Широки врата

Ланни провел следующие два дня очень весело и приятно, наблюдая победу, как он считал, своей стороны, в неудавшейся гражданской войне. Он прочитал в утренних и вечерних газетах, теперь всех красных, и услышал по радио, не менее красному, как милиция штурмовала морской клуб и нашла там четыре тысячи ручных гранат и запас динамита. Они сожгли клуб и несколько церквей, которые заговорщики использовали также в качестве арсеналов. Он услышал, что четыре тысячи милиционеров были направлены в грузовиках и автобусах для подавления восставшего полка в Сарагосе. Вероятно, его автомобиль шёл впереди этой колонны, возможно, с командиром экспедиции. Он увидел фотографию значительно поврежденного отеля Колон, но сдержал желание посетить это место.

В среду утром Рауль пришел опять, но теперь его пыл значительно угас. «Ланни», — сказал он, — «Я думаю, что вы должны уехать отсюда без задержки».

«Что случилось?» — Спросил американец. — «Разве вы их не разбили!»

«Мы разбили Франко, но я боюсь, это только начало наших бед. Это старая история фракционных расколов. Марксисты и анархо-синдикалисты ссорятся между собой по вопросу о власти и как восстановить промышленность».

«Но я только что услышал по радио, что президент приказал всем вернуться к работе!»

«Я знаю. Но пойдут ли они, и как долго они будут оставаться? Боюсь, что могут снова начаться боевые действия. Зачем рисковать, когда вы не принимаете в этом участия?»

«Вы не хотите уехать вместе, Рауль?»

«О, я не могу этого сделать. У меня есть работа. Здесь мне удалось добиться некоторого влияния, и я буду работать день и ночь, пытаясь примирить различные группы и убедить их пойти на уступки. Мы, испанцы, ужасно плохо идём на компромиссы. Но мы должны учиться, если мы собираемся строить демократию. Кто жил за границей должен показать им, как это сделать».

«Хорошо», — сказал Ланни. — «Но как я могу выехать? Я слышал, что дорога на побережье заблокирована, и меня, вероятно, остановят сто патрулей, прежде чем я доберусь до границы».

— «Там только что пришел корабль из Франции, чтобы взять спортсменов домой, и я думаю, вы должны попытаться уехать вместе с ними».

«Спортсмены» имели отношение к необычной ситуации, которая внесла своего рода забавную лепту в битву за Барселону. Так случилось, что этим летом Олимпийские игры проходили в Берлине, к радости всех наци-фашистов и негодованию всех честных людей. Рабочие Европы бойкотировали эти игры и организовали свои собственные, которые должны были состояться в Барселоне. Где бы ни находились сознательные члены профсоюза, которые могли позволить себе такую роскошь, они посылали команду спортсменов. Французы отправили более ста, желая придать больший размах событию. Открытие должно было состояться в субботу, на следующий день после того, как фашисты начали свой переворот. Воскресенье, на которое были запланированы главные события, увидело горячие бои на улицах города, и спортсмены должны были проводить свое время, как Ланни Бэдд, сидя в гостиничных номерах и не смея высовываться из окон.

Теперь французское правительство направило небольшой пароход, чтобы вывезти свою команду в безопасное место. Судно было допущено в плотно закрытый для других порт. Ланни спросил: «Как вы думаете, они возьмут меня?»

Рауль ответил: «Вы знаете, как обращаться с деньгами».

Это было верно. Ланни узнал от своего отца, что капитан судна всегда имеет свою каюту и разделит её с кем-то, кто предложит ему достаточный стимул. Ланни знал, что денег, зашитых в его поясе, было достаточно для такой цели. Поэтому он упаковал свою сумку, отсоединил свой радиоприемник и подарил его Раулю. Эти двое положили Командора на свои плечи и понесли его вниз. Ланни расплатился и попрощался со своими знакомыми, и пара отправилась в доки. Нет смысла думать о такси или о любой такой роскоши. Они шли пешком, и Рауль объяснялся с патрулями, с которыми они встречались по пути.

