Варяги и Русь

   — Слову-то слову, да ведь Ярополк-то им чужой... Будь-ка другие на их месте — давно бы такого князя мечами посекли и к Владимиру перешли...

   — И теперь, — вдруг сказал Нонне, — теперь ты сам своими руками себе ловушку хочешь устроить?

   — Это как? — И в голосе Блуда зазвучало нескрываемое удивление.

   — Да вот как: Ярополк сам истомился, знаешь, поди, его: он и попить, и поесть любит так, чтобы до отвала... А ты что надумал?

   — Да то и надумал. Поклониться брату, ударить ему челом и признать его за старшего...

   — Ну вот видишь, а знаешь ты, что из того для тебя быть может?.. Владимира-то я видал и знаю. Когда так Ярополк сделает, он всё позабудет, и помирятся братья. А ежели помирятся, то Владимир тебя пред Ярополком не покроет, всё ему расскажет, как ты переносился с ним, какую ты ему гибель готовил...

   — Ну, вот, боюсь я, — засмеялся Блуд, но теперь в его голосе звучал уже страх; он, видимо, почувствовал близкую опасность и уже начал придумывать способ выпутаться из неё.

Нонне подметил эти нотки в тоне своего собеседника.

   — Уж, там, боишься ты или нет, — проговорил он, — дело другое, а беды тебе не избежать... Если помирятся Владимир и Ярополк, так Ярополк у Владимира большую силу возьмёт, никогда Владимир не забудет, что он ему старшим братом приходится... Смекаешь ты?.. Ни-ко-гда, — протянул арконский жрец, — а умирать-то киевский князь даже и не собирается...

   — Что же ты думаешь, Владимир меня ему головой выдаст?

   — Отчего же ему и не выдать? Ты ему чужой, а Ярополк и он одного отца сыновья, так-то... Ты вот обо всём подумал, а этого-то не сообразил; а для тебя всего опаснее, ежели братья сойдутся...

Нонне зло засмеялся.

Блуд молчал; он вздохнул и тихо пошёл вперёд; арконский жрец последовал за ним.

Бумир, как только они отошли, поднялся и бегом кинулся к княжеским хоромам. Однако Варяжко он там не застал, но узнал, что Ярополков любимец пошёл к варяжским воинам, охранявшим Родню с противоположной стороны.

   — Ага, знаю, где он, — догадался Бумир. — Есть у него там приятели...

V

Варяжко действительно он застал у начальника одной из варяжских дружин, Феодора. Варяг Феодор родился в Киеве, куда пришли с далёкого севера его родители. До вступления в Ярополкову дружину он находился при мудрой Ольге и, как все, кто служил ей, был христианином. Нравом он был кроток, сердцем незлобив.

Варяжко любил его не менее, чем Зыбату, и теперь, когда Зыбаты около него не было, он отводил душу в беседе с Феодором.

Бумир отдал им еду, принесённую Зыбатой.

   — Спасибо тебе, Бумир, спасибо, — благодарил Варяжко, — Зыбату, говоришь, видел; челом бил... Эх, жалко, что его нет вместе с нами, но и радуюсь за него. Круто приходится, круто... А всё-таки держаться будем, не выдадим головой князя великого. Хотя всем головы сложить придётся, а постоим за правду.

   — Хорошее ты слово сказал, Варяжко, — улыбнулся ему Феодор, — за правду нужно постоять, правдой земля держится; и вижу я, что одна она, правда-то, и у вас, Перуну кланяющихся, и у нас, что Истинного Бога познали. Вот мы сошлись здесь, и вы, и мы, и так нас крепко правда связала, что терпим из-за неё муку, а против неё не идём.

Варяжко грустно покачал головой.

   — Где уж тут идти. Куда тут пойдёшь. Никуда нам не уйти, здесь и останемся...

   — Ой, Варяжко, вижу я, в отчаяние ты впадать стал, а я вот думаю, что Господь нам милость окажет и уйдём мы отсюда, и в Киев вернёмся, и всё по-хорошему будет. У меня, в Киеве-то, дитя осталось, сын, Иоанном его назвал; оставил его, уходя, на чужих руках, душой скорбел, а теперь словно голос мне какой говорит, что увижу я его, что ещё далеко конец мой; и на душе у меня и легко, и покойно...

   — У тебя-то покойно, — перебил его Варяжко, — а у меня нет. Ты о сыне думаешь, а я о князе. У тебя сын в надёжных руках оставлен, а я как погляжу — около князя одни враги, только и думают, как бы погубить его. Да не удастся! Вот все думали они, что как будет морить здесь нас новгородский князь, дружины поднимутся на князя и убьют его. Не выходит этого — дружины верны остаются... Теперь проведал я, на другое решились... Нонне, арконец, так вот Ярополку и шепчет в уши, чтобы он челом ударил Владимиру. И что ему за охота пришла братьев мирить, когда он же их друг на друга натравливал, совсем не знаю...

