Де Рибас

Графиня Ольга перевернула свою чашку из-под кофе на блюдце, и через четверть часа француженка Бонейль старательно разглядывая причудливые потеки и кофейные узоры, начала изрекать предсказания о лице, которое загадала графиня, и закончила тем, что округлила глаза и воскликнула:

— Тот, о ком я гадаю на кофейной гуще, в следующем году умрет!

— Ах, долго ждать! — безапелляционно заявила графиня, а на расспросы: кого же она загадала, ответила: — Теперь любое предсказание опасно. Прорицатель Авель нагадал, что императора ждет скорая кончина, и посажен в тюремный замок.

Когда гости стали разъезжаться из гостеприимного дома, графиня сделала Рибасу знак, чтобы он задержался, и первое, что услышал от нее адмирал, были слова, произнесенные тридцатипятилетней хозяйкой салона с особым чувством доверия и нежности:

— Я так рада, что и вы участник заговора!

Рибас не знал, что ответить, а Ольга продолжала:

— Жаль, что вы не успели тесно сойтись с милым Витвортом.

— С английским посланником?

— Да. Его выслали из Петербурга. Но должна вам сказать, что английский кабинет по-прежнему заинтересован в нашем с вами общем деле.

«В нашем с вами. Любопытно».

— Генерал-губернатор вас весьма хвалит.

«Пален поступает опрометчиво».

— Адмирал, — продолжала Ольга, — английская казна открыта нам, но с отъездом Витворта все усложнилось. Я так надеюсь на приезд брата Дмитрия. При покойной императрице он был бригадиром и не занимался политикой. Император Павел не имеет к нему никаких претензий. Поэтому Дмитрий привезет в столицу не только вести от Платона и Валериана, но и деньги. Мы боимся, что на имения, где теперь живут братья, будет наложен арест. Английских денег придется ждать неизвестно сколько, а для задуманного нам нужны будут средства немалые. Да вот и теперь я вручаю вам шкатулку с пятьюдесятью тысячами.

— Мне?

— Генерал-губернатор просил доставить эту сумму к нему домой сегодня же.

— Графиня, я выполню вашу просьбу, — сказал Рибас, а Ольга протянула ему обе руки, адмирал целовал их, потом ему была вручена шкатулка, и визит закончился восторженным восклицанием графини:

— Это чудесно, что вы с нами в заговоре!

Пален жил у Полицейского моста, и Рибас ехал к нему с пятьюдесятью тысячами и проклинал Петра Алексеевича за то, что в таком опасном деле замешана женщина. Не успел он подняться во второй этаж генерал-губернаторского дома и войти к Палену в кабинет, передать деньги как граф, ставящий шкатулку в секретер, выглянул в раскрытое окно, переменился в лице и воскликнул:

— У моего подъезда карета из дворца! Пройдите в соседнюю комнату — мне сейчас доложат, кто приехал.

Рибас прошел в курительную, оставив дверь полуоткрытой. Из-за портьеры он мог видеть часть кабинета. Пален не дождался доклада адъютанта, потому что в кабинет, грохоча сапогами, бряцая шпорами, вошел красномундирный офицер и объявил:

— Я — фельдъегерь его императорского величества. Ваше превосходительство, мне вменено в обязанность привезти во дворец человека, который только что приехал к вам.

Офицер не снял треуголку. Широкими густыми бровями и острым взглядом он чем-то напоминал Базиля Попова.

— Помилуйте! — воскликнул Пален. — Ко мне никто не приезжал.

— Но открытый экипаж стоит у дома.

— Вы не верите мне?

— Я буду вынужден вызвать роту и сделать обыск.

— Погодите, я спрошу у жены: может быть кто-то приехал к ней.

Пален вошел в курительную, плотно затворил за собой дверь и зашептал:

— Это за вами! Фельдъегерь. Ума не приложу: как же это?

— Он один сейчас?

— Да. Но пошлет за помощью.

— Что же вы медлите?! — шепотом закричал Рибас. — Пока он один, арестуйте его!

