Мамлюк

— Дай бог тебе здоровья! Постараюсь, — ответил Тенгиз и молодцевато подкрутил усы. — Удивляюсь, как вы терпите этого попа?! Давно пора переломать ему ноги! Этого подлеца, мешающего нам, надо уничтожить! Ведь он все равно не даст покоя, будь он проклят, всюду сует свой нос.

— Ну, хватит! Об этом подумаем после. А пока что лучше закусим. Вот нам уже несут жареного барашка, — с довольной улыбкой сказал князь Александр.

Хвичо скоро привык к отцу Маркозу. Ласковое обращение и хорошая пища сделали свое дело: ребенок повеселел, окреп и носился как молодой джейран. Мальчик очень полюбил священника и охотно помогал ему в церкви: раздувал кадило, зажигал свечи; а дома он выполнял различные мелкие работы, носил воду и дрова. За два-три месяца лицо малыша заметно изменилось: исчез испуганный, настороженный взгляд, глаза стали спокойными. Мальчик пополнел и порозовел.

— Хвичо! — звал его отец Маркоз.

— Патени?! [16] — живо откликнулся ребенок.

— Ах, никак не научу тебя — говори не патени, а батоно, батоно!

— Ба-то-но!

— Ну вот и хорошо!.. Сбегай и погляди, не вырвались ли телята из загородки?

И мальчик с быстротой стрелы летел выполнять поручение.

— Ну, повторяй за мной: «Слава тебе!» — учил ребенка священник.

— Слави тебя! — повторял Хвичо.

— Что? Не говори на мегрельский лад! Говори по-грузински: «Слава тебе».

— Сла-ва те-бе!

— Так-так! «Святый боже…»

— Свиа-тий боже…

— Опять по-своему! Надо произносить разборчиво: «святый боже!» Вот как! — досадуя, поправлял мальчика священник.

От обучения молитвам священник перешел к азбуке. Хвичо проявлял большие способности. Вскоре он овладел грамотой и научился петь. Давидовы псалмы и откровения пророков он читал свободно. Это очень радовало отца Маркоза. Он не спускал глаз с ребенка и даже при обходе паствы всегда брал его с собой.

Прошло полтора года. Хвичо сделался своим в семье Дабадзе. Муж и жена полюбили ребенка, как родного. За это время мальчик сделал большие успехи в церковном и гражданском письме.

— Еще год — и он сможет заменить дьякона, — шутил священник.

Как-то раз отец Маркоз возвращался домой из поездки по приходу. Хвичо был с ним. Они поднялись на высокий горный хребет, откуда открывалось прекрасное зрелище: внизу раскинулась огромная долина, густо поросшая лесом и перерезанная извивающейся широкой рекой; далеко на севере, за необозримым лесом, синели окутанные голубоватым туманом холмы, а над ними возвышались величественные снеговые горы.

— Вот это — река Риони. Она огибает простирающийся внизу лес, — объяснял священник. — Если пойти вдоль реки, придем к безбрежному морю. Там река заканчивает свой путь. У впадения Риони в море расположена крепость Поти. Сейчас в ней засел турецкий паша. Но господь пошлет победу нашему царю, и он выгонит презренного врага из Поти. Тогда в нашей стране установится истинный мир и гнездо злодеев, похитителей людей, будет уничтожено. А вот там, на севере, где видны голубоватые горы, расположено твое село. Твои родители и братья живут там. Скоро я улажу свои дела и отвезу тебя к родным; а к этому времени ты как раз закончишь учение, — ласково заметил священник.

Слова отца Маркоза заставили сильней забиться сердце мальчика и разбередили затянувшуюся было рану. Ребенок устремил взор к далеким, окутанным туманом горам. Он вспомнил родные места: горы, покрытые лесом, широкую долину и протекавшую по ней Техури. Вспомнил родной дом… Отцовский двор… Вот большая яблоня перед домом… Она вся усыпана плодами. И какими вкусными были эти розовые яблоки! А вот и огромное ореховое дерево… Отец и братья… А вот и мать… Но едва Хвичо вспомнил ее, как сердце его сжалось от боли, кровь прилила к лицу, из глаз закапали горячие слезы… Ведь он никогда не забывал своей матери!.. Она всегда была у него перед глазами…

