Святослав (Железная заря)

Игорь Генералов

Святослав

(Железная заря)

Пролог

Река Итиль [1], огибая Булгар, несла свои воды далеко на полдень, где, разливаясь вширь, впадала в Хазарское море [2]. За рекою неведомые степи и пустыни, откуда века приводили волны кочевых народов, сметающих богатые города и страны. Великий Рейдготланд, некогда опустошённый гуннами и разбитый на множество мелких осколков, перестал существовать несколько сотен лет назад. Лишь память оставшихся потомков сохранила легенды о «славных временах Трояновых», когда цвело ремесло,

а

торговые гости доходили до окраин мира: от Рима и до сказоч­ного Чина. Сгинул в лету народ готов, размётанный по земле. Его дети смешались с другими народами, забыв родной язык. Те, кто пережил нашествие и остался на земле предков, стали иными. Берега Византии часто видели паруса разбойников, называвших себя росами. Греческий Эвскинский Понт всё чаще называли Русским. Морские росы не были пахарями, они были воинами. Спускаясь по Хазарскому морю они грабили исмальтян, убивая мужчин и уводя в полон женщин и детей, чтобы потом продать на рынках Херсонеса или Царьграда.

Приходилось росам считаться с соседями — хазарами, что тя­жёлой дланью могли накрыть их рассеянные градки по морскому побережью. Под рукою хазар ходило много народов: аланы, касоги, булгары, буртасы. Со всеми ратен не будешь: росы давали дань хазарскому кагану, что, впрочем, не мешало отдельным дружинам грабить хазарские веси. Бескорыстно росы дружили только с греками, что жили в Тавриде и в устьях Дуная и Днепра.

Много народов жило среди росов, делили кров и ходили в боевые походы: аланы, касоги, греки и самые многочисленные — славяне. Славяне широкими волнами шли с захода и с полуночи, занимая опустошённый Рейдготланд. Было время молодости народов, когда поднимались государства. И уже нельзя было жить одним грабежом, ибо сила многих не меряется лишь одним количеством воинов, но также и числом ремесленников и торго­вых людей. Не зря прозвали Вещим князя Олега, попытавшегося объединить росов. Он видел дальше многих: ставил города, при­глашал иноземных торговцев. Мудрый Олег ходил к Царьграду, но не брал город мечом, лишь показав силу ромеям, высадившись под самыми стенами и вынудив базилевса к переговорам. Ромеи признали Олега, назвав «великим князем» и заключили договор, выгодный обеим сторонам.

Всё же Олег не смог сломать до конца привычный быт росов. После его смерти дружины продолжили выбирать себе князей и ходить в походы. Свенельд, воевода младшего отпрыска Олега — Игоря, видел глазами своего бывшего князя. В приморском уделе Игоря — Тмутаракане — князь Клёк дал понять Свенельду, что будут жить по заветам предков и князя набольшего будут слушать до той поры, пока он идёт за большинством. Росский правитель не должен быть созидателем или собирателем, он должен быть лишь воином. При рождении сына отец дарил ему меч, со словами, что остальное он добудет себе сам.

Вчерашним днём не накормишь день завтрашний, и лишь сегодня решает будущее. Забрав свою дружину и малолетнего Игоря, Свенельд ушёл вверх по Днепру. Там в Вышгороде правили росские князья Аскольд и Дир, а в соседнем Киеве, древнем Дан- парштадте ладожские гости развернули большой торг. Начинался подъём Днепровского торгового пути и глупо было бы упускать эту возможность.

Аскольд и Дир отказались признать над собой власть пришлых, хоть и благородных росов. Свенельд, оперевшись на днепровских славян, захватил Вышгородский стол, умертвив обоих князей.

Забрав власть, воевода деятельно принялся её укреплять, рас­ставляя своих тиунов, вирников и мытников. По новым урокам брали повозное и лодейное. Земля устраивалась: смерды пахали землю, торговые гости ходили без опасу быть ограбленными. Тянулись соседи, принимая руку росов, или русов — как чаще их называли. Росло государство, наполняясь землями и людьми. Мечом пришлось покорять лишь древлян, живущих на заходней стороне от Днепра, которыми до сих пор правил старинный род тервингов Амалов. Как жаркий костёр была притушена древлян­ская гордыня, готовая при выгодном случае полыхнуть вновь.