— Это фельдъегерь императора…

— Укол шпагой — и он больше не будет им! Тело — в Неву.

— Но кто же это сделает?

— Я, если больше некому, — раздражаясь сказал адмирал, выхватывая шпагу.

— Постойте. Я попробую прислать к нему жену.

Из курительной он вышел в коридор и скоро Рибас заслышал в кабинете голос жены Палена статс-дамы двора Юлии Ивановны:

— Это недоразумение. Ко мне приехала портниха.

— Возле дома ее экипаж? — спросил фельдъегерь.

— Разумеется.

— Прошу вас, графиня, проводите меня к ней.

Пален ушел вместе с ними и через томительных четверть часа вернулся, вздохнул с облегчением:

— Все обошлось. Портниха шьет для многих — ее знают при дворе.

— Моего кучера предупредили? — спросил Рибас.

— Да-да, — заверил Пален и вдруг крепко пожал руку адмирала. — Вы по-прежнему отважный человек, — и, засмеявшись, добавил: — Укол шпагой — тело в Неву! Отлично.

Рибас почувствовал: в этот вечер Пален был впервые совершенно откровенен с ним.

— Беда в том, что нас мало. Доверять никому нельзя, — сказал граф.

— Почему у графини Ольги был командир преображенцев Талызин? — спросил Рибас. — Ему можно доверять?

— Это достойнейший человек. Образование получил в Штутгарте. Умен.

— И этого достаточно, чтобы доверять ему?

— Никита Панин давно уж рекомендовал его в командиры гвардии. Но чтобы его назначили в Преображенский — об этом мы и не мечтали. Он ненавидит Павла. Собственно, в столице нас сейчас четверо — вы, я, Никита Панин и Талызин. Он знает обо всем.

— А графиня Ольга?

— Через нее я держу связь с братьями Зубовыми.

— Она неосторожна. Много лишних разговоров. Да еще при актрисе Шевалье.

— Через Шевалье Никита Петрович узнает многое об интригах Кутайсова. Но меня все время беспокоит иное: как заполучить Зубовых в Петербург?

Решение пришло к адмиралу мгновенно:

— Платон не женат, — сказал он, и Пален подхватил:

— Да! Нужна подходящая невеста! О кандидатуре я подумаю. Но все равно наше предприятие откладывается на осень. Двор уехал в Гатчину, а там мы ничего не сможем предпринять.

— Зато будет время договориться обо всем, — сказал Рибас.

Свое пятидесятилетие шестого июня он скромно отметил обедом в кругу семьи. Рибас разрешил дочерям пригласить к обеду двух молодых людей, часто бывавших в салоне у Софьи. Это были племянник одесского старосты майор Иван Горголи и князь Михаил Долгоруков. Виктор Сулин сказал о них:

— В России растет совершенно иная порода людей. У них светлые головы и они не имеют пристрастия к роскоши. Они внутренне свободны, несмотря на бытующее кругом соглядатайство.

— Это до первого доноса в Тайную экспедицию, — заметил адмирал.

Перигорский паштет, вестфальский окорок и червивые сыры — русская закуска под любой сорт водки были оценены гостями по достоинству. Перед картами офицеры, смешно пели озорной романс из эпиграмм:

— А вы знаете, что ваш Дон-Кихот объявил войну Испании? — спросил Рибас и продолжил: — В ответ испанский король смеялся и запросил: «Где же мы сразимся?» Говорят, что Павел ответил: «У любой мельницы!». Более того, в России теперь живет будущий испанский король. Это бывший комендант Очакова Кастро де Лацерда. Я знавал его. Теперь его срочно сделали графом и дали тысячу душ, чтобы у будущего испанского короля были свои крепостные. Он многодетен, а поэтому на него и пал выбор, чтобы испанский трон обеспечить наследниками.

Рибас подумал, что в столице сейчас нет дома, в котором не рассказывали анекдотов о Павле, а Виктор Сулин признался, что не помнит ни одного смешного анекдота о Екатерине. Наутро он уехал в свои псковские имения.