Таково было негероическое отступление Ланни Бэдда из битвы за Барселону. Никто не обратил на него никакого внимания, и после долгой прогулки он нашел пассажирский пароход Шелла у причала, и был проинформирован о том, что судно берёт дополнительных пассажиров за двести пятьдесят франков каждый, десять долларов, которые Ланни быстро заплатил. Прибывал постоянный поток иностранцев. Некоторые из них прибыли в автомобилях французского консульства с большими флагами для их защиты. Перед тем как небольшое судно отчалило, на борту собралось более тысячи пассажиров. Ланни обнаружил, что должен был делить каюту с пятью другими мужчинами. Он не возражал, потому что была ясная ночь, и за подходящий douceur он раздобыл пароходное кресло на палубе с его именем на метке. Другой douceur дал ему право поставить картину в угол в собственной каюте капитана, в соответствии с чувством собственного достоинства и престижа Командора.

Ланни имел беседы с рядом членов французских профсоюзов, которые имели спортивные амбиции: маленьким и жилистым, кто бегал стометровку. С высокими и тощими, бежавшими пять тысяч метров или десять тысяч. С гигантами с могучими мышцами, которые толкают семикилограммовое ядро или метают диск или занимаются борьбой. Все, как один, были уверены, что побили бы мировые рекорды и опозорили бы нацистские Олимпийские игры, доказав честь сознательного пролетариата всего мира. Все, как один, были уверены, что дата мятежа Франко была выбрана неслучайно, а была частью нацистского заговора с целью лишить славы трудящихся мира. Все, как один, гордились, что принесут домой историю военной рабочей победы, несмотря на то, что они прятались в гостиничных номерах, в то время как она была выиграна.

Шелла достигла Марселя на следующий день, и все сошли на берег. Корреспонденты американской прессы были тут как тут, новостей из Барселоны в настоящее время ждали во всем мире. Но журналисты не слышали о сыне Бэдда-Эрлинга, и, прежде чем они успели прошерстить список пассажиров, Ланни сошёл на берег с чемоданом и картиной, удовлетворил французские таможенные и паспортные власти и оказался в таксомоторе, который никто не собирался реквизировать. Когда он сказал водителю, что хотел бы ехать на мыс Антиб, то сын теплого юга был так поражен, что сказал: Je m’en fiche, что означало, по сути, что он не двинется с места, если пассажир не заплатит ему за двести километров. Ланни заверил его, что согласен.

Но сначала ему нужно зайти в ближайшее почтовое отделение. Там он написал телеграмму своему отцу, сообщая, что он в безопасности и просил уведомить Ирму. В другой он сообщал матери, что с ним всё в порядке и просил уведомить Рика. Третья Золтану Кертежи в Париже сообщала:

«Только что прибыл с Гойя в моей собственности Двенадцать пуль в Гойя ни одной в меня Нуждаюсь ваших советах Приезжайте на юг Если не нет приеду к вам Буду Бьенвеню Телеграфируйте Есть грандиозный сюжет Но революции безрадостны Ланни».

КНИГА ШЕСТАЯ

К престолу стезею убийства [145]

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Наполни кошелек деньгами [146]

Одним из сообщений, которые Ланни нашёл в Бьенвеню, была телеграмма от Джозефа Барнса. В ней он спрашивал Ланни о его планах приезда в Нью-Йорк, в противном случае «дядя Джозеф» хотел приехать в Европу, чтобы встретиться с ним в любом месте, какое он укажет. «Я полагаю, это означает, что Ирма хочет развода», — сказал себе Ланни. Ему некому было сказать об этом. Он был в одиночестве в поместье за исключением слуг. Он телеграфировал, что планирует быть в Париже, а затем в Лондоне, и был бы рад встретиться с дядей Джозефом в любом городе в сроки, которые он укажет. Затем он позвонил Джерри Пендлтону и просил его приехать поиграть в теннис, поплавать, съесть обед и поохотиться с острогой на рыбу в вечернее время. Это было необходимо, чтобы выбросить Ирму из своей жизни, но эмоционально она была, как ампутированная конечность, которая до сих пор болела.