Князь Игорь. Витязи червлёных щитов

Владимир Ярославич наклонился над столом и пожал ему руки.

- Игорь, брат любимый, не горюй так! Несмотря на ужасное поражение, ты настоящий воин! Ты истинный богатырь! Опрометчивый, но честный и отважный полководец, равного которому среди современных князей я не вижу, разве что кроме моего тестя Святослава Киевского… Сейчас у нашего народа две большие беды: княжеские свары да непрестанные половецкие набеги. Трудно даже сказать, которая из них опаснее. По мне - обе очень страшные! И ты проявил безоглядную смелость в борьбе с одной из них. Своим примером показал, куда всем князьям нужно прежде всего направить свои удары: всеми силами - против Поля!… Но ты недооценил могущество собранных воедино орд кочевников. Твоя гордыня не позволила тебе разделить славу победителя с другими князьями, поэтому и потерпел поражение… Однако, пока ты рассказывал, припомнилось мне, что не ты первый пренебрёг тем, что силы противника могут намного превзойти твои. Киевский великий князь Святополк Изяславич, когда половцы напали на Рось и осадили Торцк, выступил против них, имея лишь восемьсот воинов. А его союзники - молодой князь Владимир Мономах и совсем юный его брат Ростислав имели ещё меньшие дружины. И чем это закончилось? Отчаянная смелость не помогла князьям - за Стугной они были разбиты и вынуждены были спасаться бегством. При этом утонул князь Ростислав… О, как рыдала над ним несчастная мать, когда его достали из воды, привезли в Киев и хоронили рядом с отцом Всеволодом в Святой Софии!… А разве не так же необдуманно, но смело кинулся на литву с меньшими силами юный брат моей тёщи Марии Васильковны князь Изяслав? И что же? Пал он, смертельно раненный, вместе со своей дружиной на окровавленной траве под червлёные щиты. А когда перед смертью пришёл в себя после боя, то увидел над собой лицо ворога, который снимал с его шеи золотое ожерелье, увидел, как всё поле битвы покрыли стаи черных воронов, которые выклёвывали глаза у мёртвых и терзали их хладные тела. И сказал со злорадством победитель: «Дружину твою, княже, птицы крыльями прикрыли, а звери кровь с травы слизали!» Вот так и твои полки, Игорь, полегли в далёком незнаемом поле из-за того, что ты один оказался супротив всей силы половецкой, которую никакой князь в одиночку не одолеет, каким бы смелым он ни был.

Игорь молча слушал шурина, не перебивая. Долго молчал, размышляя, а затем ответил:

- Правду говоришь, Владимир. Я потерпел поражение не потому, что мои воины менее храбры и хуже владеют оружием, чем половецкие, а потому, что их у меня было в несколько раз меньше, чем у Кончака. Потому и не смогли мы пробиться к Донцу, где нас укрыл бы под своим шатром Чёрный лес. Теперь я молю Бога, чтобы сберёг моих князей и моих воинов, которые из-за моего неразумения оказались в неволе.

- Боже, спаси и помилуй их! - всхлипнула Ярославна и заплакала.

- Хвала Богу и тебе Владимир, за то, что Путивль защитил и мою семью спас, - продолжал Игорь. - Что бы я ныне делал, если бы не стало моего любимого семейства? Одно осталось бы мне - кинуться головою вниз в Сейм или в Десну и распрощаться с белым светом!

- Не только меня благодари, Игорь, а и воинов своих, оставленных со мной, и особенно Святослава, который послал на защиту Посемья два полка. Не знаю, выстоял бы Путивль, если бы помощь не подоспела вовремя.

- Согласен с тобою. Вот перестанет болеть нога - немедля поеду в Киев, поблагодарю Святослава и его сынов. Попрошу помощи, ведь остался я без войска и без оружия многоценного.

- И я с тобою, ладонько, - прижалась к нему Ярославна. - Возьмём и детей, пусть с нами будут да и Чернигов с Киевом увидят.

- Поедем вместе, любимая моя, - сразу согласился Игорь. - Думаю, и Владимир к нам присоединится. Ему давно пора побывать у тестя и тёщи.

