Крушение надежд

Роза старалась чаще попадаться на глаза Саше, искала повода лишний раз прошмыгнуть мимо их комнат, а столкнувшись с ним в коридоре или во дворе, кокетливо стреляла глазами:

— Ты, парень, все мимо да мимо? Свозил бы меня покататься, что ли.

— У тебя, что, кавалера нет?

— А может, мне с тобой интересней.

Девка смазливая, если сама напрашивается, как не воспользоваться. Саша повез ее за город, по дороге Роза ненароком касалась его то локтем, то коленкой, а потом положила голову на плечо. Он обнял за талию, она прижалась к нему грудью и тяжело задышала.

— Не боишься, смелая? — покосился он удивленно.

— А то! Надо ж мне, коли сам не смекнул.

— Смекнул, — засмеялся Саша и ловко засунул руку ей глубоко под юбку.

— Ой!.. — она сжала коленки, но «не надо» не сказала, а только прижалась плотней.

Саша думал: «Даст или не даст?», а она думала: «Решится или не решится?» Когда Саша нажал на рычаг и спинка переднего сиденья откинулась назад, Роза недолго ломалась, легко и просто поддавалась, когда он раздевал ее, сама расстегнула его джинсы, отвернула голову, закрыла глаза и отдалась, ритмично двигаясь в такт Саше.

— А ты, оказывается, опытная. Давала уже? — спросил он, слезая с нее.

— А что ж, вам можно, а нам нельзя?

Одеваясь, Роза спросила:

— А ты не уедешь в Израиль?

— Тебе-то зачем знать?

— Да так, многие евреи хотят уехать. Да и какая жизнь в нашем Саранске…

— Может, мы и уедем.

Она расстроилась, надулась:

— Я тоже хочу уговорить родителей уехать. Отец-то еврей, он бы согласился. А вот мать у меня русская, деревенская, уж очень она к огороду своему прикипела.

Евсей Глинский, специалист высокого уровня, человек широких интересов, с литературным дарованием, погибал в Саранске, работа оказалась намного ниже его возможностей, ему было тесно в примитивных условиях.

Как-то раз в гостях у профессора Льва Гордона и его жены Фаины он услышал от хозяина:

— Вы напоминаете мне моего любимого французского поэта Франсуа Рабле. Он тоже был прекрасным доктором и имел разнообразные интересы в жизни.

Глинский тяжело вздохнул:

— Спасибо за сравнение. Не знаю, как было жить Рабле, но мне в Саранске тошно.

Прагматичная Фаина деловито заметила:

— Почему вам не уехать в Израиль или в Америку? Если бы мы могли — уехали бы.

— Действительно, почему вам не уехать? — подхватил Гордон. — Моя жена права.

Глинский уже давно думал об этом.

— Я узнавал, выезд разрешают лишь к родственникам, для воссоединения семьи. Надо иметь от них письмо. А у меня никого там нет, не знаю, как получить вызов.

— У нас там есть родные! — воскликнула Фаина. — Мы напишем, чтобы они прислали вам приглашение, как будто вы их родственники.

Действительно, через два месяца Глинский нашел в почтовом ящике пухлый конверт из Израиля, а в нем официальное приглашение, с печатью. Незнакомые люди писали, что он их двоюродный брат, они очень тоскуют о нем и просят советские власти дать ему разрешение с семьей выехать в Израиль для воссоединения семьи.

Из Саранска выпускали скорее, чем из Москвы. Но с его профессорской должностью Евсею разрешения не дали бы. Они с женой уволились с работы и написали в ОВИР заявление на «разрешение воссоединиться с семьей любимого двоюродного брата». Саша Глинский собирался уйти из университета, как только они получат разрешение.

Когда Михаил Штейн узнал, что Глинский уволился с работы, он был обескуражен и расстроено рассказал об этом Марусе и Розе. Маруся поразилась, а Роза сразу поняла: Глинские решили уезжать. С Сашей они не виделись, с тех пор как Глинские переехали в квартиру.

Роза подождала его после занятий:

— Пойдем ко мне, моих сегодня дома нет, — и потянула его под руку.