Бумир, до того молча слушавший, передал услышанный разговор между арконским жрецом и Блудом.

Варяжко с величайшим вниманием выслушал рассказ дружинника.

   — Ничего я сообразить не могу, что теперь Нонне с Блудом затевают. Думаю я, желает он Блуда извести. Только с чего он за таковое принялся, не ведаю. Должно, Блуд ему в чём-нибудь мешает, вот они и злобятся... Эх, этот Нонне... Весь грех от него идёт.

   — Ты бы князя-то предупредил, — заметил Феодор.

   — О, предупреждал я, не слушает меня князь. Так поддался он Блуду да Нонне, что и теперь, когда в мышеловке мы и уже дитяти неразумному видно, что завели в эту ловушку нас воевода-пестун да жрец арконский, и то он никому, кроме них, не верит, словно разума лишился. А силой взять? Так нешто силой против князя пойдёшь...

   — Да зачем идти, — раздумчиво произнёс Феодор, — ежели суждено ему что от Господа, то и будет. Божьи пути неисповедимы. Без его же воли ни единый волос не падёт с головы человеческой.

Он хотел ещё что-то сказать, но в это время вбежал один из княжеских отроков.

   — Варяжко, иди скорее, — сказал он, — приказал князь тебя сыскать и пред его очи привести.

   — Что такое? Зачем я понадобился?

   — Ой, Варяжко, совсем нам худо...

   — Что ещё?

   — Да то, что самые верные княжьи люди Родню покидают, Нонне арконец...

   — Что Нонне арконец?

   — Ушёл из Родни. Должно, к новгородскому князю...

Варяжко взглянул на Бумира.

   — Или ты ошибался?

   — Да нет же, не мог я ошибиться! Своими глазами Нонне видел, и Блуд был вместе с ним...

   — Эх, — вздохнул Варяжко, — чуется мне, что беда всё ближе и ближе... Пойду к князю, а ты, Феодор, дружины свои обойди. Кто знает, что ночью случится. Может, вот теперь-то новгородцы и ударят на нас. А тебя, Бумир, благодарю, не посовещусь, возьму твои гостинцы, пригодятся. Они, может быть, скудны, но и у князя очень скудно, так скудно, что и сказать нельзя.

Варяжко застал Ярополка в страшном припадке горя. Князь, поражённый бегством своего ближайшего советника, не понимавший причин этого побега, плакал, как женщина; около него был Блуд.

   — И когда же это арконец бежать-то успел? — выкрикивал Блуд жалобным голосом. — Всё это время, почитай, вместе мы были, о делах разных говорили, как беду изжить, совещались. А он взял да и убег. И куда — ума не приложу.

Варяжко смотрел на него пристально; он и сам не понимал, как могло это случиться. Он верил Бумиру, к Блуду же у него не было ни малейшего доверия.

   — Варяжко, — восклицал Ярополк, — что же нам теперь делать? Покидают меня все. Вот Нонне убежал, а потом ты убежишь. Останемся мы с тобой, Блуд, одни.

   — Княже, за что ты меня обижаешь? — сказал Варяжко. — Служу я тебе честно, а ты вместо того да такую обиду...

   — Ой, Варяжко, прости ты мне, не я говорю — горе моё говорит. Только двое теперь вас и осталось у меня: Блуд да ты; ни на кого больше положиться не могу. Посоветуйте же мне, что я делать должен. Ведь, видимо дело, в Родне нам не отсидеться. Дружинники, что мухи под осень, еле с голоду ноги таскают. Ударит Владимир — сразу всех так и захлопнет... Вот, Варяжко, при тебе я Нонне спрашивал, а теперь уж ты мне присоветуй. Блуд вон говорит, чтобы я брату младшему челом ударил и примирился с ним, а ты мне что присоветуешь?..

   — Совета моего желаешь, княже? — спросил Варяжко. — Скажу тебе то, что давно думал...

   — Скажи, скажи, Варяжко. Вон Блуд правду говорит... Нам от Владимира в Родне не отсидеться, возьмёт он нас здесь всех, чует моё сердце, возьмёт и убьёт. А я жить хочу! Я ещё молодой, я ещё не все утехи в жизни видел. Не помириться ли с Владимиром? Что ж, ну, поклонюсь ему, а он, быть может, и помилует...