Долгие ночи

Может, сумеешь чем по хозяйству помочь.

— Брат мой! — обиделся Андрей. — Требуются ли мне такие вот твои напоминания?

— И за Васалом пригляди. Я за него боюсь. Пусть оставит свои набеги за Терек. Вот, кажется, все.

Андрей достал из кармана платок, свернутый узелком. Протянул другу.

— Возьмите на дорогу… Здесь тридцать рублей. Мы с Яшкой для вас собрали. Золото — оно везде золото. Бери!

— Нет, нет, Андрей, — замахал руками Али. — Вы сами в нужде живете. Разве можно?

— Бери, мы остаемся дома. И как-нибудь перебьемся. Мачигу дашь рублей пять. Бери, не обижай.

Али взял узелок и спрятал его в карман бешмета. И Корней тоже протягивал что-то Мовле.

— Вот, нес для Али, — говорил он. — Я же не думал, что и ты поедешь. Держи, здесь пятнадцать рублей.

— Оказывается, ты богач, Корней, — засмеялся Мовла. — А как же твоя Маруся и детишки? Тебе же их кормить!

— Ничего, на хлеб хватит. А я не сегодня, так завтра снова буду иметь эти деньги. Черт возьми! А кому же я теперь буду сбывать свой товар?

— Гони в Беной, к Далхе. Ну, попрощаемся!

Грустными были эти минуты.

— Боже ты мой, — говорил Яков. Голос его срывался, а губы дрожали. — Как же так?.. Зачем?..

Маккал хлопнул его по спине ладонью.

— Держись, Яшка! Мужчины слез не льют.

— Господи, люди добрые, да вы же родину свою покидаете…

— А разве ты и Васал не покинули родину? Но ведь живы, слава Богу, Бог поможет и нам.

Яков замотал головой:

— Совсем не то, дядя Маккал, совсем не то. Тут русские везде проживают. А вы — на чужбину, где чеченов нет. К чужим людям.

Прощайте! Арзу и вы, дядя Мачиг, не поминайте лихом!..

Яков отвернулся…

Арзу первым вскочил на коня. Его примеру последовали остальные.

— Братья и сестры! — во весь голос крикнул Арзу, подняв руку и делая всем знак остановиться. — Дальше нас не провожайте.

Лишь Ахмед, Янарка, Абкар, Солта, Султи и Сулим поедут с нами до Буру-Калы. Они вернутся и расскажут вам о начале нашего пути. По возможности будем извещать вас обо всем. Но прошу, пока не получите от нас вестей, не покидайте аул, не срывайтесь с места. Если все, действительно, обернется хорошо, то мы непременно сообщим вам. О нас же не беспокойтесь. Не столь далекая страна Хонкар. Не горюйте, это нам не к лицу.

Пусть хоть все муки ада низвергнутся на нас, но мы должны оставаться мужчинами, достойными славы предков, что следят за нами из могил. Маккал, скажи и ты свое слово людям.

Маккал тронул пятками гнедого коня и въехал в середину людского круга. С минуту помолчал, окидывая взглядом родные места, а потом неожиданно запел:

Ва-а-а!

Горького детства чашу испившие с нами,

Войны прошедшие пламенный бег,

И горе, и радость делившие с нами,

Братья и сестры, прощайте навек!

Ва-а-а!

Бездомных нас теплом согревала,

Терпевшим голод пищу нам дала.

Удобрена ты нашей кровью алой,

Прощай навек, отцовская земля!

Ва-а-а!

Вы воспитали нас, родные горы.

И закалили в тучах грозовых.

Уходим мы, но судьбам не покорны -

Мы не забудем вас в краях чужих…

Повозка уже съезжала к речке Мичик, когда Кюри, пристроившийся сзади, сквозь скрип колес и стук их о камни различил дробный топот копыт. Оглянувшись, он увидел всадника, в котором тотчас узнал своего друга Алибека, сына Олдама из Симсира. Под ним был белый в яблоках конь. Где-то далеко позади мчались и другие товарищи по военной учебе. Его ровесники. Поравнявшись с повозкой Мачига, Алибек на полном скаку спрыгнул с коня.

— Алибек! — радостно вскрикнул Кюри, соскакивая с арбы и бросаясь к другу.

Алибек обнял Кюри.

— Ты хотел уехать, не попрощавшись со мной? Я как услышал о проводах, немедленно вскочил на коня и вот… я здесь…

— Что ты… Зачем?

— Значит, уезжаешь?

— Такова воля отца, — Кюри вздохнул.

— А вот и мы! — закричал подъехавший вместе с остальными товарищами Кайсар. — Уезжаешь?

— Да, Кайсар, еду.

— Быстро мы тебя догнали. А то ведь готовились скакать до самой Хонкары.

— Спасибо вам, друзья, — серьезно, по-взрослому произнес Кюри.-

Нелегко мне расставаться с вами… Алибек, я не забуду нашей клятвы. Устроимся там, и я вернусь. Мы вновь будем все вместе. — Кюри смутился от своего порыва и опустил голову.

Алибек пристально смотрел на Кюри, как будто видел его впервые. Да так оно и было. Собственно, только сейчас он заметил, как бедно одет его друг. "И он приезжал в горы… — мелькнула мысль. — А конь-то был чужой".

— Выше голову, Кюри! — хлопнув друга по плечу, бодро вскричал Алибек. — Конахи, как волки, рыщут по белому свету, дома же сидят только женщины. Поезжай. Там ты научишься многому, только горы наши не забывай. И честь нашего народа держи высоко. Ведь говорят, что горцы у турок в почете. Поступай к ним на службу, не упускай такой возможности. Научишься военному делу, а нам в скором времени это очень пригодится.

Отцы разуверились и принялись за молитвы. Но молитвами не завоевать свободы. Мы докажем, что в нас течет все та же горячая кровь предков. Мы же с тобой об этом говорили, помнишь?

Кюри согласно кивнул.

— Постарайся попасть в военную школу. Ты Хаджи-Юсуфа помнишь?

Так вот, он получил военное образование в Истамбуле. Строил имаму крепости, привел в порядок его войско. А Бота, хотя и изменил, но поначалу был правой рукой Шамиля. Нам нужны такие офицеры, как Берс, — преданные, образованные, но отчаянные и готовые на смерть за святое дело. Поэтому учись! — Алибек свистнул, и его конь, щипавший траву, подняв голову, подбежал к молодому хозяину. Алибек обнял его за шею, потерся щекой о горячую морду, потрепал его влажные губы и что-то шепнул ему на ухо. Потом подвел коня к Кюри: — Попроси жизнь — я отдам.

Но тебе моя жизнь не нужна. Этого коня я люблю больше жизни.

И дарю его тебе! Держи повод, Кюри.

Кюри даже покачнулся. Такого коня! Не сошел ли с ума его друг? — Алибек…

— Держи, держи, Кюри, — настаивал Алибек.

— Ни за что!

— Да перестань ты в самом деле!

— Я… Я… не могу…

— Почему?

— Другого такого ведь во всей Чечне не сыщешь.

— Ну и что?