Лашарела. Долгая ночь

Но не при воспоминании о богатстве или даже друзьях

больнее всего сжималось сердце Мохаммеда. Просвещен¬

нейшему человеку города и целого царства, ему больнее

всего было при воспоминании о погибшей библиотеке, ко¬

торую ои собирал в течение десятилетий со старапием

и любовью.

457

Книгочий и мудрец Мохаммед-эн-Несеви паступил на

службу к султану по своему желанию, потому что не бы¬

ло на хорезмийской земле другого человека, на которого

можно было бы возложить надежды. Мохаммед понимал,

что только Джелал-эд-Дин способен противостоять орде

и, может быть, даже победить Чингисхана. А если так,

то оп один есть достойнейший наследник хорезмийского

престола.

Мохаммед боготворил отважного, отмеченного личной

храбростью султана. Он был очарован последовательно¬

стью, крепостью идеи, несгибаемой волей. Мохаммеду ка¬

залось, что сам аллах послал Джелал-эд-Дина, дабы объ¬

единить и укрепить мусульман и тем самым остановить

монголов. Когда Несеви смотрел на Джелал-эд-Дина, ему

верилось, что черные дни пройдут и что опять засияет

звезда ислама и начнется новая, счастливая эра. Несеви

был как бы ослеплен этой верой. Каждый шаг султана,

каждое его решение казались предопределенными свыше,

благословлены аллахом и вдохновлены им.

Мохаммед верно служил своему властелину. Он не жа¬

лел сил, умения, и поэтому в диване Джелал-эд-Дина ца¬

рил образцовый порядок.

Но все же султанская канцелярия была не главным

делом для Несеви. Своей самой святой обязанностью, сво¬

им самым главным делом, своим назначением в этой жиз¬

ни и оправданием своего существования на земле Мохам¬

мед-эн-Несеви считал другое. Он писал летопись жизни

султана Джелал-эд-Дина, его деяний и подвигов.

Султан, которому было отнюдь не чуждо честолюбие,

всячески поощрял своего секретаря. Он подолгу, щедро

беседовал с ним, рассказывал о себе, делился мыслями, а

главное, не скупился на золото и на прочие султанские

милости.

Замысел был богат и обширен. Несеви хотел расска¬

зать не только историю Хорезма и его властителей, не

только жизнь и поступки доблестного султана.

Идя сквозь жизнь, султан невольно соприкасался с

другими народами, а подчас решал их судьбу. Чтобы

рассказ о Джелал-эд-Дине был полным, летописец намере¬

вался описать историю и географию всех народов, с кото¬

рыми судьба так или иначе связала великого Джелал-

эд-Дина. Среди этих народов иные были врагами Дже¬

лал-эд-Дина и его исторической миссии, иные были друзь¬

ями, иные трепетали, не враждуя, но и не любя. Но все же

история каждого народа, каждой страны пересекалась

с историей Джелал-эд-Дина.

Летописец считал, что потомки, которым придется

изучать жизнь султана, должны будут иметь представле¬

ние о тех народах и государствах, с которыми соприка¬

сался султан.

Один человек, как бы он ни был мудр, справиться с

такой задачей не мог. Поэтому Несеви имел в своем распо¬

ряжении целый отдел, в котором трудились книжники

тех народов, история которых интересовала султанова ле¬

тописца. Несеви держал здесь монгола и уйгура, индийца и

адарбадаганца, перса и туркмена. Все они в разное время

попали в плен к Джелал-эд-Дину и теперь находились иа

положении рабов в руках Несеви. По его заданию и под

его ежедневным наблюдением они писали историю и гео¬

графию своих стран.

Эти рабы, эти помощники султанова секретаря жили,

конечно, лучше других рабов, они не могли сетовать и жа¬

ловаться на свою судьбу. Несеви относился к ним с долж¬

ным уважением, как-никак они были его коллеги, но все

же плен есть плен, и дабы кто-нибудь из них не вздумал

шпионить или даже бежать, к ним была приставлена

стража. Каждый день подневольных летописцев, каждый

их шаг был известен хозяину.

