Ярослав Мудрый. Историческая дилогия

В первое время так и было, но чем больше посадник царствовал в Новгороде, тем всё чаще новгородцы стали подмечать, что Константина обуревает гордыня, переходимая в грубость и чванство. Супротивного слово не скажи.

Посадник не только стал отмахиваться от неотложных дел ремесленного люда, но и купечества. А дел тех всё скапливалось и скапливалось, но посадник не помышлял обременять себя заботами. Он воистину царствовал «лежа на боку», не догадываясь, что новгородцы могут и крепко возмутиться.

Приезд Ярослава и первые его шаги сразу же разбудили Новгород, и привели в негодование посадника. Всё, что ни делал новый князь, Константин встречал с едва прикрываемой злобой.

А новгородцы с одобрением отзывались на новины Ярослава. Посадник почувствовал, что теряет власть, и тогда перешел к открытому противостоянию, задумав возмутить против князя народ.

Народ! Опять решать ему: кому владеть Новгородом. Надо принимать незамедлительные меры.

Ярослав Владимирович вновь пригласил дворского.

— Собери, Могута Лукьяныч, тысяцкого Гостомысла, градских старцев, именитых купцов и добрых мастеров из ремесленного люда. Буду в сенях совет держать.

На совете Ярослав Владимирович произнес длинную речь, стараясь обосновать каждое свое слово, а когда, наконец, замолчал, его поразила угрожающая тишина.

«Не вняли, — с огорчением подумалось князю. — Сейчас последует сокрушительный для него отпор, после коего его судьба резко переменится к худшему».

Первым, как это и полагалось, поднялся с лавки тысяцкий Гостомысл. Неторопко пощипал длинными перстами густые пеньковые усы и, глядя на князя, с осуждением молвил:

— Уставы и Судебники для нас пишешь, а новгородские порядки не ведаешь. Было вече, князь Ярослав?

— Было. Две недели назад.

— Тогда зачем ты нас собрал? Аль ты не ведаешь, что новгородское вече имеет силу непреложного закона?

— Ведаю, господа честные новгородцы. Но тут крамола стала против меня подниматься.

— Какая крамола, князь Ярослав Владимирович? — поднялся купец Мефодий. — То всякие шаромыги воду мутят. Пьянь, забулдыги!

— Прикажу соцким всех выловить и плетьми выстегать, дабы больше поганые рты не раскрывали, — произнес Гостомысл.

— Шаромыги — мелкие сошки. Они смущали народ с чужого голоса. Как с зачинщиком быть? — напрямик спросил Ярослав Владимирович.

И вновь в сенях установилась затяжная тишина. Посадник — не забулдыга, избран тем же вече и наделен огромной властью.

Князь поглядывал то на тысяцкого, то на купца Мефодия, но те напряженно о чем-то думали.

Но тут, наконец, поднялся знатный оружейник Сурьян, кряжистый мастер с окладистой черной бородой, усеянной седыми паутинками.

— Мне остерегаться нечего. Тридцать лет доспехи лажу, и ни перед какими властителями спину не гнул и впредь не собираюсь. Не ведаю, как поступят купцы, но я тебе, князь Ярослав, от всего мастерового люда скажу. Неугоден стал ремесленникам посадник Константин, и коль дело до нового вече дойдет, за тебя будем стоять.

Твердая речь оружейника подстегнула и купца Мефодия:

— Мы тоже ходим не в овечьих шкурах, князь Ярослав. Торговые люди Новгорода не станут держаться Константина. Не надобен нам такой посадник, одна поруха от него. Зависть его одолела, что ты, князь, добился большой власти.

— Завидуй не тому, кто большой власти добился, а тому, кто хорошо и с похвалой покинул ее.

— Здравые слова, князь Ярослав. Вот того-то Константину и не хватает. Ты справляешься, как быть с зачинщиком крамолы? Смело можешь его убрать, и никакого шума в граде не будет. Изжил себя Константин в посадниках.

— Изжил! — веско произнес тысяцкий Гостомысл.

О том же молвили и градские старцы.

На душе Ярослав Владимировича потеплело. Камень с плеч!

— Благодарствую, господа честные новгородцы. Я так понял, что не следует и вече собирать.

— Не следует, князь Ярослав. Поступай, как хочешь, — сказал Совет.