Не теряли связи с другими росскими странами. Ходили в Тмутаракань, где княжил молодой деятельный князь — славянин Володислав. С печенегами, что заступали пути вниз по Днепру, после нескольких отчаянных сшибок был заключён мир.

Для чего делал всё это Свенельд? Не для славы — его имя

забудется в тени княжеского рода. Может, для собственного само­любия, когда, опять же в тени собственного князя, всею полнотой власти обладает его воевода? Неважно. За мраком веков оценят не личные качества человека, а глубину и полезность его деяний.

...Конь с воеводой стоял на круче, нависшей над рекой, втя­гивал, раздувая ноздри, влажный воздух, насыщенный горьким запахом увядающей полыни. Мимо Свенельда от Булгара текли пустые возы, привезшие подарки для хазарского кагана. Нужен, слишком нужен был для днепровской руси торговый путь по Итилю! Для того и встречались в Булгаре с людьми кагана, дарили, обхаживали их, дабы заключить выгодные договоры. Хазары знали свою силу и потому ведали себе цену. С Хазарией считалась сама Византия, что уж говорить о мелких народах! Перехватить бы серебряный ручей отсюда да направить по Днепру! Но не было ещё достаточной мощи, не созрела Русь.

Более пятнадцати лет назад Свенельд, ещё молодой, приходил сюда с боспорскими росами. Среди заморских гостей в Булгаре за­помнился один араб с умными печальными глазами. На ломаном греческом языке он много рассказывал о своей стране. Тогда это каза­лось неинтересным.

Спустя много лет

Свенельду хотелось бы увидеть этого араба. Воевода навсегда запомнил его имя: ибн-Фадлан.

Протекшие года не только прибавили мудрости, но и принесли с собой страх того, что всё, на что положена жизнь, превратится в прах. Князь Игорь хоть и был юн, но даже сейчас можно было рассмотреть в нём будущего правителя. В нём не было ухватисто- сти и смётки крепкого хозяина. Часто, забываясь, он делал то, что задним разумом уже поздно было переделывать. Молодость любит бешеные ловы со стремительной скачкой коней и заливистым лаем хортов, удалые походы с верной дружиной. Пройдёт ли это? Свенельд, как ему казалось, научился видеть людей. Видел он и своего воспитанника. Только мягкой, но суровой, как тигровая лапа, своей волею он удерживал князя, томимого желанием со­рваться в поход с теми же тмутараканскими росами. Случись что с ним, со Свенельдом и обрушится, истает Ольгов род, не оставив о себе даже памяти. Нужно насильно заставить корни расти. Токмо добрым наследником, рождённым от благородной жены, прорастёт новой свежей порослью, укрепится княжий дом.

Согбенный усталостью от прошедших напряжённых дней, Свенельд выслушивал доклады воевод, кивал в ответ, снова смотрел тяжёлым властным взглядом на тянущийся поезд. Он

привык приказывать и совсем не терпел ослушания. Он не всегда

был справедлив, временами жесток. Но во взглядах боярина ли, простого ратника читал к себе больше уважения, нежели чем страха. Отдав остатние распоряжения, мягко тронул коня, что послушно направился в русскую сторону за уходящей чередой возов и стройными рядами дружины.

Ветер рвал кровли домов, срывался вниз на землю, швырял в стороны мусор, кружил пыль. Сполохи молний прорезали тяже­лые тучи, спешащих вслед за ветром по ночному небу Все живое приостановило свое существование, спрятавшись по своим домам. Маленькие, слабые по сравнению с еще не разбушевавшейся, но уже господствующей стихией. Ветер заглушал все прочие звуки, кажись, крикни, и себя не услышишь. Горе путнику, застрявшему в дороге: шатра не поставить, костра не разжечь. Мерзни, мокни, голодай, а

лучше

спеши искать ночлег.