Честь

В жизни корпуса 1906 год был годом, выходящим из круга обычных учебных лет. Как только кадеты съехались с каникул, в одну из больших перемен все три роты корпуса были выстроены в портретном зале строевой роты. Воспитатели не объяснили причины экстренного сбора, и кадеты, в особенности старших классов, сгорали от любопытства и инстинктом ожидали какого-то сюрприза.

— Смирно! Равнение направо! — скомандывал командир 1-ой роты, полковник Максимович, и подошел с рапортом к директору корпуса.

— Здравствуйте кадеты!

— Здравия желаем Ваше превосходительство! — не совсем стройно ответили кадеты, за три месяца каникул отвыкшие от обычной практики. Директор корпуса не торопясь обошел фронт трех рот, построенных буквой «П» и отошел на средину. Он выдержал большую паузу и спокойно начал: — Кадеты Симбирцы! Я имею сообщить вам великую радость… Его Императорское Величество Государь Император всемилостивейше соизволил даровать Симбирскому Кадетскому Корпусу знамя. Его Величество повелел главному начальнику военно-учебных заведений Великому Князю Константину Константиновичу лично вручить корпусу дарованное знамя, и мы каждый день должны быть готовы достойно встретить августейшего гостя… Ваши воспитатели и законоучители подробно объяснят вам значение монаршей милости и знамени… Ротные командиры, ведите роты на завтрак: — сухо закончил сухой директор.

Роты разошлись на завтрак и каждая, в зависимости от возраста, по своему расценивала и переживала объявленную директором новость. Малыши 3-ей роты вообще никак не реагировали на нее и больше были заняты вкусным завтраком. Кадет 2-ой роты больше интересовал приезд в корпус любимого ими Великого Князя и обычный двухдневный отпуск, которым он всегда дарил кадет, уезжая из корпуса. И только кадеты старших классов, знакомые по военной историе и литературе с геройскими подвигами защиты и спасения знамен, полностью осознали великую честь монаршей милости. Они как-то сразу выросли морально и искренно были огорчены тем, что знамя будет храниться не у ротного образа, а в корпусной церкви.

Чуткий отец Михаил сразу учел повышенный и жертвенно-искренний интерес кадет к предстоящему событию и в один из своих уроков принес и роздал кадетам отпечатанные листы с текстом присяги. Он хорошо знал, что кадет к присяге не приводят, но каждый урок в старших классах он последовательно объяснял кадетам сущность и глубокий смысл текста тяжелой и трудно усваиваемой присяги, написанной Петром Великим. Дольше и чаще всего он останавливался на заключительных словах присяги, где присягаемый повторял:

В корпусе все, от начальства до кадет, знали, что Великий Князь никогда не извещает о своем прибытии и обычно приезжает «инкогнито.» Администрация корпуса почему-то решила, что августейший начальник приурочит свой приезд, освящение и прибивку знамени, ко дню корпусного праздника — 8-го Сентября. Началась подготовительная гонка. Полковник Максимович долго не мог остановить своего выбора на знаменщике и наконец остановился на кадете 7-го класса Георгие Ломанове. Средняго роста, стройный, коренастый, Ломанов, помимо всего, имел природную гордость в посадке головы и эластичное достоинство в движениях. Ассистентами были назначены молодые офицеры: капитан Аноев и штабс-капитан Аноишн. Начались репетиции. Кадет в головных уборах, строевая рота при винтовках, много раз выстраивали в портретном зале. Корпусной оркестр гремел «встречу». Директор корпуса выступал в роли «АВГУСТЕЙШЕГО» и, шаловливым детским умам казалось, что он был искренне рад, когда, на его приветствия, кадеты дружно отвечали: — «Здравия желаем, Ваше Императорское Высочество.»

Вице-фельдфебель строевой роты, Авенир Ефимов, с гордо поднятой головой, как изваяние, стоял с древком будущего знамени, торжественно, в положенный для этого момент, вручал его знаменщику Ломанову. Ломанов с достоинством нес воображаемое знамя на средину зала, с противоположных сторон с шашками на голо, шли ассистенты… Много раз раздавалась команда: — «На молитву шапки долой»… «Накройсь»… «Под знамя слушай, на краул»… Оркестр играл гимн, и молодое «ура» оглашало огромный зал.