У Ярослава теперь были развязаны руки. На другое утро повелел дворскому:

— Отбери десяток дружинников и снаряди их в Ростов под началом сотника Васюты. Ныне в Ростове без князя сидят, а в наместниках — всё тот же боярин Бренко. Он и за градом Ярославлем приглядывает. Укажи сотнику, дабы дотошно новый град осмотрел. Всё ли там в порядке? Особо пусть крепость обследует. Сам всё собираюсь в Ярославле побывать, да мешают дела неотложные.

Могута, пожалуй, впервые не понял, к чему клонит Ярослав Владимирович.

— Зачем дружинникам в такую одаль тащиться?

— Посадника с собой прихватят. А коль заартачится — заковать в железа. В Ростове же — в поруб! [285] Вся спесь с него слетит.

— Круто, но справедливо, князь. Более удобного и надежного заключения и не сыщешь. Бренко — верный человек.

Новгород не поднялся, не загомонил недовольными кличами, хотя отсылка посадника в опалу, без решения вече, была для города делом диковинным. Никогда того новгородцы не ведали.

Но без посадника город не остался. Им был выкликнут тысяцкий Гостомысл, доброхот князя Ярослава.

Глава 10

КАК СНЕГ НА ГОЛОВУ

Ярослав Владимирович мог быть довольным. Своенравный Новгород полностью встал на его сторону. Теперь можно и вздохнуть спокойно, но покоя на душе не было. Тяготили думы о жене и сестрах, кои остались дожидаться Ярослава в Киеве. Не дождались! Стали пленниками двух гадких людей: короля Болеслава и Каина.

Ярослав подолгу молился в Крестовой палате, прося Бога и Пресвятую Богородицу отвести беду от супруги и сестер, но сердце подспудно вещало: без беды не уладилось.

Хотелось неотложно поднять на Киев войско, разбить врага и вызволить из мерзких рук Ирину, Предславу и Добронегу.

Но разум останавливал: на дворе кружит поземка, идти же зимой до стольного града гораздо тяжелей, чем летом. На сей раз поход должен быть удачным, глубоко продуманным, иначе новгородцы совершенно разуверятся в своем князе и никогда больше не дадут ему ни воли, ни денег, ни войска.

Томительное неведение — хуже смерти. Но вот и до Новгорода докатилась худая весть: король Болеслав обесчестил Предславу, а великая княгиня и Добронега куда-то исчезли.

Вскоре приспела и другая весть: ляхи, разъехавшиеся по южным городам, занялись невиданным разбоем; Святополк, страшась всенародного возмущения, приказал перебить всех поляков; король Болеслав, захватив с собой огромную казну и Предславу, бежал вместе с епископом Анастасом в Польшу.

Вторая весть была горька и утешительна. Горька — судьбой Предславы и пропажей супруги с Добронегой. Утешительна — ляхи истреблены, а Болеслав покинул Русь.

Войско Святополка лишилось весомой поддержки. Ныне он не так силен, и ему сложно будет собрать крепкую рать. Быстрее бы холодная зима миновала.

Озадачило Ярослава бегство Анастаса, кой был привезен Владимиром Святославичем из Херсонеса, обласкан и возведен в сан киевского епископа. Что не хватало Анастасу, коему великий князь доверил соборный храм пресвятой Богородицы, передав сей именитой церкви десятую часть державных денег…

Вот еще тому подтверждение, что греческие священнослужители ненадежны. Не зря толковал иерей Илларион, что константинопольский патриарх, рассылая по Руси своих духовных пастырей, возымел и корыстную цель: присвоить через них и некоторую мирскую власть над русской державой.

— О своекорыстных помыслах патриарха я ведаю, отче. Но патриарх зело споткнется. Я уже давно намерен избавиться от чужеземных попов. Настанет время, когда митрополитом и епископами станут русские священники. Мы хоть и приняли веру от греков, но пастырей всюду заимеем своих. [286] Русскому храму — русский духовник!

— Святы и богоугодны твои помыслы, сын мой. Но Константинополь зело воспротивится. Патриарх упрям.

— Упрямство есть порок слабого ума. Неужели патриарх до сей поры не разумеет, что Русь уже не та держава, коей можно попирать, как попирали византийцы разрозненные славянские племена? Нынешняя Русь не по зубам ни одному государству. Она, невзирая на временную усобицу, могуча и велика, а поелику готовься к еще одним новинам, святый отче…