммония, - а мальчик заливался хохотом. Он был уже так похож на отца!

И вдруг Аспазия поняла, что не сможет ничего сказать: мало того, что она сама мучается, она еще и госпоже, и всем ее детям причинит такое зло! Что они могут поделать?

Феодора подняла на нее темно-карие глаза – госпожа была здорова и румяна, и очень хороша. Аспазия улыбнулась, восхищаясь таким спокойствием и обещая себе не нарушать его.

Потом госпожа вдруг помрачнела, глядя на горничную, - и Аспазия быстро отвела глаза.

Московитка встала, прижимая к себе ребенка, и резко спросила:

- Что произошло, Аспазия?

- Ничего! – тут же сказала служанка.

Феодора положила ребенка на постель и приблизилась к ней. Обойдя девушку, она остановилась напротив и приказала:

- Посмотри мне в глаза!

Аспазия робко подняла голову. Она переминалась с ноги на ногу, ее бросало то в жар, то в холод; и к горлу подкатывали рыдания, как она ни старалась сдерживать себя. Нет, ей было далеко до стойкости хозяйки!

- Тебя кто-то обидел? – спросила Феодора: уже грозно, как будто она могла помочь. Аспазия потрясла головой.

Феодора не поверила, конечно, - Аспазия совсем не умела лгать: и если уж попалась на малом, выдаст себя с головой…

- Валент? – прошептала московитка, отступая.

Аспазия качнула было головой – а потом вдруг кивнула и расплакалась. Она опустилась на колени, закрыв лицо руками: слезы капали между пальцев. Она предала всех, всех – и всем будет очень скверно, только потому, что Аспазия не умела стерпеть!…

- Я так и знала, - вдруг сказала хозяйка: она отступила от Аспазии и села на постель.

Аспазия посмотрела на госпожу сквозь пальцы, потом отняла руки от лица. Госпожа Феодора была совсем спокойна – только руки сжимали и терзали одеяло; она глядела в сторону.

- Он ведь не спит со мной, - сказала московитка. Девице было непристойно такое слушать, но Аспазия встала с колен и подошла к хозяйке, чтобы та могла продолжить. Феодора обняла ее за талию, и они прижались друг к другу.

- Все-таки он не смог тебя взять силой, как и меня, - продолжила Феодора, взглянув девушке в лицо. И, как ни удивительно, они даже смогли улыбнуться друг другу.

- А откуда ты знаешь, госпожа… - начала Аспазия и замолчала, прикусив губу. Феодора мрачно усмехнулась.

- Думаешь, я, родив троих детей, не поняла бы, что ты ранена – и где? Я знаю, как ходила бы девушка, которую обесчестили! А ты, бедняжка, так хрупка, что и вовсе не смогла бы показаться мне на глаза - даже до моей комнаты не дошла бы! Я вижу, что с тобой все хорошо!

Аспазия опять расплакалась; Феодора прижала ее к себе и поцеловала, как будто ей самой ничуть не было страшно.

- Он может вернуться, - прошептала Аспазия угасшим голосом. Феодора покачала головой.

- Едва ли… Я давно знаю – знай и ты, что многие мужчины, когда хотят новую женщину, забывают и о долге, и о чести! Даже благородные! А мы наделены меньшей страстью, чем мужи, именно затем, чтобы беречь честь семьи и мужскую честь! И мужчины, если не совсем низко пали, чувствуют это, и их это останавливает…

Она вдруг нахмурилась.

- Мне приснилось, что кто-то кричал! Это было взаправду – ты кричала?

- Да, - ответила горничная. – Я закричала, и он ушел!

Феодора улыбнулась ей и сжала ее руку.

- Ты прекрасно сделала… Ты очень храбрая! Он больше не вернется к тебе!

- Он назвал меня ведьмой, - всхлипнула Аспазия, перекинув через плечо свои рыжие волосы и накрутив на руку: показывая госпоже. – Может, Валент думал, что я его сглажу?

Феодора сосредоточенно кивнула.

- Вот пусть и дальше так думает.

Она помолчала и прибавила:

- Ты здесь единственная девушка… единственная женщина, которая никому не принадлежит! Но Валент на самом деле не хочет сражений в своей спальне, ему хватает битв за стенами дома! Моему мужу нужно, видишь, - тут она вздохнула, - женщину, которая будет во всем слушаться его на ложе и ублажать, как это умеют у османов. Он когда-то любил меня, и нам было хорошо! Но это только потому, что и я влюбилась в него! Я никого никогда не ублажала как наложница!