Весь вечер был в их распоряжении. Роза шепнула:

— Я знаю, ты уезжаешь. Я хочу сделать тебе подарок.

Она встала на колени, расстегнула его джинсы, стянула трусы и вынула наружу его возбужденный член. Саша удивленно смотрел на нее, а она поднесла его член к влажным губам, спросила:

— Хочешь так?

И долго ласкала его.

— Где ты этому научилась? — удивился Саша.

— Научилась. Я тоже хочу в Израиль. Там, говорят, все девки это умеют. Возьмут меня в армию — мне это там пригодится.

— А, ну понятно. Кто к чему готовится, собираясь в Израиль, — засмеялся Саша.

Евсей Глинский написал Рупику Лузанику письмо в Москву и, на всякий случай, зашифровал его: «Все мне здесь обрыдло, с меня достаточно. Мы решили ехать на отдых. У нас тут такая дыра, что отсюда на отдых отпускают проще и быстрей, чем из М. Собираемся мы на отдых в И., но повернем в А. Зубрим к врачебным экзаменам, там их должны сдавать все. Перед отъездом заедем попрощаться. Может, ты тоже надумаешь?»

83. Сенсация века

Неугомонный и неутомимый, Моня Гендель задумал написать сценарий музыкальной кинокомедии, и ему даже удалось получить на это солидный аванс. Он попросил Алешу сочинить тексты песен, а своего приятеля композитора Марка Фрадкина написать музыку.

И вот зимой 1968 года они ехали в подмосковный Дом творчества композиторов «Руза», в ста километрах от Москвы. Путевки им помог получить Фрадкин.

Какой Моня сценарист, никто не знал, включая его самого, но в электричке он горячо развивал идею:

— Алешка, фильм будет сенсация века! До того смешная комедия, усраться можно. Назову ее «Приключения крионика». Крионики — это в Америке такое новое течение для продления жизни. Богатые, но неизлечимо больные люди платят большие деньги, чтобы их заживо заморозили в жидком азоте. Крио — значит холод, отсюда и крионики. А когда медицина откроет способ их лечения, лет через сто, а может, через пятьсот, их разморозят, вылечат, и они будут жить дальше. Но я перенесу действие: один чудак крионик заморозился в Америке, а разморозили его в России — в этом весь фокус. С ним происходят разные приключения. Ты сочини текст, как он просыпается в больнице и что с ним происходит в первые минуты.

Алеша уже много раз слышал об этой «сенсации века», всегда в новых вариантах, и сейчас смеялся:

— Эй, сценарист, мне для этого нужно любовное вдохновение.

— Ну, ты ищи красавицу для вдохновения, а я от любви отдохну.

— Что, уже не стоит?

— Стоять-то стоит, да только ужасно надоело махать жопой… — И оба хохотали.

На большой, покрытой лесом территории «Рузы» стояли отдельные деревянные коттеджи, каждый с роялем. От одного до другого ничего не слышно, чтобы композиторы не мешали друг другу сочинять (и не крали друг у друга мелодии). Для гостей построили небольшой деревянный корпус с прекрасным видом над откосом реки Рузы.

В «Рузе» собрались на редкость интересные и приятные люди, тут были композиторы Матвей Блантер, Марк Фрадкин и Оскар Фельцман с женами, молодожены пианисты Яков Зак и Белла Давидович, скрипач Леонид Коган с женой Лизой Гилельс.

В первый же вечер Моня незаметно толкнул Алешу локтем:

— Все евреи. Вся советская музыка стоит на евреях, кроме Тихона Хренникова, да и тот женат на еврейке Кларе.

Природа вдоль реки Рузы красивая, кругом густые смешанные леса с просеками. Ходить на лыжах — большое удовольствие. Алеша, хороший лыжник, всегда размашисто шел впереди, Моня слегка отставал, он по дороге любил слушать зарубежные новости по транзисторному приемнику «Грюндиг», за городом передачи почти не глушили.

Алеша сразу нашел, в кого влюбиться, здесь отдыхала армянская певица Зара. Он катался с ней на лыжах и за два дня вдохновенно сочинил текст «Песенки о прогрессе».