О, какой светлый сон он видел на днях!.. Нет, это был не сон, а почти явь. Около дома стояла мать и лежала что-то в руках. Увидев Хвичо, она выронила то, что держала, и устремилась к нему, раскрыв объятия. Хвичо хотел кинуться к ней навстречу, чтобы она взяла его на руки, как не раз бывало раньше, но почему-то не мог сдвинуться с места. Он задрожал всем телом и проснулся. «Мама, мама!» — скорбно воскликнул ребенок, чувствуя, что сердце его замирает; но мамы нигде не было. Весь в холодном поту, лежал он в постели; отяжелевшая голова кружилась. Мальчик не сразу пришел в себя и долго не мог понять, где он. Страх охватил его. Хвичо расплакался. О, как горько он плакал!

«Возможно, что мама сейчас смотрит с одной из этих гор сюда, но я ее не вижу. Должно быть, и она меня не видит», — думал мальчик, заливаясь слезами.

— Не плачь, дитя, — успокаивал его отец Маркоз, глубоко тронутый слезами ребенка. — Я отвезу тебя к родным; никому не доверю, сам повезу. Вот посажу на этого мула, и поедем! Не думай, что твой дом далеко — всего-навсего день пути. Если выедем рано утром, вечером уже будем там. Ну, иди сюда, сядь со мною на мула.

— Нет. Я лучше пойду пешком, — ответил мальчик. Он едва сдерживал слезы.

Солнце зашло. Хвичо понемногу успокоился. Они спустились с гор.

— Ну, скажи мне, как называется эта низина? — спросил священник.

— Тахогани, — бойко ответил ребенок.

— Молодец, правильно! — обрадовался отец Маркоз. — А вон тот склон?..

— Гвердоула, — выпалил Хвичо, не дав священнику договорить.

— Так, мой милый! — обрадовался тот. — А за Гвердоулой?

— Черный Поток.

— А дальше?

— Лес.

— За лесом?

— Ваке-Кари. За ним — хребет Хула-Дгмула. Там стоит церковь, а за церковью — уже наш дом.

— Ты прекрасно знаешь эти места, — с удовлетворением сказал отец Маркоз. — Если отпустить тебя одного, доберешься сам до дома?

Хвичо задумался.

— Если бы было немного светлее, я бы дошел, — неуверенно ответил он.

Священник улыбнулся. Его особенно радовало то, что печаль мальчика, вызванная воспоминаниями о матери, рассеялась. Отец Маркоз всячески старался развлечь ребенка.

— Если уж ты такой молодец, перескажи то место из деяний апостолов, которое я дал тебе прочесть на днях.

— С самого начала? — живо спросил Хвичо.

— С самого начала.

— «Я со святым духом твоим», — раздался в лесу звонкий детский голос.

— Так, так, — подбадривал священник. — А теперь псалом Давида.

— «Благословен гряди во имя господне…» — нараспев начал мальчик.

— Не спеши, говори яснее, — ласково поучал отец Маркоз.

— «Послание к филиппийцам… От свято…о…го апостола Павла… чте…ние» — проскандировал Хвичо.

— Так, так, — ободрял его священник.

— «Братие… возрадуйтесь… веч…ного господа бо-га… паки… возрадуй…тесь!»

— Это надо петь низким голосом, — заметил Маркоз.

— «Смире…ние ваше пусть будет явно среди людей», — смело продолжал детский голос.

— Тут надо взять тоном выше, — поправил старец.

— «Господь вблизи нас», — пропели они вдвоем.

— Молодец, сынок! Раз ты такой ученый, прочти мне и стих Руставели!

— Какой именно стих? «Нет ни меры и ни счету…»? — с готовностью спросил Хвичо.

— Все равно. Если хочешь, скажи «Нет ни меры…»

— Хорошо.

одним духом прочитал мальчик.

Отец Маркоз пришел в восторг.

«Как это безбожно — оторвать ребенка от родной земли и продать в Турцию, — думал священник. — Мой несчастная родина! Разве не достаточно, что тысячи твоих сынов пали в борьбе с окружающими тебя врагами? Неужели и оставшиеся в живых защитники твои из-за нашего духовного убожества должны стать добычей неверных!»