И правда – даже когда Желань Браздовна была рабыней Фомы, это патрикий на самом деле добивался ее любви, а не наоборот!

- И Валенту нужно не одну, - прибавила Феодора с усмешкой, - а много таких женщин, разных! Как ему, должно быть, жаль порой, что он не мусульманин! Но ведь он не обреет свою голову, не откажется от вина и не станет молиться по пять раз в день: ему бы и чтобы волки сыты, и чтобы овцы целы!

- Не будет такого, - с неожиданной свирепостью сказала горничная.

- Ты заговорила как амазонка! В нашем полку прибыло! – воскликнула Феодора.

Они посмотрели друг другу в глаза и расхохотались – до слез, схватившись за руки; потом крепко обнялись.

- Ты будешь спать в моей комнате, - вдруг сказала хозяйка.

- Я не могу! – ахнула Аспазия. – Ведь если хозяин захочет… Он твой муж…

- Верно, он мой муж и может хотеть, - кивнула Феодора. – Вот пусть тогда и прикажет тебе уйти. Но не думаю, что он так сделает. Ты будешь защищать меня, а я тебя…

Аспазия кивнула, со сверкающими глазами. Она никогда не ожидала от себя, что так расхрабрится.

Феодора усмехнулась.

- На самом деле я даже не сержусь на него, - произнесла она. – Я успела узнать этого македонца, лучше, чем он сам думает! Теперь я понимаю Феофано гораздо лучше прежнего!

Тут расхныкался на кровати сын – а потом раскричался, требуя к себе мать. Феодора бросилась к нему и схватила на руки, целуя. Лев успокоился, крепко сжав в кулачке прядь ее волос; он потянул волосы в рот, и мать отняла их.

- Видишь? – улыбаясь, Феодора показала горничной на малыша. – Он такой же мужчина, как его отец! Но пока он покорен мне, и еще долго будет меня слушаться!

Аспазия вздохнула: ее бледное личико вытянулось.

- Валент ведь все равно добьется чего хотел, - прошептала она. – У него будут другие женщины, госпожа! И тебя он опять добьется!

Феодора встряхнула головой.

- Пока я одна у него, пусть приходит – это не страшно, - сказала она. – А до того времени, как он сможет взять себе новых… много воды утечет! Султан еще не превратил Святую Софию в мечеть!

Потом она задумалась, подперев щеку рукой.

- Мне его жалко, милая Аспазия, - неожиданно произнесла московитка. – Он ведь так хорош, и так храбр, и так упорен! Он умеет любить женщин, пусть даже только как турок или язычник: очень много мужчин и этого не умеют!

Она сложила руки на коленях, щелкнула суставами.

- Но он хочет жить на две веры… а вернее сказать, все веры хочет подчинить своей страсти: а так уже нельзя. Даже в языческие времена было нельзя! Мойры измеряли путь каждого мужчины, и каждый умирал в свой срок, с каким бы богом ни пытался сравняться…

- Если человек сравняется с богом и над ним больше не будет закона, он станет очень несчастен, - вдруг серьезно сказала Аспазия. – Высший бог всегда должен быть!

Феодора усмехнулась.

- Не бойся, Аспазия, высший бог неистребим! И чем больше Валент с ним борется, тем сильнее он становится!

Помолчала и прибавила очень серьезно:

- Господи, помилуй раба Валента.

Валент долго не приходил к своей жене, и Аспазия, которая стала спать в комнате хозяйки, тоже не видала его: а потом московитка нашла своего мужа пьяным в общем зале. Он напился из-за нее, как когда-то напивался патрикий Нотарас!

Феодора растормошила македонца и, подняв его, увела в постель: постелив ему в другой комнате. Он не возражал.

Потом, когда муж проспался, Феодора пришла его проведать, принеся рассолу, - Валент выпил все быстро и, казалось, благодарно… Потом удержал жену своей сильной рукой. Она не противилась.

Ей и в этот раз, как во все прошлые разы - до покушения на Аспазию, до рождения сына - было хорошо с ним: несмотря ни на что, Валент Аммоний оставался мужчиной, заслуживавшим этого имени. И тело, и душа Феодоры помнили его любовь.