Семья Берг

— Мама, а где мой папа? Мама, а мы теперь будем здесь жить всегда?

— Папа приедет, только не скоро. А мы с тобой будем ждать его здесь.

— Мам, а почему Алеша к нам не приходит?

— Алеша учится в школе, им задают много домашних уроков.

— Знаешь, мам, мне нравится длинный коридор, по нему приятно кататься на трехколесном велосипеде. Если бы Алеша приходил, он бы меня катал.

Соседские дети смотрели с завистью на велосипед, тоже хотели покататься, но матери сердито утягивали их в комнаты.

— Мам, почему они со мной не дружат? Я им дам велосипед покататься, мне не жалко.

В одиннадцати комнатах рядом с Бергами жили семьи шоферов советских начальников. Одиннадцать их жен суетились на кухне возле трех чугунных газовых плит. Когда на одной кухне так много хозяек, всегда бывают стычки. Женщины часто устраивали там настоящий базар, ссорились, кричали. Они быстро уяснили: раз Мария въехала без мужа, значит, он арестован. В те годы, после многих открытых судебных процессов над «врагами народа», когда почти у каждого были арестованные и сосланные родные или знакомые, об этом нетрудно было догадаться. Обывательское понимание действительности подсказывало людям формулировку «Раз арестовали, значит, было за что». Утвердившись в этом, они задирали Марию на кухне, то все вместе, то по очереди:

— Ишь, жена врага народа, еще и еврейка! Вас надо всех высылать из Москвы, столицы, а советская власть вас еще пощадила, комнату дала. Вы должны ей в ножки кланяться, — и грубо сдвигали с конфорки ее кастрюлю, ставя свои, или выбрасывали из раковины ее посуду, которую она собиралась мыть.

Мария прибегала из кухни, садилась на стул:

— Какие люди поганые! Почему они третируют меня?! За что я должна быть благодарна советской власти? У меня отняли мужа, я не знаю, жив ли он. Какие поганые люди!

Лиля уже понимала, что папа вернется не скоро, с испугом смотрела на мать и плакала.

— Ты, Лилечка, на кухню не ходи, они тебя тоже будут ругать и унижать.

Так Лиля рано узнала слово «унижение» и потом много раз в жизни испытывала это на себе. Она росла с боязнью общей кухни, с боязнью соседей и с недоверием ко всем людям вообще. И это недоверие перешло потом в черту ее характера.

Алеша, занятый своими школьными делами и писанием стихов, заметил, что родители изменились, были грустные, молчаливые, иногда перешептывались о чем-то. Однажды ему вдруг пришло в голову, что Павел давно не был у них и они давно не были на новой квартире Бергов. Это было странно. Он подозрительно спросил у Августы:

— Где Павлик с Марией и Лилей?

Надо было что-то ответить — сказать правду? Она помнила, как тяжело он пережил арест доктора Дамье. А все-таки нельзя бесконечно скрывать. Она неуверенно начала:

— Знаешь, Алешенька, мы живем в очень сложное время…

Алеша нахмурился:

— Павлика арестовали?

— Да, Алешка, арестовали.

Он сосредоточенно молчал.

— А что с Машей и Лилей?

— Их выселили из квартиры, они переехали в другую, общую.

На этот раз он не рыдал, не бился, а молча и мрачно ушел в свою комнату. Августа видел в щель двери, что он сел в седло Павла. Он сидел верхом, и ему представлялось, как в этом седле Павел скакал в бой, воюя за советскую власть, как командарм Буденный награждал его именной шашкой, как за храбрость ему вручали орден. Он плакал.

Отец с сыном встретились утром за столом.

— Папа, за что арестовали Павлика?

— Эх, Алешка, никто этого не знает и, может быть, никогда не узнает.

— У нас в школе тоже есть ребята, у которых арестовали отца или мать, а то и обоих. Почему?

— Ты парень большой, и надо, чтобы ты понял: большинство людей арестовывают, подозревая, что они враги народа, хотя на самом деле это неправда.

— Вот это я и хочу знать. Я написал стихи, вот они:

Семен поразился не столько стихам, сколько вложенной в них взрослой страстности:

— Стихи правильные, но ты лучше никому их не показывай. Это опасно.

