Пером и шпагой

а. - Как человек непридворный, генерал, ты отвечай по совести: почто Кенигсберг не взят, а моя армия на зимних квартирах обретается? Почто слава армии русской на весь божий свет омрачена стала бегством обратным?

Фермор, у которого тоже рыльце было в пушку, начал отстаивать Апраксина, грязная рука мыла грязную руку:

- Как перед богом, по сущей правде скажу: недостаток лошадиной субсистенции - единая причина тому, что лошади, в совершенную худобу придя, не дозволили ваше величество викториями возрадовать. А уж как мы желали того бог видит и все знает. Лошади вот.., беда с ними!

То есть Фермор попросту свалил все на лошадей...

Воронцову императрица сказала потом:

- Что же мне так и оставаться теперь в дурах?

А через несколько дней до Петербурга дошло известие о полном разгроме австрийских войск под Лейтеном и Лис-сой. Это было уж слишком: сначала Россбах, потом Лейтен.

Елизавета стояла возле туалетного столика. Банки с помадами вдруг полетели, звеня, на пол, и она осела, тяжело и грузно, на турецкие пуфы. К ней сразу подбежали, стали кричать:

- Кондоиди сюда... Фуассодье зовите! Елизавета открыла глаза, чуть двинула рукой.

- Ы-ы... ы-ы-ы..., а! - промычала.

С нею случился обморок, очень похожий на тот, что был в Царском Селе. Но она скоро оправилась. Ряды придворных сильно поредели, и она это заметила:

- Где князь Трубецкой, жаба старая?

Ей доложили: отбыл к великой княгине, дабы поздравить с новорожденной. Елизавета велела звать вельможу обратно.

- Слушай, князь - сказала она ему, - ты бы хоть постыдился. Высох уж весь, душа корсетом только и держится, а наперед удочки кидать умеешь... Да подохнешь ты раньше меня! Не спешите вы невестке моей кланяться. Еще успеете накланяться.

- Матушка, - заползал Трубецкой у нее в ногах, - дозволь ручку тебе поцеловать.., красавушка ты наша.., херувимная!

- Иди ты к черту, князь, нужны мне твои поцелуи... А это у тебя откуда? спросила она, заметив на кафтане вельможи польский орден Белого Орла.

Выяснилось, что по указке Бестужева польские ордена раздает в Петербурге граф Понятовский, - дело уже совсем нечистое.

- Ах, этот "партизан" еще не убрался?

- И не уедет, - подсказал из-за плеча Шувалов, - ибо канцлер Бестужев свой личный интерес в нем соблюдает.

- Кроме интересов государственных в столь грозное время не мочен канцлер личных интересов иметь!

Нарастала гроза. За стенкой тихо и жалобно, словно мыши в амбаре, попискивали фрейлины. Лакеи передвигались с посудою "на воздусях". Камергеры попрятались за лестницами... У-у-ух!

Явился лейб-медик Кондоиди с пузатой чашкой:

- Васа велицества, декокт отлицный.., выпейца!

- Выпей уж сам, коли ты так меня любишь.

Отмахнувшись от лекарств, Елизавета Петровна залпом осушила бокал с венгерским вином. И - объявила:

- Бал! Назло всему - балу быть завтрева. Дамы чтобы в мужнем явились, а мужья чтобы в юбках были. Тех же, кои от бала отлынят, того штрафовать в сто рублев... взыщу!