От маминой звездочки в государственные преступницы (СИ)

- Да люди и без этого много чего говорят, не стоит обращать внимания, - добавил Георгий Сергеевич, - И без того поводов для сплетен было немало.

========== Госпиталь ==========

Третий день чудесного возвращения к жизни Софии. Решив, что не стоит приучать организм девушки к обезболивающим, профессор Козлов распорядился больше ничего не колоть.

- Мадемуазель, просыпайтесь, завтрак уже, - сказала сестра милосердия и потрогала девушку за руку. София проснулась и попыталась встать.

- Нельзя, профессор не разрешал вставать, - услышала она, - Я сейчас вас с ложки кормить буду.

«Как будто я ребенок», - пронеслось в голове девушки, но спорить она не стала.

После завтрака медсестра сказала Софии:

- Я через пару часов приду менять повязки, если что – стучите в стену, приду раньше времени.

- Хорошо, - сказала недоумевающая София. Девушка не представляла, что за «если что» может произойти.

Однако уже через час София поняла, в чем дело. И грудь, и спина начали болеть. Девушка долго терпела, а потом, не выдержав, постучала в стену.

- Я думала, раньше терпение лопнет, - улыбнувшись, сказала сестра милосердия, - Профессор говорил, чтобы вы терпели, сколько будет возможность.

- Хорошо, - ответила София. После перевязки девушка попыталась заснуть, но не смогла – болело все, что только можно. Девушка пыталась держаться, но это было очень трудно.

Вечером, когда к ней в палату, пришел дежурный врач, София обратилась к нему с просьбой:

- Выпишите на ночь какое-нибудь обезболивающее, я весь день сегодня промучилась, хочется поспать хоть немного.

- Нельзя, мадемуазель, вам в прошлые дни и так много чего вкололи, пожалейте свой организм, - ответил врач, - Скоро легче станет.

София тяжело вздохнула и спросила:

- А когда мне, хотя бы, вставать можно будет?

- Вы что, мадемуазель, говорите, - удивился врач, - Организм ослаблен, ранам еще заживать и заживать, лежите спокойно, рано об этом думать.

Вскоре медсестра погасила керосиновую лампу, и девушка осталась одна в темноте.

«Как же все странно», - подумала она, - «Знала же, что помру, понимала, уже была полностью готова, а тут раз – и такой поворот событий. И что же теперь делать, как жить?»

Заснуть в эту ночь девушке так и не удалось: когда отпустили воспоминания, к ним на смену снова пришла боль в груди, и София никак не могла решить, что из этого лучше.

Утром 11 мая София с трудом проснулась – девушка не спала практически всю ночь и заснула часов в 5 утра.

- Зачем вы меня будите, только заснула, - сонно сказала София, открыла глаза и увидела, что в палате стоит профессор.

- Утренний обход, - сказал Козлов, - Ну что, Софья, как себя чувствуете?

- Хуже некуда, - честно сказала девушка, - Все болит, спать не могу, заснула под утро, наверное, около 5 утра.

- Все могло быть гораздо хуже, если бы вы не в корсете были четыре дня назад , - ответил Козлов, - Терпите, много колоть обезболивающего тоже вредно.

- Я понимаю, - ответила девушка, - Как вы считаете, когда мне легче станет?

- Никто не знает, - ответил Козлов, - Не стоит загадывать, будем ждать и надеяться.

- Профессор, я вам рассказать один момент хотела… - вдруг сказала София, вспомнив те, ночные ощущения, так похожие на то, что было летом 1887 года в деревне у матери Алексея, - Я боюсь, как бы чахотка у меня не обострилась. Те же самые ощущения начались, что при дебюте в 1887 году были.

- Что же, и так может быть, - ответил Козлов, - От нервов и переживаний. Вы, главное, не волнуйтесь. Закроются раны, состояние улучшится, и можно будет уже поехать в Крым на лечение, вашу вторую проблему исправлять. Для этого стены госпиталя не нужны, хороший климат важнее.

- Может быть, хотя бы валерьяночку на ночь выпишите, - попросила София, - Так не спать каждую ночь я просто не смогу.

- Хорошо, валерьянку на ночь выписать можно будет, - сказал Козлов, - Отдыхайте.

