Алия 70-х...
Алия 70-х... читать книгу онлайн
Сборник, который вы сейчас держите в руках, подготовлен группой репатриантов из Советского Союза, организаторов и участников семинара по гуманитарным проблемам. Большинство из нас приехали в 1976 и 1975 годах, когда уже были известны и, более того, широко рекламировались неудачи и трудности наших предшественников. Всем нам памятны неутихающие споры и упорные попытки доискаться до причин, понять, представить, объяснить. А доходившая до нас информация была достаточно противоречивой.
Однако уже там, в России, было ясно, и наш некоторый опыт в стране подтвердил, что алия и абсорбция — трудные для всех, но особенно для репатриантов из Союза — не исчерпываются неудачами и усталостью, конфликтами и разочарованиями. Но каков он — тот опыт жизнеустройства и жизнеутверждения, который исподволь накапливался на протяжении семи лет нынешней российской алии? Ведь ясно, что опыт и позиции наших друзей и коллег — знакомых и незнакомых, сумевших утвердить себя в новой жизни, во многом облегчают устройство и наше, и тех, кто за нами последует. Поэтому важно было понять как и какой ценой они строят свою жизнь, свой дом в этом новом для нас мире. Мы попытались узнать, что думают они, как живут, как чувствуют себя в стране, где, по словам Сола Беллоу, одновременно присутствует и дух Спарты и дух Афин, в стране, где при самой жестокой борьбе за ее существование нужно делать все для сохранения и обогащения традиционного творчества евреев — в области духовной, этической, интеллектуальной и социальной.
Мы взяли интервью у многих людей, чтобы узнать, с какими проблемами они сталкивались и какими путями их решали; как входили они в жизнь страны и как складывались при этом отношения с израильтянами; что вызывало протест и каковы были их предложения; как они оценивают опыт прошлого, новые жизненные перспективы — свои и детей; как менялось их мироощущение по мере пребывания в стране; как понимают они проблемы еврейства и Израиля, какую роль, по их мнению, играет и может сыграть российская алия.
Это и были вопросы, с которыми мы обратились к приехавшим в разное время и из разных городов Союза, людям различных профессий и поколений, объединенных лишь тем, что каждый из них нашел свое место в новом для них мире.
Поскольку мы убеждены, что проблемы алии и абсорбции — это прежде всего проблемы нравственные, психологические, социальные, нашей целью была не статистика, не цифры, не сводки и не справки, но попытка документально, живыми свидетельствами, воссоздать реальные судьбы российских евреев в Израиле, их отношение к стране, их перспективы и надежды.
Перед вами рассказы более двух десятков людей[1], которые, понятно, не могут представлять всю алию. Они лишь свидетельствуют о том, как многообразны пути и возможности тех, кто стремится к жизни, пусть нелегкой и небеспроблемной, зато осмысленной и гармоничной. Жизни, в которой человеческое и национальное достоинство перестают быть поводом и причиной постоянной душевной раздвоенности.
Нам кажется, они свидетельствуют и о том, что есть среди нас люди, которые, спустя годы, сумеют повторить то, что старый израильтянин сказал одному из олим[2]: «Вы еще увидите, прожив несколько лет, что есть очень много недостатков. Возможно увидите и хорошие стороны, если способны увидеть. Но всегда знайте, что мы старались. Мы хотели только лучшего для страны и для тех, кто приедет после нас».
Может быть, мы излишне самонадеянны. Но люди, с которыми мы встречались, их способности, профессионализм, умение отстоять свои позиции, глубокая и личная заинтересованность в судьбах страны и еврейства (российского, понятно, прежде всего) — все это поддерживает в нас надежду, что и наша алия, подобно прежним, сумеет вписать собственную страницу в историю народа и страны. Но страница эта только начата.
