Крушение надежд

Больше месяца ждала Лиля разрешения и наконец получила его. Вольфганг пошел с ней в агентство «Аэрофлота» и купил билеты. Она смотрела ему в глаза, благодарила:

— Вы такой замечательный, так много делаете для нас с Лешкой. Мне неловко, но я скоро найду способ вернуть вам деньги. У меня есть еще одна серьезная просьба, последняя, помогите мне купить лекарства для мамы. Врач в Москве сказал, что югославская фирма «Плива» выпускает лекарства высокого качества, намного лучше русских.

— «Плива»? Это в Загребе. Там работает моя знакомая Ольга Беркович. Дайте список лекарств, она поможет мне достать их.

Действительно, за день перед отлетом Вольфганг принес ей коробку с набором лекарств. Она всплеснула руками:

— Ой, громадное вам спасибо. Это, наверное, дорого? Я должна вернуть вам деньги.

— Лиля, мне это ничего не стоило. Я объяснил Ольге, что лекарства нужны в Россию, и она прислал мне образцы, чтобы там познакомились с ними и потом делали коммерческие заказы.

— О, Вольфганг, вы такой!.. — Лиля не знала, что сказать, просто обняла и поцеловала его.

А все-таки как ни была счастлива, она заметила, что он погрустнел, ему явно не хотелось расставаться с ней. В последний вечер перед отлетом он устроил прощальный ужин, накупил дорогих продуктов и вин, стол накрыли в его комнате. Лешку рано уложили спать, Ирма скоро ушла к себе, и они с Вольфгангом веселились от души, он смешил ее рассказами. У Лили впервые было легкое настроение, она пила хорошее югославское вино и незаметно опьянела. Он ласково и вопросительно смотрел на нее. Захмелевшей, ей все казалось проще и ясней: она нравится ему, он нравится ей… Чего же еще? Лиля нетвердо встала, подошла к нему, села на колени и подставила губы для поцелуя. Желания друг друга они понимали молча. От стола до кровати было всего несколько шагов, Вольфганг пронес ее на руках.

Стало очень приятно, когда он медленно и ласково начал ее раздевать. Лиля закинула голову назад, вздохнула, и сладостная истома пронзила ее вместе с его нежным и осторожным проникновением. Она застонала, это было чудесное, необычайно сладостное чувство женщины, отдающейся мужчине в первый раз. Потом Лиля постепенно осмелела, и все крепче и крепче вжимала его в себя. Это длилось долго-долго, чудесно было находиться полностью во власти мужчины, отдаваться, наслаждаться и не думать ни о чем.

Только уже расцепив объятия, она подняла голову, посмотрела на него, спросила:

— Ты не думаешь, что я сделала что-то плохое?

— Ты ничего плохого не делала. Разве тебе было плохо?

— Нет-нет, очень хорошо, очень!

— Тогда не думай ни о чем плохом…

62. Болезнь Марии

С тех пор как от Лили пришла телеграмма, Мария с нетерпением ждала дочь, волновалась, переживала за нее и внука, думала об их будущем. Время от времени Лиля звонила им и говорила, что живет пока в Югославии без визы, у знакомого по имени Вольфганг, сначала ей надо уладить дела с визой через посольство, а потом она купит билеты на самолет. От постоянных дум и подавленного настроения у Марии участились приступы сердечной аритмии. Уже пару месяцев назад ей кто-то посоветовал:

— Говорят, в Боткинской больнице есть молодой, но очень хороший кардиолог доктор Лузаник. Он уже кандидат медицинских наук. Пойдите к нему на прием.

Мария помнила этого соученика Лили, он еще тогда подавал надежды стать хорошим специалистом, мечтал о научной карьере, но, как еврея, его не оставили на кафедре, и он уехал работать в Карелию. Теперь Мария записалась к нему на прием.

Руперт Лузаник после работы в Карелии вернулся в Москву, наконец его приняли в аспирантуру — помогло знание трех языков. Он написал кандидатскую диссертацию, стал кандидатом медицинских наук, ассистентом известного профессора Вотчала. Когда Мария вошла в приемную, сразу увидела, что симпатичный худой юнец превратился в солидного мужчину — перед ней в белом крахмальном халате стоял почти профессор.

Он мгновенно узнал Марию, улыбнулся ей прежней мягкой улыбкой:

— Очень приятно вас видеть.

— Мне еще приятней, — улыбнулась Мария. — Вы теперь кандидат медицинских наук. Я должна называть вас по имени-отчеству, а я и не знаю вашего отчества.