На следующий день, 12 мая, девушку пришел навестить Геннадий.

- Как София себя чувствует? – обратился он к Козлову, - И можно ли ее навестить?

- Состояние Софии очень тяжелое, но угрозы для жизни со вчерашнего дня нет. Раны заживать никак не хотят, что неудивительно на фоне и того стресса, что она пережила, и чахотки, которая обострилась. Так что как только будет возможность – будем ее выписывать, чтобы человек хотя бы на воздухе бывал, а не в четырех стенах палаты сидел, - послышался ответ, - Навестить вы ее, разумеется, можете.

Геннадий поблагодарил Козлова, как вдруг услышал еще одну реплику, обращенную к нему:

- Кстати, коллега, а почему вы так настаивали, чтобы девушка тайно лежала? Ведь уже все, приговор в исполнение приводили, ошибка вышла, ничего страшного нет, если станет известно, что это София Собольникова, - сказал профессор, - Или вы не хотите, чтобы полиция сюда приходила и ей нервы мотала? Не волнуйтесь, полиция не придет, а София лежит в отдельной палате, как вы и просили.

- Не знаю, не подумал об этом, голова другим занята была, - ответил Геннадий, - Сами понимаете, в тот день в таком шоке был, боялся не довезти беднягу, опоздать.

- Это да, кровопотеря была серьезная, шок тоже сильный, вы успели как раз вовремя, - ответил Козлов.

Еще немного поговорив с профессором, Геннадий вошел в палату к Софии.

- Как ты себя чувствуешь? – спросил он девушку.

- Плохо, - ответила она, - Раны не заживают, повязки несколько раз в день меняют, все болит, кроме валерьянки ничего не дают, чтобы хуже не сделать… Пару раз даже думала, что лучше бы я без корсета в тот момент была.

- Не о том ты думаешь, - ответил Геннадий, - Тебе еще один шанс для жизни дан, надо его использовать.

- Не знаю, как его использовать, - сказала София, - Мыслей нет, думать даже не могу. Так что отложу этот вопрос до своего выздоровления. Знаешь, мне все-таки той, последней малютки не хватает. Да и не только в слезливых мыслях вопрос, была бы я до сих пор беременная – расстреливать бы не повели. А если бы я без корсета была. Ведь об этом не думала в тот момент совершенно, была в полной уверенности, что все окончено. Или если бы солдаты чуть в сторону попали, где пластины нет, а пуля бы не прошла мимо сердца? И я до сих пор понять не могу, почему трибунал был, а не гражданский суд? Ладно, Саша – бывший военный, так он ведь уже сколько по времени не служит, да и прослужить успел полгода, не больше, по состоянию здоровья демобилизовался. А я – вообще никак с армией не связана, разве что заодно с Сашей решили дело и в отношении меня провести? Или, так как дело было явно особой важности, решили провернуть все быстро, не так тянуть, как тогда, когда покушение на N было? Не знаю, понять никак не могу. Версий много, а правды, боюсь, не узнаю никогда.

- Я тебе еще раз говорю, Соня, не о том ты думаешь, - ответил Геннадий, - Все, забудь обо всем, определяйся, как начнешь жизнь с чистого листа.

Вдруг в голову девушки пришла одна идея, которую она то вспоминала, то благополучно забывала:

- Геннадий, - обратилась София, - Знаешь, сигаретку бы мне сейчас… Не представляешь, насколько мне тяжело, надо хоть как-то успокоиться. Пожалуйста, купи мне пачку, я тебе денег отдам, когда выпишусь.

- Ты что, Софья, не в себе? – удивился Геннадий, - Во-первых, тебе сейчас в твоем состоянии нельзя, во-вторых, у тебя чахотка обострилась, в дополнение к ранению, в-третьих, ты, все-таки, в больнице находишься, здесь курить не разрешается. Все, нельзя тебе. Так что снова бросай, или ты не начинала еще?

- Не начинала, - ответила София, - Хотя хоть как-то нервы мне надо успокаивать, а то совсем невыносимо что-то.

Немного поговорив с девушкой и, по возможности, ее успокоив, порекомендовав настроиться на лучшее, Геннадий вышел из палаты, а София снова осталась одна. Девушка не могла ни о чем думать, поэтому попыталась заснуть.