Крушение надежд

Вторая жена… Павел много раз одергивал себя на полуслове, чтобы не назвать ее Маша, Машуня… Пусть даже Августа давно и хорошо знакома, но ведь не была же она ему женой. Никогда Павел не думал, что ему достанется такая судьба — жить со второй женой. Да еще на старости лет.

Ко второй жене, даже сильно ее любя, надо снова привыкать. Павел знал многих мужчин, женатых по несколько раз. И никогда он не мог понять, как это они умудрятся привыкнуть друг к другу.

Чем вторая жена отличается от первой, с которой у тебя с молодых лет было так много связано? Каждый человек чем-то обязательно отличается от другого. Главной чертой Августы было ее врожденное благородство во всем: в поведении, движениях, манере держаться и разговаривать. В этом отражался ее аристократизм. Мария никогда не принадлежала к аристократической среде, она была просто чудесная женщина. Да и сам, какой он аристократ? Выходец из бедной еврейской семьи. И оба они так подходили и так привыкли друг к другу, что чувствовали себя единым организмом. Если бы каждый спросил другого: «Ты любишь меня?» — другой с удивлением ответил бы: «Люблю ли я тебя? Я и есть ты».

Еще одна яркая черта Августы — тонкое чувство юмора. Все, что она подмечала в людях и узнавала в событиях, она умела интерпретировать с добродушным юмором.

С ней Павел стал чаще смеяться:

— Авочка, ты должна была стать актрисой.

И с каждым днем Павел чувствовал, что со второй женой он как бы снова помолодел. Августа окружила его заботой, которую может дать только любящая жена. А он ведь уже стал отвыкать от этого. Августа вкусно готовила, следила за его диетой, говорила:

— Путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Я знаю это. Но надо питаться по поговорке: завтрак съешь сам, обед раздели с другом, а ужин отдай врагу. — И кормила Павла вкусными завтраками и обедами, а на ужин разрешала есть очень мало.

Павел послушно поддавался ее указаниям и слегка похудел, стал чувствовать себя лучше. К нему даже вернулось желание, теперь они хоть не часто, но с удовольствием по ночам наслаждались друг другом. И пребывая почти постоянно в хорошем настроении, Павел напевал арию Гремина из его любимой оперы «Евгений Онегин»:

Августа как-то услышала его тихое пение, спросила с улыбкой:

— Ты чего бормочешь?

— Я не бормочу, я пою арию Гремина! — И Павел повторил ее в полный голос.

Августа обняла мужа:

— Павлик, Павлик, мы, наверное, были созданы друг для друга, только сами этого не понимали. Что же было бы хорошего доживать каждому из нас в одиночку? Я не очень религиозна, но мне кажется, что Сеня и Мария смотрят на нас сверху, из их рая, если он есть, и радуются за нас. С их благословения мы станем доживать оставшиеся нам дни вдвоем, в нашем муравейнике для двух муравьев.

Павел добавил:

— Старых муравьев.

68. Судьба американских искателей счастья

Лиля спросила Рупика Лузаника еще об одном их сокурснике и приятеле — Борисе Ламперте.

— А где наш Борька-Америка? Помнишь, мы его так прозвали, потому что он родился в Америке. Что тебе о нем известно?

Рупик, рассеянный ученый, как всегда, многого не знал:

— Ой-ой, я что-то слышал про Борьку-Америку… Дай вспомню. Да, вот что, его мама, Рахиль, поехала за ним в Казахстан. А почему и зачем, точно не знаю. Спроси у Ани Альтман, она в курсе всех дел.

— Помнишь, Борька-Америка был всегда непрактичный, как не от мира сего? — спросила Аня.

— Так он и был не от сего мира, а из Америки, — усмехнулась Лиля.

— Да, конечно. Но все-таки таких, как он, ничего в жизни не понимающих, не так много.

— Так что же с ним случилось?

— А то, что он неудачно женился.

— Ну, и это случается не так редко, — засмеялась Лиля.

— Но так неудачно, как он женился, случается редко — он женился на ссыльной проститутке и воровке, намного старше себя.

— Что?! — Лиля обомлела.