Каждая следующая репетиция проходила более гладко, чем предыдущая, а в осанке директора, в манере держаться, чувствовалось, что то «ВЕЛИКОКНЯЖЕСКОЕ». Расчет всех не оправдался, прошло 8-ое сентября, а Великий Князь не приехал. Прошел октябрь… пришла зима, а с нею новые беспочвенные гадания с смутным решением возможного прибытия августейшего гостя в один из дней ротных праздников: 8-го ноября — 2 роты, 26-го ноября — 3 роты и 30-го — строевой. И на этот раз надежды предсказателей не сбылись…

Корпус готовился к традиционному концерту и балу 6-го декабря. День 6-го декабря корпус праздновал особенно торжественно. После литургии и молебна, на внутреннем плацу корпуса производился зимний парад всех трех рот, во время обеда играл корпусной оркестр, и сам обед состоял не из трех, а из четырех блюд. В 8 часов вечера в портретном зале строевой роты на эстраде, сплошь украшенной живыми цветами, светящимися вензелями и флагами, силами учащих и учащихся давался разнообразный концерт, после которого открывался первый зимний бал.

Огромный зал строевой роты переполнен до отказа. Дамы в бальных туалетах различных цветов и оттенков, словно нежные цветы на клумбах, военные в парадной форме при орденах, штатские во фраках. Первые три ряда заняты высокопоставленными гостями, за ними коричневые ряды гимназисток Мариинской гимназии и серые Якубовской, ряды воспитательского и преподавательского персонала с семьями, и у задней стены черная масса кадет с сверкающими в огнях люстр: галунами мундиров, начищенными пуговицами и бляхами поясов. Жоржик Брагин с самым маленьким кадетом корпуса Володей Симогуловым стоит на украшенной цветами площадке двухсторонней симметричной лестницы в створе 1-го ряда. На эстраде мать Володи, преподавательница музыки, мастерски играет один из этюдов Шопена.

— Встать смирно! — громом проносится по залу. Аккорд Шопена обрывается нестройным диссонансом. За шумом подымающихся с мест мужчин, наступила тишина. Головы всех с любопытством потянулись к площадке лестницы, на которой, в сопровождении блестящей свиты, показалась высокая, худощаво-стройная фигура Августейшего гостя — Великого Князя Константина Константиновича в красочной форме 4-го Его Величества стрелкового полка. Потерявший великокняжескую осанку директор корпуса подбежал к Августейшему гостю, что то взволнованно отрапортовал, но чарующая улыбка и протянутая рука Великого Князя быстро возвратили ему на момент утраченное спокойствие и самообладание.

«Здравствуйте, Симбирцы» — радостно приветствует Великий Князь, высоко подняв голову и устремив полный ласки взор в черную массу кадет.

— Здравия желаем Ваше Императорское Высочество, — дружно гремит в воздухе, и зал снова погружается в тишину.

— Продолжайте концерт…

Направляясь в первый ряд, Великий Князь, словно случайно, подхватил на руки маленького Володю и опустился в кресло, посадив, растерявшегося от счастья, кадета к себе на колени. Жоржик с завистью смотрел на счастливую рожу Володьки и искренне сожалел, почему он Брагин, а не Симогулов. Концерт продолжается… Мать Симогулова, выйдя на эстраду и увидев своего сына на коленях Великого Князя, теряет контроль над собой и безжалостно коверкает Шопена, за что очевидно и награждается бурными апплодисментами всего зала. Эстраду занял большой хор корпуса, с регентом Александром Михайловичем Пузыревым. Кадеты старательно пропели: «Ворон к ворону лети», «Бородино» и под шумные апплодисменты всего зала закончили «Калинкой». Наступил момент выступления Жоржика Брагина. Он заметно волнуется… Преподаватель русского языка Александр Александрович Мирандов ободряюще гладит его по голове и что то шепчет на ухо… Жоржик нерешительно выходит на эстраду, в горле стоит какой-то клубок, который он силится проглотить и не может.