Крушение надежд

Наконец к ним вышел молодой мужчина в прекрасно сшитом костюме, вежливо поздоровался, пожал всем руки. Он вернул Рупику текст доклада с грифом научного отдела ЦК и сказал:

— Все проверено, государственных секретов не содержит, можете докладывать.

Потом он начал инструктаж, говорил мягким голосом:

— Вы должны понимать, какая на вас лежит ответственность: вы представляете за границей советскую науку. На съезде могут быть противники нашей страны. Будьте осторожны в общении с иностранцами, не вступайте ни в какие частные беседы, отвечайте только на научные вопросы. Ходить по улицам старайтесь не по отдельности, а вместе. Ни в коем случае не ходите в гости — могут быть провокации. Имейте в виду, наше посольство знает о вас и всегда придет вам на помощь.

Профессора солидно кивали головами, они ехали за границу не впервые и привыкли к инструкциям. Рупик удивленно моргал глазами, инструктаж создавал впечатление, будто они едут не на научный конгресс, а в тыл противника, как диверсанты. Одно он понимал ясно: за ним могут там следить.

Выйдя на улицу, профессора пожали Рупику руку:

— Вы на поезде едете?

— На поезде.

— Тогда увидимся на конгрессе, мы летим на самолете.

И вот, наконец, все неприятности позади, он сидит в купе вагона в поезде «Москва — Прага», расслабился, был в предвкушении — доклад на международном съезде может открыть ему дорогу в большую науку.

За двадцать минут до отправки в его купе вошли агенты КГБ, два лейтенанта. Они заглянули за обшивку стенки: не спрятано ли что-нибудь, порылись в багаже, обнаружили только рубашки и две бутылки «Особой».

— Зачем водка?

— Это сувенир, подарок.

— Подарки везти не разрешается. Кому подарок?

— Чешскому ученому.

Они пытались читать непонятную рукопись доклада, с удивлением рассматривали английский текст, таблицы и слайды к докладу:

— Это что такое?

— Это перевод моего доклада на английский язык, а это схемы-иллюстрации.

— А вы знаете, что за границу нельзя выводить государственные секреты?

— Это не секреты, это давно открыто и напечатано.

— А зачем нужен перевод?

— Конференция международная, доклад могут не понять на русском, тогда я прочту его на английском.

— У вас есть на это разрешение?

— Но ведь это просто перевод на английский язык. Его читали в ЦК.

Рупик понял, что его подозревают в научном шпионаже, испугался, что его снимут с поезда и арестуют.

— Мы не знаем, не подменили ли вы иностранный текст.

— Как же я мог его подменить? Ведь на нем стоит гриф из ЦК партии.

Они ушли за минуту до отправки, оставив ему рукописи и даже водку. Но настроение сразу испортилось. Поезд тронулся, но Рупик чуть не плакал от обиды и унижения.

Из-за всех проволочек Рупик приехал в Прагу, едва успев к началу съезда. Его доклад стоял одним из первых, он делал его на английском, хорошо вызубрил, ему даже не нужна была бумага.

Доклад вызвал интерес, к Рупику подходили, поздравляли. Оба русских профессора похлопывали его по плечу:

— Молодец!

Американцы и англичане хвалили его английский язык, расспрашивали о жизни ученых в России. Рупик смущался, говорить правду не хотел и не мог, старался скрывать смысл ответов в иронических перифразах.

Сам Гашек подошел, обнял его, шумно хвалил:

— Вы сделали блестящий доклад. Я очень рад за вас. Я бы пригласил вас домой, но знаю, что русским запрещено ходить в гости. После заседания пойдемте в мой кабинет.

Там Гашек первым делом выдал Рупику полагающиеся ему чешские кроны:

— Если хотите что-нибудь купить, лучше в универмаге «Белый лебедь», прямо на Вацлавской площади.

Рупик, страшно смущаясь, подарил ему водку. Гашек всегда полный жизнерадостности, бурно благодарил.

В его натуре всего было в избытке, и способностью пить водку он обладал тоже великой. Первую бутылку они распили сразу, Гашек пил стаканами, Рупик — маленькими рюмками.