— Я понимаю. Но я хочу видеть свою сестренку Лилю, — заявил Алеша.

Михаил Зак осторожно привел вечером Алешу к Бергам. Мария обрадовалась ему и как-то отчаянно прижимала к себе, целовала в голову, в щеки, в нос. Она представляла себе, как Павел был бы счастлив увидеть племянника. И Лиля обрадовалась, вилась вокруг, смеялась:

— Ты приходи к нам почаще!

Но и это было невозможно, чтобы не вызывать подозрение и раздражение соседей. А Алеша улыбался и обещал, но смотрел на Лилю по-взрослому грустно.

Зак, услышав от Марии, что соседки обзывают и задирают ее на кухне, принес ей новое изобретение — почти бесшумную керосинку «керогаз»:

— Мария Яковлевна, это чтобы не ходить лишний раз на кухню. А шума она не делает, так что соседки не узнают.

Нюша иногда прибегала к «своим», как она их называла. И сразу бралась мыть пол, стирать, убирать комнату. От денег отказывалась.

— Нюша, спасибо вам, но вы бы отдохнули. Ведь вам и у хозяев работы хватает.

— Ништо мне. Я, милая, ежели за день не наломаюсь, то и в ночь не засну.

«Дядя Миша», как звала его Лиля, приходил почти каждую неделю. Являлся он поздно, она всегда уже спала или засыпала. И он, и Мария старались сделать так, чтобы соседи видели его пореже. Он приносил Лиле конфеты и куклы, а маме цветы, и давал ей деньги, говоря коротко:

— От наркома.

Записок не было, помощь была тайная. Мария подозревала, что он давал им и свои деньги. Но без них они просто не выжили бы — зарплата медсестры была нищенская. Да и ту работу она боялась потерять — жена врага народа, еврейка. Держаться там ей помогало влияние того же Михаила Зака.

Через два месяца он выполнил свое обещание и поздно вечером устроил встречу Марии с Августой. Он приехал на машине в темный переулок, Мария села сзади, и они поехали в другой темный переулок. Там к Марии подсела Августа. Машина тронулась, и они кинулись обниматься:

— Машенька, Маша, родная моя… за что? За что они взяли Павлика, такого необыкновенного человека? За что ты страдаешь?

— Авочка, дорогая, я живу надеждой. Я согласна все перенести, лишь он был бы жив.

— Да, да, мне Миша, — она указала на Зака, ведущего машину, — рассказывает, какая ты героиня, как все стойко переносишь. Знаешь, наш круг все сужается. Раньше Сеня говорил, что у нас в доме «Авочкин салон», а теперь половина уже арестованы, а другие боятся общаться. Я вот прихватила с собой кое-какие вещи для тебя и для Лилечки.

— Авочка, спасибо, нам ничего особенного не надо.

— Я знаю, знаю, ничего особенного и нет. Я старалась подобрать так, чтобы это не бросалось в глаза. А деньги Сеня будет давать тебе всегда.

— Спасибо ему. Скажи, что я очень-очень ему благодарна.

— Ах, Машенька! Если бы ты знала, как он страдает за Павлика! Ведь они такие близкие друг другу.

Зак повозил их полчаса по темным переулкам и сказал:

— Теперь уже пора. Не надо, чтобы машину заметили. Прощайтесь.

Августа стала вытирать заплаканное лицо и вышла первой. Потом невдалеке от Спиридоньевской вышла и Мария с небольшим свертком.

Несколько раз в год Зак устраивал им такие тайные встречи, они согревали сердца обеих женщин.

За два года тяжелой жизни от прежней Марии, неприспособленной и веселой молодой женщины, не осталось ничего, даже когда-то живые серые ее глаза потускнели от горя и забот и почти разучились улыбаться. Она привыкла жить одна, одна боролась со всеми тяготами, стала деловой и практичной. Раз в полгода она имела право подавать запрос в прокуратуру о здоровье и местонахождении мужа. И каждый раз она получала один и тот же ответ: «В просьбе отказано».