Мы — это канд. филос. наук Л. Дымерская-Цигельман (Киев, Иерусалимский университет)[3], канд. физ. наук В. Яхот (Москва, Реховот, ин-т им. Вейцмана), литератор Л. Уманская (Киев, Хайфа), главный редактор журнала «Сион» Р. Нудельман (Владимир, Тель-Авив), литератор М. Каганская (Киев, Иерусалимский ун-т), канд. мат. наук М. Лихт (Харьков, Цфат, ин-т прикладных исследований), социолог К. Мирошник (Киев, Хайфа), радиожурналист С. Заферман (Баку, Иерусалим), кинорежиссер И. Чаплина (Ленинград, Тель-Авив), литератор Я. Цигельман (Ленинград, Иерусалим), журналистка Е. Шехтман (Москва, Беер-Шева), студентка Ф. Кантер (Москва, Иерусалимский ун-т).
Председатель организационного комитета семинара
Л. Дымерская-Цигельман
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Бергинер Владимир, 1929 г. рождения, доктор медицинских наук, Действительный член Нью-Йоркской Академии наук
Жена Юлия, врач-рентгенолог
Дочь 1953 г. рождения, студентка медицинского факультета Тель-Авивского университета
Сын, 1958 г. рождения, студент Хайфского Техниона.
Приехали из Кишинева в 1973 г. Живут в Беер-Шеве.
В Беер-Шевской больнице и во всем Негевском медицинском центре имени Сороки на каждом шагу слышна русская речь. Многие олим из СССР нашли здесь работу. Среди них врач-невролог из Кишинева доктор Бергинер, которому недавно было присвоено звание Действительного члена Нью-Йоркской Академии Наук.
— Доктор Бергинер, расскажите, пожалуйста, о себе, о своей прежней жизни и работе.
— В нашей семьей четыре поколения врачей. Два брата моего дедушки были врачами, мой отец тоже врач и несмотря на свой пожилой возраст, продолжает работать в Израиле. Моя жена врач-рентгенолог, а ее родители тоже врачи. У нас двое детей. Дочь сейчас учится на медицинском факультете Тель-Авивского университета, а вот сын отошел от семейной традиции и хочет стать архитектором.
Я родился, вырос и окончил медицинский институт в Кишиневе. Три года проработал в отдаленной районной больнице, а потом поехал в Москву и поступил в ординатуру Института неврологии Академии Наук СССР, что было очень нелегко. Мне повезло с учителями. Ими были ученые с мировым именем: Коновалов, Членов, Шмидт... в общем, созвездие академиков и профессоров. Тому, кто хотел чему-то научиться, было у кого. Одним из моих преподавателей была Мария Борисовна Цукер, умнейшая женщина и прекрасный специалист.
После ординатуры я поступил в аспирантуру Центрального института усовершенствования врачей (тоже в Москве) и по ее окончании защитил диссертацию на тему «Лечение закрытых черепно-мозговых травм». Меня всегда интересовали вопросы острой неотложной неврологии, как например, нарушение мозгового кровообращения и мозговые травмы. В таких случаях необходима срочная помощь для предотвращения необратимых изменений в мозгу или более поздних осложнений, приводящих к инвалидности.
Защитив диссертацию, я вернулся в Кишинев и работал сначала врачом-неврологом, а потом зав. неврологическим отделением городской больницы и консультантом-неврологом в санитарной авиации.
— Насколько я понимаю, вы были довольны своей работой и материальным положением. Кишиневцы говорят, что ваша семья была уважаемой и обеспеченной. Что же сыграло решающую роль в вашем желании приехать в Израиль?
— Буду откровенен. Я руководствовался как общими, так и личными соображениями. Во-первых, в СССР нет перспектив для еврея и демократа, а наша семья страдала обоими этими «недостатками».
Что же касается личных причин, то у меня не было достаточной возможности заниматься наукой, а главное, педагогической деятельностью. Только из-за того, что я еврей, меня не брали на преподавательскую работу в медицинский институт, хотя в течение нескольких лет обещали, что я буду вести курс усовершенствования врачей-неврологов.
Впервые твердое желание уехать я почувствовал в мае 1967 г., когда вокруг Израиля сужалось кольцо ненависти и опасности. Мне казалось, что маленькая еврейская страна, окруженная многочисленными врагами, нуждается в моей помощи. Я с ужасом думал, что может повториться «Освенцим» и «Майданек». Слава Богу, все сложилось иначе, но этого чувства я никогда не забуду.
— Почему вы выбрали Беер-Шеву?