К числу таких-то книжников-рабов и присоединили

придворного грузинского поэта Турмана Торели. В пер¬

вый же день Несеви разговорился с новым рабом.

—

Такова уж судьба, поэт, и таковы превратности

судьбы. Ее колесо непрерывно вращается. Оно то подни¬

мет человека высоко к облакам, то опустит его на землю,

иногда и вовсе в грязь. Нет на земле человека, которого

колесо судьбы поднимало бы все вверх и вверх. На то

оно — колесо. Те, кто вчера считал себя наверху поло¬

жения и был счастлив, вдруг начинают скользить вниз,

в бездонную пропасть, а те, кто скрежетал зубами от не¬

справедливости и обиды, вдруг подымаются и попадают

в сферу неожиданного, неслыханного счастья.

Мир устроен так, что не могут быть одновременно

счастливы все, так же, впрочем, как и несчастны. Вертится

колесо. У его вращения есть верх и низ. Счастье одних

неизбежно подразумевает несчастье других. Счастье одно¬

го народа строится на несчастье другого. Вражде между

459

народами нет и не будет конца, так же как раздорам,

вражде, ненависти между отдельными жалкими людьми.

Вчера еще Грузия была сильной, счастливой страной,

а ты был ее свободным, избалованным сыном. Но колесо

повернулось, и вот ты пленник и раб хорезмийского сул¬

тана, а вся твоя родина — рабыня, лежащая в прахе

у его ног.

И у меня когда-то была иная жизнь. У меня был свой

город. Отец моего сегодняшнего повелителя хорезмшах

Мухаммед держал в своей руке почти весь исламский Вос¬

ток. Счастливо и мирно жила эта огромная страна, и я был

счастлив вместе с ней. У меня была прекрасная библио¬

тека, полная редких и бесценных книг. У меня был досуг,

который я тратил на их постижение. Я проводил время

в мудрых неторопливых беседах с учеными и поэтами.

Я считал такую жизнь не менее привлекательной и бога¬

той, чем времяпрепровождение на охоте, на пиру или

в объятиях женщин. Но, как только что я говорил, ко¬

лесо судьбы непрестанно вра¬

щается.

В глубине далеких пустынь,

в Монголии, появился, окреп и

возвысился неизвестный доселе

народ. Он хлынул из своих пу¬

стынь и смел наше государство

с лица земли. Звезда монголь¬

ского счастья поднялась в зе¬

нит, а нашу звезду затмило не¬

проглядным мраком.

Мой родной Хорасан растоп¬

тала нога врагов. Мое счастье

кончилось, и я, как бродяга с

сумой, иду по пути несчастья.

И этот путь бесконечен...— Го¬

лос у Несеви задрожал, а иа

глаза набежали слезы.

Торели оказался хорошим

слушателем. Он внимал речам

своего хозяина, не перебивая

течение его мысли и его речи.

Но когда Несеви заплакал, не

выдержал и поэт. Он осмелил¬

ся вставить слово.

—

Почему вы несправедливы к своей судьбе? Вы по-

прежнему сильны и должны быть по-прежнему счаст¬

ливы.

—

Силен и счастлив! Может быть, это и так, но вто¬

рая особенность нашего мира заключается в том, что все

в нем относительно. По сравнению с тобой, за один день

превратившимся из придворного поэта в раба, я должен

выглядеть счастливым человеком, ибо я служу своему

султану. А султан побеждает своих врагов. Но мое сего¬

дняшнее счастье несравнимо с тем, что я имел у себя в

Неге и Хоросане.

Несеви оправился от слез и, взяв себя в руки, про¬

должал:

—

Наш султан, и мужество и милосердие которого

ты видел сам, действительно велик и могуществен. Прав¬

да, до сих пор все время побеждал Чингисхан, но нельзя

искать причины этому в бессилии либо в несмышленно-

сти султана. Он терпит поражение не потому, что слаб или