Переехав в Новгород-Северский, Игорь занялся набором и снаряжением новой дружины. Его воеводы и лучшие мужи, которые во время его похода оставались дома, разъехались по всему княжеству. Они отыскивали дюжих отроков и молодых мужей, способных владеть оружием, заказывали зброярам и кузнецам мечи, копья, топоры, наконечники стрел, отбирали в княжеских табунах верховых коней. Всё отправлялось в Новгород-Северский. Там Игорь, сидя с перевязанной ногой в дубовом кресле в тени у церкви, осматривал людей, коней, оружие… Увиденное опечалило князя: мечей и луков оказалось очень мало, отроки и молодые смерды никогда не держали их в руках, а лошади били необъезженные, не приученные к верховой езде.

Игорь сокрушённо вздыхал: ехать к Ярославу в Чернигов и к Святославу в Киев ни с чем не хотелось. Но ничего не поделаешь, своих сил для обороны северщины было явно недостаточно.

Кза пребывал в отчаянии: Игорь исчез, как сквозь землю провалился. Его голове теперь не лежать на высоком холме - могиле Чугая, и жертвенная кровь не окропит подножие обатаса - каменной бабы, охраняющей вечный покой погибшего сына.

- Как же ты выпустил его из рук, Байток? - досадовал Кза. - Он же был где-то совсем рядом! Да, постарел ты. Тебе отказали твой собачий нюх и твой зоркий глаз. Как же мне хоронить сына без жертвенной крови? А?!

Седой Байток мрачно кинул:

- Здесь остался сын князя Игоря. Возьми, хан, его голову!

Кза в сердцах сплюнул в сторону.

- Кончак не даёт. Он, видишь ли, сосватал свою дочку за него.

- Тогда брата Игорева - князя Всеволода.

- И этого не даёт взять.

- А племянника - Святослава Олеговича? Когда- то его отец, князь Олег, причинил тебе и твоему роду немало обид и горя - отомсти теперь ему!

- Кто полонил Олеговича?

- Ельдечук из рода Бурчевичей. Дай ему хороший выкуп - отдаст.

- Ты так думаешь? А Кончак?

- Ельдечук давно ненавидит Кончака: тот как-то обидел его.

- И правда! Тогда поезжай и привези мне князя Святослава! Плати, сколько скажет! Не скупись! Завтра похороны… Живого или мёртвого, но привези!

Байток поклонился и уехал.

Вернулся он на следующее утро, когда весь род хана Кзы собрался за стойбищем, чтобы, оплакивая, везти погибших молодых ханов Чугая и Костука на поле мёртвых. Там предстояло их похоронить. Позади Байтока, связанный арканом, брёл под охраной двух джигитов князь Святослав.

Кза впервые за эти дни обрадовался, увидав его, улыбнулся зловеще, жестоко.

- Привяжите его к возу Чугая, - процедил сквозь зубы, - И айда вперёд!

Исхудалого, с серым лицом Святослава привязали к возу, на котором лежал богато одетый для последнего своего путешествия Чугай, и процессия тронулась.

Святослав понял, что его ждёт. Он знал о кровавых половецких похоронных обрядах и сразу догадался, что предназначен стать жертвой при похоронах молодого хана.

Он оглянулся и увидел целую гурьбу пленённых, среди них и своих земляков, связанных, понурых. Окружённые стражей, они обречённо плелись вслед за возами. Значит и их ожидает такая же участь. О Боги! Неужели и вуйко Игорь, и вуйко Всеволод, и двоюродный брат Владимир среди них? Присмотрелся внимательней - нет, их не видно.

Он облегчённо вздохнул. Слава Богу - лишь ему суждено испить смертную чашу, он один искупит вину за то, что случилось с ними на берегу Каялы. Это справедливо - ведь именно он виноват во всем. Он!…

Скрипят колеса, тарахтят возы, бредут обречённые на смерть пленники, плачут родичи хана Кзы, и старый хан, идя рядом с возом, плачет лютыми слезами, готовый вместе с сыном закопать в землю весь мир.

А позади процессии рогатые серые волы, запряжённые в ярма, тянут неуклюжие, но прочные мажары [115], на которых лежат каменные обатасы, что станут на ханских могилах оберегать их покой в потустороннем мире.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