Западня для князя

Хмурый был, как обычно, хладнокровен, однако обычная мрачность сегодня как будто его оставила.

— Смотри, сотник, девка ладная, — вдруг сказал он, — даром что монашенка, присмотрись.

Георгий со смехом обернулся.

Сказать, что он застыл, как громом пораженный, — ничего не сказать.

У колодца стояла высокая девушка в простой одежде, волосы покрыты платком.

— Ты что встал, будто удар пропустил? — спросил Хмурый.

— Послушница, не монашка, — почему-то с облегчением ответил сотник.

И правда, почему я стою и таращусь?

Девушка почувствовала, что ее пристально разглядывают, и обернулась. Вот теперь Георгий точно почувствовал, будто его хорошо приложили по голове. На него смотрели внимательные зеленые глаза.

Ангел, ты ли это? Или просто похожа?

Как во сне, сотник подъехал ближе. В глазах девушки читалось такое же замешательство. Потом она встрепенулась, и лицо ее озарила улыбка, такая же, как во сне.

— Георгий?.. — спросила она смущенно. — …Я чувствовала, что ты вот-вот приедешь.

Князь Василько

В срок уложились. Ага Тенгис заканчивал перепись и готовился к отъезду.

Степняка привезли аккурат на пир в честь отбытия аги в Орду. Его оставили в сенях, а Георгий подал знак князю. Даниил с Васильком и воеводой вышли и велели привести пленника в покои князя.

Степняк держался независимо, на вопросы отвечать не хотел. Только когда спросили про убийство мурзы, он приосанился и ответил, что лично выпустил стрелу в Усмана — Георгий перевел.

Видя, что сегодня толку не будет, допрос решили отложить до утра.

Хотя Георгий страшно вымотался, он лежал в своей горнице без сна. Тело было налито усталостью — а сон все равно не шел. В голове крутились обрывки образов, навеянных долгой дорогой.

В этот день ехали долго: хотели успеть. Раненый степняк был изнурен, но старался не подавать виду, что держаться в седле ему тяжело. Георгий с опаской поглядывал на него — довезти бы.

Еще через полчаса, обернувшись и увидев восково-бледное лицо воина, сотник скомандовал привал.

Сам Георгий соскочил легко, подошел к степняку и обратился на диалекте, которому научился в плену.

Воин навалился и почти упал в подставленные руки сотника. Георгий бережно посадил его на землю, осмотрел голову. Рана от обуха топора воспалилась, да и шишка еще не спала.

Сотник позвал одного из дружинников, вместе они обмыли и перевязали рану.

— Сиди, отдыхай, дальше тронемся часа через два, — обратился Георгий к степному разбойнику.

Воин удивленно посмотрел на сотника. Ему не верилось, что кто-то проявил о нем заботу. Впрочем, его лицо тут же снова стало отрешенным.

Продвигаться стали медленнее. На попытки Георгия завязать беседу степняк по-прежнему отвечал молчанием, хотя было видно: он понимал, что говорит сотник. Просто гордо смотрел в сторону.

Перелом наступил, когда вдали показались ворота Галича.

Георгий от радости слегка припустил по полю коня. Проскакал чуть вперед, потом развернулся и стал возвращаться к своему отряду. Он улыбался: дом был близок, отряд возвращался с удачей.

И тут он заметил, как тоскливо смотрит на город степняк. Сотник подскакал ближе. Воин повернул к нему голову и заговорил. Георгий был потрясен — это были первые слова, которые он услышал от разбойника с тех пор, как его пленили. Речь пленника отличалась от того языка, который знал сотник, но в целом была понятна.

— Твой князь — большой богадур, много сделал дел и еще сделает. Ты тоже хороший воин. Такие воины бывают у сильных богаду-ров. Я хочу помочь ему.

Георгий насторожился. Степняк продолжил.

— Я умру в этом городе — степной дух сказал мне. Но я хочу, чтобы с князем и с тобой не случилось беды. Ваши бояре умышляют на князя.

Сотник усмехнулся.

— Ты не сказал ничего нового!

— Послушай, — резко перебил его воин, — на пиру князю решено подать отравленную чашу.

— Откуда ты знаешь? — сотник сразу посерьезнел, радость от встречи с домом как ветром сдуло.

— Я и так много сказал, — сразу замкнулся степной разбойник.

— Расскажи, я поручусь за тебя перед князем, и он отпустит тебя!

Степняк больше не отвечал и погрузился в свою прежнюю мрачную сосредоточенность.