— Этот вопрос больше обсуждался в нашей семье, чем вопрос о выезде в Израиль. После ульпана я получил предложение работать в Тель-Авивской больнице «Тель-Ашомер», а жена в больнице «Ихилов» (тоже в Тель-Авиве).
Но мы решили, что в Беер-Шеве для меня больше перспектив. И, по-моему, не ошиблись. Пока в нашей больнице нет неврологического стационара и работа врача-невролога, в основном, консультативная, но Беер-Шевский медицинский центр растет на глазах, и по окончании строительства нового корпуса будет открыто неврологическое отделение. Всегда приятно участвовать в создании чего-то нового. Кроме того, у меня есть все условия для научных исследований. Я сохраняю интерес к своей прежней работе по мозговому кровообращению и начал новое исследование по прогрессивной мышечной дистрофии. Важно также и то, что недавно я начал читать лекции студентам нового медицинского факультета нашего университета.
— Как относятся к вам коллеги по работе?
— На своем опыте и на опыте моих друзей я вижу, что ко вновь прибывшим специалистам вначале относятся сдержанно. Но местные врачи, в основном, объективны, поэтому наши отношения сложились хорошо. Большинство из моих коллег люди доброжелательные и охотно мне помогают в преодолении языковых трудностей.
— Какие, на ваш взгляд, особенности в диагностике и лечении неврологических заболеваний в Израиле по сравнению с Советским Союзом?
— В СССР неврология, как впрочем, и вся другая медицина, находится на более высоком уровне в лечебных и научных центрах Москвы, Ленинграда, республиканских и областных клиниках, чем на периферии. В Израиле удаленность от столицы не влияет ни на методы лечения, ни на качество аппаратуры.
Что же касается методов диагностики, то основное отличие, на мой взгляд, заключается в следующем. Воспитанники русской, вернее, европейской классической школы большое значение придают общению с больными, в то время как поклонники современной школы чрезмерно увлекаются многочисленными анализами. Они видят в больном, в первую очередь, совокупность биологических систем и механизмов, и порой недооценивают личность больного и важность психотерапии, которая играет большую роль при лечении самых различных болезней, особенно неврологических.
— Вы участвовали в работе многих международных форумов, в том числе в работе Всемирного конгресса по кровообращению, который состоялся в канадском городе Торонто. Каким образом вы попали на этот конгресс?
— Очень просто. Послал в адрес организационного комитета конгресса свою статью и получил предложение выступить с докладом.
— Каковы ваши впечатления об этой поездке?
— Принимали нашу делегацию очень тепло. Моя научная работа была оценена положительно. После окончания работы конгресса я имел возможность ознакомиться с ведущими неврологическими клиниками Монреаля, а также Нью-Йорка, Вашингтона и Бостона. Так что я побывал и в США.
С особой радостью я встретился с моим коллегой из Йельского университета профессором Пинкусом, с которым я познакомился уже будучи в Израиле. Он пригласил меня к себе в гости и очень радушно принял. Меня не перестает удивлять и радовать такая неограниченная возможность общения с иностранными коллегами. И это общение не одностороннее. Например, ученик профессора Пинкуса в прошлом году проходил стажировку в нашей Беер-Шевской больнице.
— Если вы видите недостатки в работе своих коллег, вы молчите или высказываете свою точку зрения?
— Первое время высказывался редко, так как считал, что еще недостаточно ознакомлен с израильской действительностью. Я не люблю делать скороспелые выводы. Очень часто случается, что явление, которое на первый взгляд может показаться неправильным или нецелесообразным, при более близком рассмотрении и изучении оказывается в данных условиях рациональным и действенным. Теперь я считаю возможным участвовать в обсуждении многих вопросов «на равных» со своими коллегами и руководством. Это касается не только медицины, но и политики. Например, в период предвыборной кампании в Кнесет [18], я с помощью моих друзей-олим разработал план конкретных мер по вопросам улучшения абсорбции новых репатриантов, который предложил всем партиям включить в свои программы. Мое предложение нашло соответствующий отклик у Демократического движения за перемены.
— Как вы относитесь к мнению, что при министерстве абсорбции должна быть организована штатная психотерапевтическая служба?