Густым баритоном Гашек сразу рассказал Рупику антисоветский анекдот:

— Знаете, наши чехи говорят: «Что такое спутник? Это единственный сателлит, которому удалось оторваться от Советской России».

К концу второй бутылки Гашек предложил Рупику перейти на «ты»:

— Алкоголь способствует общению и дружбе. А это помогает делу. Западная цивилизация потому и продвинулась вперед по сравнению с восточной, что у нас был алкоголь, а у них гашиш, который разобщает.

Рупик непривычно захмелел от водки и от неожиданно быстрой дружбы с таким человеком, академиком, всемирно известным ученым.

— Ой-ой, Милан, у тебя очень открытая натура.

— Да, я по натуре демократ…

— А у нас в России никакой демократией даже и не пахнет, люди мрачные, недоверчивые. Например, ни один советский профессор твоего ранга не стал бы пить со мной водку, и не перешел бы на «ты» с никому неизвестным ученым.

— Да, я знаю ваших русских, они чересчур осторожные, зажатые. Эти два профессора, что приехали с тобой, они тоже не хотят быть откровенными в разговорах, гордятся, что академики. Но я тебе так скажу: настоящим ученым не нужно никаких градаций, их нужно различать не по званиям и степеням, а только по научным достижениям. Ты был до сих пор неизвестным, но твои достижения только начинаются. А в ближайшем будущем ты можешь стать очень известным. Поверь, я еще буду гордиться, что пил водку с тобой! — И Гашек расхохотался.

Милан Гашек был первым человеком с Запада, с которым Рупик столкнулся, и он навсегда остался для Рупика образцом поведения. Молодой ученый копировал его манеру поведения, одежду, даже белый платочек, красиво вдетый в нагрудный карман пиджака.

* * *

Несмотря на то что ходить по одному им не рекомендовали, оба профессора сразу оставили его, и Рупик осторожно бродил по городу. За неделю в Праге он успел посмотреть многое, и все его потрясло. Он всегда интересовался историей евреев и узнал, что они жили в Праге с X века, что в 1400-х годах здесь уже было большое еврейское поселение с несколькими синагогами и кладбищем. Красивые синагоги оставались на местах, хотя были закрыты.

Рупик с опаской покосился на них и, оглядываясь — не следят ли за ним? — вошел на древнее еврейское кладбище. Он бродил между памятниками, некоторым из них было более пятисот лет. Это были следы древней культуры европейских евреев, его дальних предков. Рупик поражался, что все это сохранилось в центре города, и с горечью думал: «В Москве такого не позволили бы».

Войдя в универмаг «Белый лебедь», Рупик обомлел от изобилия товаров. Ему обязательно надо было сделать покупки в подарок. Купить хотелось буквально все, но денег было мало, приходилось думать, взвешивать. Он этого не умел и не любил, но пришлось.

Продавцы были внимательные, любезные, охотно помогали в выборе. Рупик не привык к вежливости продавцов, в Москве такого не встретишь. Он всматривался в людей и видел перед собой открытые европейские лица, оживленные, приветливые. Рупик сразу подумал: «А у нас все такие унылые…»

Он пришел в восторг от красавца города с его прекрасной архитектурой. Вот она европейская культура, наконец-то можно ею насладиться! Рупик присматривался к людям на улицах, в магазинах, в музеях. Во всех был заметен общий вдохновенный подъем настроения — в Чехословакии началась весна.

Рупик вернулся из Праги, полный впечатлений, и с восторгом рассказывал маме и Соне:

— Ой-ой, у них интересные дела затеваются, хотят создать «социализм с человеческим лицом».

Мама отреагировала скептически:

— С человеческим лицом? Это ж невозможно.

— У них — возможно. Я не политик, но я видел, как у них поставлена наука — на основе настоящей демократии и интеллектуальной свободы ученых. Академик Гашек дает своим сотрудникам направление и дает полную свободу в работе, не мешает, как это делают у нас. А свобода, воля — это и есть человеческое лицо. На этом примере я понял, что они смогут достичь, чего хотят.