Теперь слова степняка не давали покоя Георгию. К утру он так измучился, что вскочил до рассвета и побежал в темницу. Степняка посадили не в поруб, а в специально отведенный для этого чулан. У двери скорчился в полудреме охранник. Сотник растолкал его. Спросонья тот заартачился и не захотел пускать.

— Я тебе покажу «не велено пущать!» — разозлился Георгий, — открывай сейчас же сотнику!

Дверь со скрипом растворилась. Одного взгляда хватило, чтобы понять: сотник опоздал. Степняк лежал на спине, в груди торчал нож.

Георгий бросился на колени — воин мертв. Тело было еще теплым.

С перекошенным лицом сотник обернулся к охраннику.

— Ты с какого часа тут стоишь?

— Только заступил, до меня Ивашка Косой стоял. Сейчас спит поди.

Георгий призадумался.

— Ты когда заступил, татарина проверял?

— Нет, не было указаниев таких, — охранник затрясся от страха.

— При тебе кто-нибудь приходил?

— Не-ет.

Так, дверь была закрыта, этот дурень внутрь не заходил. Посторонних не было. Значит, кто-то свой.

— Так, быстро своего десятника сюда и привести Ивашку Кривого.

— Косого, — робко поправил горе-часовой.

— Хоть безглазого, только живо его сюда. От этого зависит твоя жизнь.

Охранник уже топал каблучищами по лестнице.

Георгий, оставшись один, снова склонился над телом. Внимательно все осмотрел — никаких зацепок. Чисто сработано.

Убили спящего. Нож обычный, как у любого ремесленника.

— Видать, правду тебе сказал твой степной дух, — вздохнул сотник, — хотя я-то в духов не верю.

Ивашку Косого поймали быстро. Он, услышав про тревогу, попытался улизнуть. Отловили его прямо в исподнем — сидел в зарослях полыни. За что взяли — он так и не понял, однако трясся и божился, что ни при чем.

Минут через десять Георгий из него вытянул, что перед рассветом пришел к чулану человек и попросил пропустить к степняку. Дал гривну за свидание. Говорил, что должен тот ему много денег, договориться надо, пока князь за степняка не взялся. Побыл несколько минут, потом ушел.

У Георгия в голове не умещалась такая расхлябанность. У него в сотне были совсем другие порядки, даром что разведчики. Право попасть к нему под начало нужно было еще заслужить.

— Что-нибудь еще вспомнил? — спросил он без особой надежды.

Глаза мужичонки действительно косили, поэтому, куда смотрит Ивашка, было не понять.

— Вроде видел я его раньше…

— Где? — сотник оживился.

— Вроде у боярина нашего…

— У какого?

— Вроде у Дорофея Фомыча.

— Что ты заладил «вроде, вроде»? Так видел или не видел?

— Видел, точно видел, — лицо Ивашки просияло, — не то седельщик он… или сапожник…

Нож обычный, как у любого ремесленника.

— Седельщик или сапожник, говоришь… Скорее сапожник. Сходится!

Георгий выбежал из комнаты. На пороге обернулся.

— Считай, самое печальное тебя миновало.

Сапожника, конечно, и след простыл, зато дворня рассказала, что на рассвете он куда-то выходил, бегом вернулся, и с тех пор никто его не видел. На всякий случай отрядили погоню.

Все указывало на боярина Дорофея. Да и степняк предупреждал про боярский заговор.

Боярина было решено вызвать к князю и посмотреть на то, как он себя поведет.

Даниил, князь Галицкий, сидел и размышлял.

Сколько бед он натерпелся от бояр! После смерти отца — князя Романа Мстиславовича, — которого убили из засады, когда он возвращался с малой дружиной домой, его вдову с малолетними Даниилом и Васильком бояре изгнали из родного Галича. Потом еще не один раз из-за их козней Даниил терял Галицкий стол. Особенно преуспел на этом поприще боярин Судислав. Много горя он принес княжеству. Сильный князь не устраивал бояр. С большим трудом ему приходилось отвоевывать родительское наследство то у Коломана или Андрея — королевичей венгерских, то у Ростислава или Михаила — безземельных русских князей. Верным спутником в его злоключениях был брат — Василько. Бедствия русской земли бояре воспринимали как свою выгоду. Когда Даниил заботился о противостоянии татарам — неверные бояре стремились воткнуть нож в спину, преследуя только свои цели. И каждый раз он миловал заговорщиков.