Варяги и Русь

В это время вернулся любимец Святослава, Свенельд, оставшийся в живых.

Свенельд привёз якобы последнюю волю Святослава, чтобы Ярополк женился на его дочери.

— Негоже, — сказал он, — избирать сильному и великому князю киевскому в жёны девушку неизвестного рода и христианку.

Ненавидя греков, он пугал Ярополка союзом с гречанкой.

   — Греки ищут власти над Русью и над тобою!.. — вкрадчиво говорил он. — Прими их веру, и тогда ты будешь платить дань Царьграду и пойдёшь со всеми мужами твоими и повинниками на службу к греческому царю.

Ярополк начал поддаваться словам Свенельда.

   — Святой завет и воля идут от отца, а не от бабки, обаянной попами еллинскими, — прибавил Свенельд, видя его податливость.

Речи Свенельда были убедительны, и Ярополк женился на его дочери... Выдавая свою дочь за Ярополка, у него была тайная причина желать этого брака: у Свенельда был сын, а Ольга, умирая, оставила Марии большое вено — приданое. Однако замыслы его не сбылись. Дочь его, выйдя замуж за Ярополка, умерла в мучениях, а сын, встретившись на охоте в лесах Деревских с Олегом, завёл ссору с ним и погиб от его руки.

После этого Свенельд отомстил Олегу, который, став жертвой братского малодушия, погиб. Ярополк начал проливать слёзы над могилой брата; но Свенельд, видя его печаль, успокаивал князя и, опасаясь мести Владимира, постарался оградить себя раздором братьев. Поводом к этому послужило требование Владимира разделить Олегов удел.

Обращаясь к Ярополку, Свенельд сказал:

   — Сын рабыни не брат тебе и не равный. Не два великих князя на Руси, а Новгород величает Владимира великим князем; исполни волю его, и великий князь новгородский захочет поклона, дани и даров от Киева и установит первенство стола новгородского.

   — Что же делать? — спросил Ярополк.

   — Шли послов в Полоцк к князю Рогвольду, проси дочери его и возьми её себе женою; а к рабыничу шли за покорностью старейшему киевскому великому князю; а не исполнит воли твоей, накажи спесь новгородскую силою своей и союзом с князем полоцким.

Ярополку понравился этот совет, и он послушался Свевельда. Кроме Свенельда, после смерти Олега, к числу советников Ярополковых прибавился Блуд, Икмар и Грим.

Окружённый поклонниками Тора, Ярополк забыл уроки своей благочестивой бабушки и, обратившись к языческим богам, закрыл церковь св. Илии. В одном только тереме, где жила после смерти Ольги Мария, священники имели приют, откуда старались поддерживать христианский дух в верующих последователях Христа и распространять свет истины.

Утверждая, что христиан якобы с некоторого времени стало меньше, хитрый Грим, ставший верховным жрецом в Киеве, начал силой учить своей вере и «гнать жрецов божевых, и была в Киеве на лицах скорбь друг с другом, дома тоска». В свою очередь, Свенельд и Блуд подбивали Ярополка не на мудрую деятельность, а на малодушие, и он сидел в своём тереме да ласкал молодых дев, а от войны откупался дарами, так как подвиги отца пугали его; он также не терпел охоты, потому что там: «туры, олени да лоси рогами бодают, а медведи кости ломают». Словом, Ярополк был домоседом, любившим красавиц, которыми были переполнены его терема.

В то время, как великий князь киевский тешился с красавицами, Владимир сидел на новгородском столе, «суд судил, творил требы и праздники, на весельях тешился и величался Ласковым и Красным Солнцем». Но при всём этом он не мог избыть своей кручины, которая залегла на сердце и мучила его душу. Виденная им девушка в окне Волосова храма не давала ему покоя.

Долго он думал и наконец решил посоветоваться с Добрыней.

   — Не век мне холостым ходить, — сказал он, призвав Добрыню, — и не век без жены гулять... Поди поспрашай, не знает ли кто красну девицу станом статную, лицом белую и румяную, что маков цвет; брови чёрные, словно соболи, а очи ясные, как у сокола.

Добрыня призадумался, но, желая угодить своему племяннику, начал расспрашивать новгородцев, нет ли у них на примете такой пригожей девицы.