Рупик замахал руками:

— Что вы! Зовите меня просто по имени.

— Я так рада, что вы смогли добиться своего. Я ведь помню, как вас притесняли. Теперь у вас все хорошо.

— Спасибо. Но знаете, у еврея все хорошо не бывает. Я написал честную диссертацию, предложил новый метод. Но мне опять пытались вставлять палки в колеса. Мои враги-антисемиты написали анонимное письмо, что все данные моей диссертации выдуманы, что я беру с больных взятки и вообще настроен против советской власти.

Мария поразилась:

— Неужели осмелились на такое?

— Осмелились… Но на мое счастье их письмо опоздало на день. Я защищался в Академии медицинских наук, члены совета единогласно проголосовали «за». А сразу после защиты мне пришлось доказывать, что в анонимном письме не было правды.

Желая перевести неприятную тему разговора, Рупик спросил:

— Ну как Лиля, где она?

— Лилечка все эти годы была в Албании, но скоро должна вернуться. Вы ведь знаете, наверное, что отношения с Албанией прекратились.

— Знаю, конечно. Передайте ей, что я буду рад увидеть ее. А если нужно, помогу устроиться. Ну а теперь займемся вашим здоровьем.

Рупик поставил диагноз «мерцательная аритмия».

Мария настороженно спросила:

— Инфаркта не будет?

— Надеюсь, что не будет. — И врач подробно объяснил ей, что это такое, а затем прописал таблетки новокаинамида и хинидина, добавив:

— Советские препараты намного слабее заграничных, я дам вам немного югославских образцов фирмы «Плива», а вы попросите Лилю привезти вам еще.

На прощанье сказал:

— В случае сильного приступа немедленно приезжайте в приемный покой, скажите, чтобы вызвали меня, а если меня нет, все равно вам введут новокаинамид внутривенно.

— А ложиться в больницу не надо? Мне бы очень не хотелось теперь, так некстати перед Лилечкиным приездом.

— Пока показаний для госпитализации нет. Но если состояние ухудшится, нужно будет лечь.

Два раза Мария приезжала в приемный покой, и оба раза Рупик сам приходил и вводил ей лекарство в вену.

Павел и Нюша замечали, что Мария все чаще держится за грудь у сердца. Она постоянно с нетерпением ждала звонка от Лили. А Лиля звонила редко, ей неудобно было тратить на переговоры деньги Вольфганга. Она уверяла, что скоро приедет, но не знала когда. Мария каждый день суетилась и подготавливала комнату для Лили и внука. Нюша тревожно на нее поглядывала:

— Ты, касаточка, ляжь, ляжь, я, чать, и сама управлюсь. А ты прими свои капли и ляжь.

— Спасибо, Нюша. Что-то мне действительно плохо становится, сердце в груди как будто замирает и бултыхается. Хоть бы до Лилечкиного приезда дожить.

— Ну вот еще! Вестимо, доживешь, касаточка, да еще на внука порадуешься.

— Да, хоть бы еще раз увидеть их… — Мария говорила слабым голосом.

За ночь силы понемногу восстанавливались, и рано утром она уезжала на работу. Павел уходил позже, провожая ее, с тревогой спрашивал:

— Сегодня как? Не надо ехать в Боткинскую?

Она скрывала от него правду и всегда отвечала одно и то же:

— Сегодня мне лучше, не беспокойся.

А он беспокоился, и Нюша говорила ему:

— Павел Борисыч, надо бы Машеньку-то в больницу положить, на сердце больно жалится.

— Да, Нюша, я говорил ей, но она так ждет Лилю с Лешкой и не хочет ложиться, говорит: после их приезда.

— То-то вот то-то и есть, что до их приезда бы надоть — силы подправить.

— Вы правы, но она такая упрямая, говорит, что сама лучше меня все знает.

Наконец получили от Лили телеграмму, что она прилетает через два дня. Мария пришла в сильное возбуждение и все время думала только о встрече. В конце рабочего дня она вдруг почувствовала резкую слабость, сердце стало биться быстро-быстро с небывалой скоростью, его биение передавалось частыми ударами по всей груди, сотрясалось все тело. Мария попыталась сосчитать пульс, но это было невозможно, он оказался слишком частым. Приняла лекарство, которое носила с собой, не стала ждать, пока оно подействует, вышла на улицу и увидела свободное такси. Надо бы ехать в больницу, но ее, наверное, оставят там, а завтра прилетают Лиля с Лешкой. Нет, она не может быть в больнице в такой день.