— Вот в том-то и дело. Его распределили работать в казахскую глушь, в какой-то Чарджоу, что ли. Там среди казахов жили русские ссыльные, уголовники на поселении. И наш Борька с ходу втюрился в одну из самых отъявленных бандиток, а она с ходу положила его на себя. И этот недотепа женился на ней. Понимаешь? Она тянула с него деньги, заставляла много работать, все отбирала на водку. А он долго не сообщал родителям о женитьбе. Все-таки какими-то путями они узнали об этом. Тогда его мать, практичная американка, поехала туда, чтобы его развести и вырвать оттуда.

— Как ей это удалось?

— Не знаю как, но Борька вернулся в Москву. Теперь он работает в Институте гигиены и недавно опять женился, на этот раз на порядочной женщине. Я была на свадьбе.

Вторую часть этой истории Лиля узнала от Августы. Когда она рассказала, что слышала про Бориса от Ани, Августа грустно ответила:

— Да, это тяжелый случай. Я знаю о нем от самой Рахили. Мы были знакомы с семьей Лампертов со времени их эмиграции. Мой Сеня называл их искателями счастья, потому что они приехали в Россию в поисках счастья в начале тридцатых годов. Тогда в Америке была Великая депрессия, и некоторые американцы подались в Советский Союз в поисках удачи и счастья. Сеня даже помог Израилю Ламперту устроиться на работу. Они чудесные люди, и мы иногда встречались. Однажды Рахиль прибежала ко мне возбужденная, рассказала, как неудачно женился ее сын, и попросила одолжить ей большую сумму денег, чтобы откупиться от той женщины. Я, конечно, дала деньги. Она поехала туда и прямо предложила той проститутке десять тысяч рублей за развод. Так она выкупила сына.

Лиля очень удивлялась, а Августа добавила:

— Эти Ламперты очень несчастны здесь. Рахиль говорила, что они очень жалеют, что приехали в СССР. Но уехать обратно не могут, наши власти не разрешают им обращаться в американское посольство, чтобы получить обратно американские паспорта.

Уже тридцать лет жили в Москве американские евреи Израиль и Рахиль Ламперты. Эмигрировали они в Советский Союз вскоре после Великой американской депрессии 1929 года. В США тогда была массовая безработица, процветал антисемитизм, подстегнутый большим притоком евреев из царской России. Ламлерты были вторым поколением тех иммигрантов: их родители сбежали от российских погромов и репрессий в начале XX века вместе с миллионом других евреев.

Привыкание к американской жизни было нелегким, но второе поколение все-таки встало на ноги, Израиль смог выучиться на инженера, Рахиль стала экономистом. И вдруг крах Нью-Йоркской биржи в октябре 1929 года, и все летит к черту. Даже квалифицированному инженеру Израилю было невозможно устроиться на работу. У многих американцев нарастала неуверенность в будущем. Ламперты впали в уныние: что будет с их сыном, когда он подрастет, сумеет ли он получить высшее образование в таких условиях? В начале 1930-х годов из Советской России доходила информация о том, что там много работы, строится промышленность, страна идет к новому справедливому строю, к социализму. И вот Израилю и Рахили Лампертам показалось, что в поисках благополучной жизни им больше подходит социализм в России, чем капитализм в Америке, и что там их сына Бориса ожидает лучшая жизнь.

Как раз тогда в Америке в научной командировке был крупнейший советский инженер-проектировщик Соломон Виленский. Это был экспансивный энтузиаст нового русского строя, и он заверил Лампертов, что в Советском Союзе работа есть, а антисемитизма нет. И они поехали искать свое счастье в Россию всего через тридцать лет после того, как из нее эмигрировали их родители.

В Москве Виленский с женой тепло приняли Лампертов, приютили их сначала в своей большой квартире, Виленский устроил Израиля работать в своем проектном отделе. Но непрактичные американцы не представляли себе двух вещей: насколько Союз беднее Америки и какой силы в стране террор. Виленского вскоре арестовали как вредителя и послали работать грузчиком на строительство Беломоро-Балтийского канала. Там он и погиб. Его жену Басю Марковну отправили в лагерь [108].