   — У нас все равные, — отвечали новгородцы, — которая полюбится князю, та и будет его княгиней.

   — Я знаю, — вдруг сказал один из них. — Я видел такую в Волосовом храме.

   — Где же она? — спросил Добрыня.

   — Не могу ведать того, но знаю, что она мимоезжая. Молвят одни, что она киевлянка, или княгиня полоцкая, но нет её краше.

Ответ этот не удовлетворил Добрыню, но он сообщил о том князю и в заключение прибавил:

   — Нет, князь, не выбрать тебе княгинюшку из новгородских девиц, шли послов к Рогвольду, князю полоцкому; у него, я слышал, есть дочь краше солнца и луны, и не она ли была той заезжей красавицей...

Не послушался Владимир Добрыни, не поверил он чтобы дочь Рогвольда заехала в Новгород; и стал ездить на пиры боярские. Он был у всех, где только дочери славились своей красотою, однако нигде не находил той, которая ему приглянулась в храме Волосовом. Откушав хлеба-соли и калачей крупичатых, Владимир говорил хозяину:

   — Видел я дом ваш, видел злато-серебро. Не видал я только вашего алмаза драгоценного.

Поняв намёк, хозяин выводил свою дочь на показ князю; она подносила ему чару зелена вина, но князь, взглянув на неё, выпивал вино, дарил её ласковым словом, серьгами и увяслями и с тем уезжал.

Пересмотрев всех боярских дочерей, Владимир наконец решил послать послов к полоцкому князю Рогвольду, просить у него дочь в жёны себе.

Послы были приняты с честью, читали грамоты от князя и великого Новгорода, и дело шло на лад. Но в то же время были присланы послы и от великого князя киевского. Рогнеда была предметом разговора обоих посольств; но честолюбивый Рогвольд, рассчитав свои выгоды, предпочёл Ярополка, и его послы отправились обратно, между тем как Владимировы ждали ответа, но поняв наконец, что ждут напрасно, они обозвали Рогвольда обманщиком и ускакали в Новгород.

После такой дерзости послов Владимировых и надеясь на помощь Ярополка, Рогвольд собрал войска чтобы двинуться на Новгород.

Едва послы Ярополковы успели возвратиться в Киев с дарами от Рогвольда, как вслед за ними прибыли Рогвольдовы послы просить помощи против новгородцев. Ярополковы советники этому обрадовались, так как в Киев уже собиралась рать идти на Владимира.

Между тем в Новгороде шумело вече.

   — Да будет тот клят от Бога, кто не встанет на врагов Владимировых, — говорили они, — изоденемся оружием и понесём смертную дань Киеву и Плескову.

В то время, когда Владимир посылал своих послов к Рогвольду, Добрыня уехал покорять Чудь и взял с собой главные силы Новгорода, не предвидевшего ещё в это время раздора с Киевом и Рогвольдом. Тяжелы показались для Владимира наступающие силы брата и князя полоцкого, и он вынужден был послать гонца к Добрыне, чтобы тот пришёл скорее на помощь, между тем, собрав новобранную рать, послал её против Рогвольда. Затем, простившись с новгородцами, отправился по Волхову в варяжскую землю просить помощи у Олафа.

Он уже вошёл в Неву и проезжал Ботну, как вдруг появились свейские дружины на ладьях: запели тетивы у тугих луков, и посыпались стрелы частым дождём. Нападение это было так неожиданно, что Владимир не смог ничего сделать, и был взят в плен.

Князь хотел откупиться, обещая шведам богатый выкуп. Они не согласились и требовали объявить им своё имя, но Владимир отказался и потребовал отвезти его к их королю. Вскоре Владимир был доставлен в Упсалу к королю свейскому, который заточил его в башню.

Прошло несколько дней заточения Владимира, и наконец шведский король Эрик велел привести к себе Владимира.

   — Кто ты? — спросил его король.

   — Если бы я был гость твой, тебе нужно было бы знать моё имя, — отвечал Владимир, — но ведь я пленник и тебе нет дела до моего имени. Лучше скажи, какой выкуп желаешь ты взять за меня?

   — За дар свободы, которую я дам тебе, я хочу знать, кто ты?

   — Меня зовут Владимир, князь великого Новгорода.

Эрик удивился, услышав это имя.